— золотой от луча!
Пятна ржавые ярких расхлестанных листьев качались перед обескровленно мертвым.
Профессор Иван — с глазом, точно с открытою раной, стоял, опустивши главу, точно гостя высокого встретил; себе самому, как другому, внимал.
И ему Серафима:
— Смотрите-ка… С прифронтовой полосы; его мучили, били, едва ли не повесили; он обвинен в шпионаже!
— Невинно…
— Хампауэр, Иван.
Два Ивана!
Вдруг —
— трупы не плачут: —
— из белого из остеклелого глаза слеза, — человеческая, — в оке, видит он, виснет, отблещивая стекленеющим перлом: в перловые росы.
Слезе поклонился профессор Иван, потому что страданьем, как палкой, ударило; это — страданье Ивана Хампауэра, а не его!
Понял: совесть сознания — повесть страдания.
Томочка-песик
Однажды, полгода назад, кто-то в двери усиленно стал колотиться; профессор уставился с громким:
— Войдите!
Влетел —
— Никанор!
С независимым видом, как будто расстались вчера лишь, моргал перед братом он, ногу отставив, — таким гогольком:
— Здравствуй, брат!
И стремительно выпала из задрожавшего пальца очковая спица, чесавшая ухо профессора: брат, как на нос, ему сел.
Носы вытянув, стойку они подержали, как псы под забором (ногой — на забор); брат, Иван, приседал Никанору под нос и заглядывал глазками в глазки:
— Ты, — ясное дело?
Зашаркал с попышкой.
— Как видишь, — руками в карманы отчаянно всучивался Никанор.
Что же дальше?
Формальности: чмокнулись.
Брат, Никанор, называл, как и прежде, его:
— Брат, Иван!
Брат, Иван, с «Никанорушка» шаркал вокруг Никанора, бросая глазочек, как мячик, мальчишкой метаемый под колоколенный шпиц; Никанор же, пофыркивая на Ивана, на брата, глядел сверху вниз, как и прежде, когда брат обшил его: фрак ему сшил, шапоклак подарил.
С головы до пяты, до последней сорочки обшил, начиная с енотовой шубы, в которую брат, Никанор, исчезал; это было лет двадцать назад; Никанор государственное испытание сдал: в Петербурге.
Оказия: шуба исчезла, а брат, Никанор, голышом появился в Москве из Серепты, куда он заехал случайно.
Багаж стибрил жулик; но — брату — ни слова:
— Пустяк-с!
— Так себе!
— Предрассудок!
Хотя бы спасибо!
Ходил легкомысленно лето и зиму в тряпчоночке (плед полосатый), швыряя ее независимо в руки почтенных швейцаров гимназии, где стал служить.
И теперь прилетел независимо он.
— Как ты тут?
Будто не было черной заплаты, кровавого шрама, седин; брат, Иван, завернувши ноздрю, ею чмыхал:
— Да так-с: ничего-с…
— Вопрос — в том…
И — волчком завинтили они меж постелью и столиком: брат, Никанор, вокруг брата, Ивана; и столик у брата, Ивана, как у бегемота: —
— крах!
— бац.
И с блаженством носы в потолок запустив, друг о друге сужденья свои изложили: друг другу.
По-прежнему брат, Никанор, зашагал вокруг стола; и профессор по-прежнему тщетно гонялся за ним с кулаками по кругу:
— Всегда повторяю я: выломал, чорт подери, из себя нигилиста какого-то ты!
Никанор, как и прежде, парировал:
— Ум — хорошо, а два — лучше: ты, вот, математиком — и, как морской конек прыгал он, — вышел; я — вышел, — ерошился едко, — словесником.
С вызовом:
Кто из нас лучше, — так, эдак?
Но брат с кулаками его настигал в полукруге стола; и тогда, гонор сбавив:
— Я думаю, — он удирал от стола: взаверть, скоками.
— Думаю, что — оба лучше!
Дразнился за креслом.
Карьера учителя шла в нисходящей градации: Питер, Варшава, Саратов, Ташкент!
Спор, стремительно вспыхнув, стремительно же обрывался; отспорив, стояли: носами — друг в друга; и гладили бороды с нежным блаженством.
— Так!
— Вот!
И, — как прежде, сперва помолчав:
— Никанорушка, — что же ты думаешь делать в Москве, — брат, Иван, с приседанием.
— Да по финансовой части я думаю, — брат, Никанор, как в окоп, перепрыгнул за кресло: от столика.
— Именно, — что же-с? — выпытывал брат, наступая на кресло: от столика.
— Думаю в банке служить.
В Государственном банке, — не в банке с водой.
И пока Серафима Сергевна не выставила Никанора Иваныча, он, ощетинившись, тыкался.
Был он таков: в коридоре небрежное и запоздалое «мое почтенье-с» услышалось: издали.
Он — зачастил; он — влетел; он — ерошился.
— Тителев думает.
— С Тителевым, полагаем, решили: условились.
Переселение брата, Ивана, из этого дома, — решенное
