бы… Но в отделе кадров был ремонт, снесли всю документацию в подвал… Вы уж извините нас! Но, признаюсь, лучше вам было бы и не видеть… то, что осталось. Все-таки, девяносто лет, все-таки, огонь, дым, синтетика выделяет яд.
— Какая синтетика, позвольте узнать? — прикидывалась я дотошной и в своей дотошности препротивной.
— Ну… понимаете ли… сгорели занавески… синтетические.
— Зачем же вы вешаете эти опасные занавески?
— Кто же знал… ничего подобного не происходило до сих пор. Где сейчас нет синтетики? Всюду.
На меня он старался не смотреть.
В кабинет постучали. Вошла тетенька, которую я мимоходом заметила в приемной. Там она сидела за машинкой и отстукивала нечто, косясь, в бумажку. От неё на нас никакой вредностью не пахнуло — сразу позволила нам войти в кабинет, а сама пошла стучать дальше.
Сейчас же, когда она появилась, стало очевидно — нелепое это существо, как забавна и нелепа женщина, чей возраст близок к половине столетия, а она словно бы не догадывается. Или не хочет догадываться. Натянула желтые узкие брюки и все ещё мнит себя в обольстительницах. Оттого и кофточку носит изумрудного шелка с широким, глубоким вырезом, не догадываясь, что таким вот образом дает возможность уже никому не сомневаться в том, что кожа у неё отнюдь не первой свежести.
Впрочем, я недолго разглядывала эту кудреватую дамочку с выщипанными и наново нарисованными бровками.
— Что вам? — раздраженно спросил её Удодов.
— Я тут отпечатала, где прах… какое кладбище, в каком секторе могила, — неуверенно, сбиваясь, ответила она, глядя то на директора, то на Маринку с неуверенностью зависимого человека и смирившегося с этим своим положением.
— Оставьте бумагу, разберемся! — все так же недовольно оборвал её Удодов. — Идите занимайтесь своими делами, Валентина Алексеевна!
Маринка успела сказать ей «спасибо», пока она не скрылась за дверь. Сложила, спрятала бумажку в сумку. А я успела удивиться: такой интересный, в соку мужчина и держит в приемной не броскую девицу, что было бы как-то логичней, а почти что бабульку… Видно, на стороне погуливает, здесь, на рабочем месте, не позволяет-с…
— Держу, — как-то же догадался Виктор Петрович о моих тайных мыслях. — Жалко. Беженка. Со странностями… Но старается. — Посетовал: — Очень, очень подвела нас Ангелина Борисовна Вознюк, наш отдел кадров. Свалила весь архив в подвале во время ремонта. Еле-еле отыскали дело Мордвиновой с завещанием. Я вам говорил уже… Но в порядке борьбы за дисциплину, я хотел бы в вашем присутствии сказать несколько крепких слов этой Вознюк. Чтоб в дальнейшем она не допускала подобных оплошностей.
Он нажал кнопку. В дверь просунулась кудреватая голова секретарши с выражением испуга в глазах, в подскочивших бровках:
— Слушаю, Виктор Петрович!
— Ангелину Борисовну! Пусть поторопится!
— Сейчас, сейчас… Я быстренько… — заискивающе, видимо, чувствуя свою второсортность, пообещала она.
Зато красавица «Быстрицкая» не дала ему повода сомневаться в своей принадлежности к избранным, элитным представителям общества. Она вошла в начальственный кабинет легким шагом, выбрасывая ноги «от бедра», как требуется от каждой настоящей женщины, желающей произвести впечатление на мужчин. Темно-синее шелковое платье в обтяжку отчетливо прорисовывало изящный контур её совершенного тела. От неё пахнуло хорошими духами.
Удодов предложил ей сесть. Она села, положив одну длинную ногу на другую, ни на миг не преклонив голову, коронованную высокой прической. Ее большие глаза со вниманием устремились точно к глазам начальствующего мужчины.
— Нехорошо получилось, Ангелина Борисовна, — сказал Удодов. — Нехорошо. Имею в виду папки с делами… с завещанием Мордвиновой-Табидзе… Я бы на вашем месте извинился перед родственниками, имею в виду наследницей.
«Быстрицкая» дернула плечиком, тяжко вздохнула, словно сбросила с себя груз, произнесла, покосившись на Маринку:
— Извиняюсь… Но сами знаете, эти маляры спешили ужасно, я еле уберегла эти самые папки, а то бы они все их белилами заляпали. Хорошо, Володя помог…
— Володя, Володя… дыхнуть парню не даете, все пользуетесь, раз он отказать не умеет, — проворчал Удодов. — Хорошо. Идите.
Мысль: «Чем сладок труд в Доме престарелых для такой ягодки? Здесь же и оплата убогая… Во всяком случае, если бы на выставке работала — уже бы получала прилично».
И опять Удодов ухватил за хвост мою мысль, едва «Быстрицкая» удалилась.
— Уходить собралась от нас. И уйдет, к сожалению. Чем мы особенно можем удержать? Мы, признаюсь, эксплуатируем её внешность. Я лично брал её с собой в те органы, где надо было что-то выбивать для Дома, к предположительным спонсорам тоже… Чтоб черствые души смягчала. Приходится, приходится всячески изворачиваться, в такое время живем… Где же, однако, нотариус? — поднес ближе к глазам запястье с часами. — Пора ей…
Дверь распахнулась, и, шурша какими-то развевающимися хламидами болотного цвета, в кабинет ворвалась дама лет тридцати трех с сумкой-портфелем через плечо. Дверь она оставила открытой.
— Здравствуйте. Готовы? Пошли! Где понятые?
— Сейчас, сейчас, — заторопился Удодов. — Валентина Алексеевна! Ко мне опять Ангелину Борисовну и сестру-хозяйку!
Удодов встал. Было ясно, что дама с сумкой-портфелем — нотариус, но он уточнил:
— Марина Васильевна… Ольга Владимировна, знакомьтесь, это нотариус…
— Айвазова Лия Марковна, — четко отрекомендовалась деловая дама с мясистым носом и большими, темно-карими глазами.
Удодов пригладил ладошкой полировку стола и счел необходимым сообщить:
— Все произошло… имею в виду пожар… внезапно, никто не ожидал. Меня сразу вызвали по телефону. Я был в театре на Леонтьеве, меня там нашли, я сразу же на машину… Концерт не дослушал… сразу сюда. Сам уже вызвал пожарных.
— Получается, — подала голос Маринка, — все горело и все здесь ждали вас? Почему же сотрудники не вызвали пожарных?
— Видите ли, — Удодов открыл ящик стола, вынул оттуда и надел очки в золоченой оправе, — видите ли, они не решились делать что-либо без меня… Я же приехал очень быстро.
— Странно, — сказала Маринка.
— Видите ли, — Удодов очки снял и аккуратно сложил дужку к дужке, — видите ли, сотрудники сами сначала пытались потушить… я тоже попытался… Мы были в шоке. Этим можно объяснить. Многие сотрудники проявили себя при тушении самоотверженно. Шофер Володя опалил волосы, секретарь обожгла руку, уборщица Лида надышалась дыму и никак не могла прокашляться. Я всем им объявил благодарность. Пожарных мы вызвали… ну минут через десять, не позже, я вызвал, они приехали, залили.. Как, как вас зовут? — обратился к нотариусу. — Лия…
— Марковна, — подсказала та без обиды.
— Хочу проинформировать вас, уважаемая Лия Марковна… когда пожар был потушен, мы, то есть медсестра наша дежурная, мой шофер Владимир и я, вместе с инспектором госпожнадзора вошли в квартиру Мордвиновой-Табидзе и изъяли все ценное… На всякий случай, то, что попалось на глаза… Я взял все это… ну, кольца там, бусы… и положил в коробку, а коробку спрятал в сейф. — Удодов показал рукой на металлический ящик в углу. — Я, конечно, не знаю, не разбираюсь, действительно ли это ценное и насколько, но собрал, собрал.. Все-таки в сейфе надежнее. Может быть, с этих вещей и начнем?
— Не совсем понимаю, зачем вы собирали эти вещи… но, разумеется, если…
— Это же второй этаж! Кто-нибудь проговорится, и кто мне мог дать гарантию, что воры не влезут?
