— Перезвоню! Народ! — пообещала, принимая от Михаила букет белых хризантем.
— Пришел сказать тебе, что такое Сливкин и где он сейчас. На! Держи!
Вынул из кейса журнал, американский. Во всю страницу — лысый господин с бокалом вина в руке. На указательном пальце перстень с камнем. Камень голубоватый, величиной с пращу микеланджелевского Давида.
— С английским не в ладах? Читаю: «Известный русский бизнесмен Борис Владимирович Сливкин, находившийся двадцать дней в бразильской тюрьме и подозреваемый в связях с наркомафией, выпущен на свободу за отсутствием прямых улик».
— Но ведь это же смешно! Один перстень чего стоит! Это же абсурд! Чего молчишь? Уж его-то должны были засадить!
— Мало ли кого должны… Ты вон давно б должна была написать если не книгу, то хотя бы статью обо всей этой истории. Я так и думал. А ты тянешь чего-то… Чего теперь-то тебе не хватает?
— Михаил, Михаил, — сказала я, — если бы ты знал, как мне не хватало этого журнала со Сливкиным! Если бы ты только знал, как ты вовремя его принес! Как незакатно сияет его чудовищный перстень! Как чудесно лоснятся его жирные щеки! Как достойно поддерживает его круглую, бритую голову короткая шея! С каким смаком плюнул он на всех нас! Как презирает даже эта его бородавка всех следователей- расследователей, которых он обдурил!
… В ту ночь я не спала ни часу. К утру закончила отстукивать черновик материала под названием «Старость — радость для убийц», где попыталась развернуть всю эту эпопею, где действовали отпетые циники, где мертвые старухи служили шкатулками для героина, где столько смертей, крови, людской безоглядной алчности, неукротимых порочных влечений, слепых, ожесточенных желаний, низменных страстей, изощренных, по-своему талантливых выдумок, изобретательных ходов в игре, где выигрывают только самые хищные, а проигрывают не способные даже догадаться, что вокруг давным-давно разрослись настоящие джунгли, и следы когтей принимали за чирканье лапок птички-колибри…
Вот что у меня получилось:
«Если бы я услыхала об этой истории от кого-то постороннего, то не поверила бы в неё нисколько. Мне показалась бы она придумкой больного воображения, „страшилкой“ из раздела черного юмора.
Но вышло так, что я сама, как говорится, «влезла» в события, которые иначе, как кошмаром, не назовешь.
Впрочем, пока не стану объяснять, почему я «влезла», какой случай стал тому причиной. Попробую кратко изложить сюжет трагедии, вернее серии трагедий, задуманный и осуществленный с удивительным успехом.
Итак: жила-была в одном дальневосточном городе актриса, работала в местном театре. Одно время играла даже главные роли. Но особыми способностями не отличалась. Довольно скоро (история случилась в начале семидесятых) её, Ксению Лиманскую, заменили на молодую, яркую, Анжелику Стеблову. Наша же Ксения, казалось, легко пережила «отставку», ничуть не огорчилась, во всяком случае, очевидцы уверяли, что «с личика не спала», улыбаться не разучилась. По жизни она немножко пела, немножко танцевала, и потому, когда её пригласили выступать в ресторане, — согласилась. Ресторан был новый, эстрада красиво убрана, оркестрик сплошь молодые, интересные парни. С жильем, как обычно, как всегда, как везде в России, было туго в том городе. И какое-то время ей разрешили по-прежнему жить в тесной комнатенке общежития, где ютились театральные. Свидетели потом говорили, что в ту роковую для Анжелики ночь она, Ксения, в блестящем от стекляруса, «рыбьем» платье, пританцовывая и напевая, ушла из общежития и не вернулась до самого утра. Но именно в ту ночь сгорела молодая «героиня», уснувшая после спектакля в своей комнатенке крепким сном. Причиной стал… кипятильник, который она, видимо, забыла вынуть из розетки…
Ксения Лиманская продолжала петь в ресторане. Она была очень честолюбива, мечтала о славе — и славу эту получила. Геологи, выходящие на свет Божий из глухой тайги, нефтяники, заезжие деньготраты, юнцы, почувствовавшие вкус к красивой жизни, — все они были поклонниками Лиманской, все зазывали её к своим столикам и просили «пригубить». Она поначалу отказывалась, потом шла с охотою. Ей понравилось восседать во главе мужских застолий. Она и не заметила, как пристрастилась к питию…
Но когда от неё ушел четвертый «любимый мужчина», и сама она, потрепанная жизнью, оказалась ненужной ресторану, — призадумалась.
В этом состоянии её нашел в привокзальном буфете заезжий господинчик, тоже задумавшийся, «делать жизнь с кого». В прошлой жизни он побывал и врачом-психиатром, и торговцем, и картежником. Он садился в поезд во Владивостоке и по пути успевал втянуть в игру каких-нибудь «лохов» с деньгами. Он обладал даром гипнотизера, умел убедительно объяснять, отчего ему следует доверять и немедленно включаться в игру. В конце концов его, Виктора Петровича Удодова, посадили. Он отсидел два года. Вышел удрученный. Срок ему, привыкшему к легким победам в картах и над женщинами, дался нелегко. Он не хотел больше валяться на нарах и давить клопов. Ксения Лиманская поддержала это его решение. Шел год восемьдесят шестой. Народ жаждал перемен к лучшему. Горбачев объявил «процесс перестройки». В результате среди прочих новшеств появилось и быстро размножилось племя экстрасенсов, парапсихологов, ясновидящих, способных по их уверениям, излечивать любые болезни и недуги, а не то оказывать прямо-таки магическое воздействие на все виды порчи, проклятий, последствий приворотов и магических попыток извести соперницу, ну и так далее. И никто им не ставил преград в деле общения с доверчиво-дебильноватыми гражданами и гражданками. Ксения и Виктор смекнули, что у них есть шанс выиграть по-крупному, если будут работать в паре. Локомотивом процесса стала энергичная, сметливая дама. Она легко договаривалась с типографиями, где ей задешево делали шикарные афиши «Только один раз! Знаменитый на всю страну экстрасенс В.П. Удодов-Добролюбов, потомственный целитель, могущество мудрости и тайных знаний которого передавалось из поколения в поколение, из века в век! Уникальные возможности его энергетических сил навсегда освободят вас от воздействия всех видов порчи и сглаза, гарантируют скорое выздоровление!»
Они свой план выполняли и перевыполняли. Залы Дворцов культуры и Домов культуры, где давали «сеансы», были переполнены. Ксения умело подбирала «демонстранток», которые перед каждым выступлением «потомственного целителя» убедительно, со слезой благодарности, рассказывали со сцены о своем чудесном выздоровлении. Когда уходили — в их сумочках хрустели денежки, ловко засунутые туда Ксенией в укромном уголке закулисья.
Однако жизнь не стоит на месте. Постепенно изъяли из голубого окошка телевизора даже поселившегося там, вроде, навечно Кашпировского… Нашу же деньголюбивую парочку, кочующую по городам и весям уже даже с собственным небольшим гаремом, засекли соответствующие органы, а в газетах там, тут появились живописания их весьма колоритных похождений. Выяснилось, что «потомственный целитель» очень любит молоденьких девочек, а его дама-ассистентка пригрела на своей груди очередного молоденького мальчика…
Афиши пришлось уничтожить… «Гарем» разбежался по родительским домам… Думали, гадали Витя с Ксюшей, что предпринять дальше, непременно предпринять, — так как в воздухе уж до того сильно пахло большущими деньгами, так сильно, что дух захватывало… Особенно крепкий, сладкий запах «зеленых» несся со стороны Москвы… И очень как-то кстати Витя, которому исполнилось в девяносто втором году сорок пять, вспомнил вдруг, что в Москве проживает… или должен проживать старший брат его умершего отца.
Решительные люди, без комплексов, они сели в поезд и поехали в столицу нашей Родины. Дядя Витю, само собой, не узнал, но поверил, что он его племянник, едва Витя, умудренный всяческим опытом, выставил перед ним сразу четыре бутылки коньяка… Дядин запой длился дней десять. Они сразу сообразили, что это очень хорошо. Конечно, дядину квартиру нельзя было назвать хоромами — маленькая «двушка», да на первом этаже пятиэтажки… Но время было хорошее, не пойми какое время, все спешили чего-ничего схватить, прихватить, прихватизировать… Остается тайной, как Витя стал совладельцем дядиной жилплощади, но стал. а дядя сгорел. Подвел вспыхнувший телевизор. Хорошо, что квартира не сгорела, а так, слегка… Витя и Ксения очень кстати вернулись из театра и успели сами потушить пожар. Но дядю спасти не удалось. Дыма наглотался. А может, перепил дрянной водки. За столом умер, а на столе бутылка… И кому надо было копаться, отчего да почему? Чего жалеть алкашей, если их и без того невпроворот? Только позорят столицу нашей Родины Москву! Очищать её от всякого нежизнеспособного сброда — святое дело! В этом и Витя, и Ксюша были убеждены. Как и в том, что огромную роль в жизни
