столов. В центре, у его прибора — маленькая карточка в серебряной оправе с его именем. У соседнего прибора по левую руку — такая же карточка с фамилией Старцева. Справа же садится серебристая красавица. Вытянув шею, Малышев заглядывает в ее карточку. О господи! «Ариадна Кукулина».
— Садись, Анюша! — говорит Старцев маленькой русоволосой женщине, косясь на официанта, норовящего придвинуть даме стул — ухаживать за женой он предпочитает сам. — Не напиться ли нам сегодня? — спрашивает он, наклоняясь к Малышеву.
— Запросто!
Садящийся напротив Денисов горячо поддерживает начинание.
Высокооплачиваемый тамада, известный как большой специалист по корпоративным праздникам, нес возвышенную околесицу. Публика взволнованно слушала.
— Красивое имя — Ариадна, — шепотом обратился Малышев к актрисе. — А уменьшительное есть?
Она улыбнулась своей знаменитой улыбкой, по которой ее узнавали в любом гриме. Улыбка недвусмысленно намекала на возможность немедленного грехопадения:
— Есть. Но мне не очень нравится — Ада. Слишком инфернально.
— Ну, почему же… Девять кругов Ады — звучит заманчиво. Ада. Отрада. Награда. Услада…
— Смело! — оценила собеседница, тихонько засмеявшись.
Смех уже не намекал на грехопадение. Он просто требовал его. «А может, праздник все-таки удался?» — подумал Малышев.
— Так выпьем же за великую и нерушимую империю «Росинтера»! — возгласил тамада, и будто сказал «отомри» — загомонил, зазвенел, зашевелился замерший было зал.
Выдержать пафос первых тостов — дело не из легких. Но тех, кто выдержит, ждет приятный бонус.
Когда участники застолья уже достигли нужного градуса, когда раскованы и оживлены речи, когда слабеет центростремительная сила коллективного веселья и образуются группы и группки о чем-то своем говорящих людей, начинается самое интересное.
Можно пристать к одной компании и провести остаток вечера за спорами о перспективах рынка стального проката, можно обсудить с другой компанией чрезмерную тягу стареющих кутюрье к тематике семидесятых, продемонстрированную на последних дефиле в Париже. Но лучше всего двигаться от компании к компании, от столика к столику, из Зеркального зала — в сигарную комнату, из бильярдной в танцзал — и слушать, слушать, слушать…
— Значит, завтра поднимаю документы, — быстро чиркает в блокнотике брюнетка в бледно-лиловом платье, — Линию защиты будем вырабатывать вместе с Чарушиным.
— Хорошо, Тамара. Пометь сразу несколько моментов. Первое — постарайтесь акцентировать внимание на том, что в девяносто шестом генпрокуратура уже давала свое заключение по аукциону. Второе — мы соблюдали те законы, которые действовали в тот момент. И даже если это были неправильные законы — обратной силы они не имеют.
— Да, Олег Андреевич, поняла.
Брюнетка в бледно-лиловом платье — директор правового департамента «Росинтера» Тамара Железнова. Юридическая чистота сделок, защита интересов Корпорации в судах и контролирующих органах — ее епархия. С первых дней создания «Росинтера» она — рядом со Старцевым.
— Но все это — завтра, — напоминает ей шеф, — А сегодня у нас — праздник.
Тамара улыбается, гася ресницами золотые искры в глазах. Знает она эти праздники накануне войны…
— …Скажи мне, Овсянкин, что у нас с договором на реструктуризацию долга «Bank of New-York”? От них все документы пришли? — спрашивает Малышев, покусывая шпажку от канапе.
Веселый кудрявый толстяк, председатель правления Росинтербанка Паша Овсянкин, известный в Корпорации под кличкой Овсянкин-сэр, жизнерадостно улыбается:
— Нет еще, Сергей Константинович… Ой, мама, выньте вы изо рта эту гадость, я вас прошу! — он страдальчески морщится, глядя на изжеванную шпажку, — Вы сейчас испортите все зубы…
— Паша! — выкинув к черту никуда не годную штуковину, Малышев нежно берет его за лацкан, — Не стоит волноваться за мои зубы. Лучше напряги свой нетрезвый мозг и ответь — почему не пришли бумаги? В чем проблемы?
— Так нет никаких проблем, Сергей Константинович! — пожимает плечами толстяк, — Все по плану. Юридическая экспертиза. Недовольных нет. Новых требований никто не выдвигал.
— Ага, — бормочет Малышев.
Недовольных нет, значит. Еще бы! Партнеры должны быть счастливы, что после дефолта и последующей реструктуризации банка получили назад хотя бы двадцать процентов денег, оказавшихся на счетах банка в августе девяносто восьмого. Клиенты многих других структур, дотла прогоревших в кризис, не получат и этого. Посему — недовольных нет.
— Я прошу прощения, Сергей Константинович, — Овсянкин-сэр осторожно высвобождается из цепких рук шефа, — А вон та фея в серебристом платье не вас ли случайно ищет?
Рассеянно с кем-то кокетничая, Ариадна Кукулина глаз не сводит с Малышева.
— Что? А, да. Спасибо, Паша, — невпопад отвечает президент банка, направляясь к даме сердца…
…В углу Зеркального зала за одним из маленьких столиков Старцев беседует с худощавым гражданином в круглых очках, с эспаньолкой и наголо бритым черепом:
— Вот коротко суть заявления. Теперь, Леонид, я хочу, чтобы вы до десятого подготовили обойму материалов для газет. Месседж следующий: нельзя допустить, чтобы был создан прецедент национализации частных предприятий. Если государство намерено ужесточить контроль над продажей госсобственности — пусть ужесточает его сегодняшним числом. Ясно?
— Так точно, Олег Андреевич, — кивает бритый господин, — Один вопрос — от лица Корпорации мы какие-нибудь заявления делаем?
Леонид Щеглов — директор департамента информации и общественных связей Корпорации — бывший сотрудник ГРУ, капитан запаса.
— М-м-м… — хмурится Старцев, — Не знаю. Надо думать. К десятому решим, отдыхай пока.
— Есть отдыхать! — отвечает Щеглов.
— Какая песня чудесная! -улыбается Ариадна, мечтательно щурясь.
Песня действительно замечательная. Что ж, война войной, а праздник праздником.
— Так пойдемте, потанцуем, — галантно предлагает Малышев.
В танцзале полутемно и народу негусто. Играет живой оркестр, пары слаженно скользят по натертому паркету. Это вам не дрыгалки в дискотечном чаду.
Ариадна выразительно прижимается грудью куда-то к солнечному сплетению. Сверху Малышеву виден только пробор в волосах и много-много тугих локонов.
— О! — говорит Ариадна, чувствуя, как легко ведет ее Малышев, — А вы отличный партнер!
— Спасибо. Жаль, что это не слышит Олег.
— Олег — это Старцев, да? — переспрашивает Ариадна, поднимая глаза и стараясь повернуться чуть боком — ей не раз говорили, что в таком ракурсе ее божественный носик смотрится особенно выигрышно, — Вы с ним партнеры, да? Меня всегда удивляет, как люди могут годами работать вместе. Я вот чуть не на каждой картине с режиссером ругаюсь. Не потому, что я какая-то особенная стерва. Просто, работа напряженная, все на нервах… А вы с господином Старцевым давно работаете?
— Давно. Девять лет. С момента основания.
— Минуточку, — Ариадна морщит лобик, — Так ведь корпорации сегодня только семь исполняется…
— Ну, я имею в виду основание другого проекта…
Она кивает и чуть теснее прижимается плечиком:
— И ни разу не ссорились?… А, понимаю — вы, наверное с детства дружите. У мужчин почему-то такая дружба — самая крепкая…
— С детства мы дружим с Сашкой, — поправляет ее Малышев.
— Сашка — это кто?
— Это вон тот, мелкий. Губернатор одного маленького, но очень гордого автономного округа. —
