всех, кого это не устраивало. Начиная от визиря и далее по списку: Шехмет, Али Каирская ртуть, Далила- хитрица, Зейнаб-мошенница, слуги, рабы, жёны и наложницы, войско и стража. Всем им следовало найти хоть какое-то занятие, дабы не путались под ногами…
Мозгом заговора, как всегда, был мой внезапный гость, сказочник и балагур, домулло и эфенди, герой народного эпоса Ходжа Насреддин. Но стоп, не будем хвалить этого восточного лиса раньше времени, тем паче что его хвалёный план раз сто трещал по всем швам и корректировался на ходу…
Когда две рослые ханум («ханумки» звучало бы более интригующе, но ладно…) выбрались из еврейского квартала, чётко обговорив с ребе Забаром время и место будущей встречи, за ними уже никто не гнался. Старый еврей пошёл своей дорогой, он тоже понимал, что ребятам нужно время, и сам, от греха, прикрыл лавочку, сныкавшись у той самой бабушки, к которой понесла пирожки его красавица-дочь. Когда надо, евреи при всём своём любопытстве и неуёмности языка прекрасно умеют хранить секреты — ведь, если помните, ребе не сдал ни один болтун в кипе и с пейсами…
— Ходжуля, есть план, как попасть во дворец?
— Конечно есть, о мой недалёкий, но всё равно за что-то любимый брат. Дай только дойти до шатра нашего славного Ахмеда, отдышаться, выпить чаю, привести в порядок мысли и…
— Короче, плана нет?
— Но есть идеи! — значимо прищёлкнул языком домулло. — Нужно опоить банджем охрану дворца…
— Всех?! Их там больше сотни!
— …отвлечь городскую стражу танцами живота…
— У Шехмета больше двух сотен стражников, каждому дадим по танцовщице?!
— …или пожаром, и…
— И спалим на фиг половину Бухары! Тебя точно зовут Ходжа, а не Нерон?
— …перелезть через стену дворца, поднять суматоху и панику, выгнать всех на улицу, найти сокровищницу, отыскать там пузырёк с остатками зелья, передать его мне и смело бесчестить гарем! Как устанешь, возвращайся, я буду ждать тебя в чайхане с вином и кебабом на палочках. Но не обижайся, если я выпью пиалу-другую до твоего возвращения…
— Да на здоровье, — со вздохом разрешил бывший москвич. — С твоим «продуманным планом» можешь всех угостить за помин моей души. Стратег хренов в парандже!
— На себя посмотри, э? Ты вообще ничего не предлагаешь! И на женщину ты не похож, и походка у тебя, как у горбатого павлина, и ноги кривые, и… и…
То есть до палатки башмачника соучастники так и дошли — не спеша, не утруждаясь бегом по жаре, не обливаясь солёным потом и не прекращая непринуждённой дружеской болтовни. Правда, Насреддин уже начал переходить на личности, а Оболенский бы такое нипочём не спустил, но всерьёз ссориться ни тот ни другой не намеревались. Так, изливали адреналин, не до конца реализованный в еврейском квартале.
— Как думаешь, они догадались покормить двух ослов?
— Если ты о Рабиновиче и эмире, то думаю, да. А если о том, что ради нас они готовят пир, то…
Неправыми оказались оба. В том смысле, что увиденное настолько ошарашило Льва и Ходжу, что аппетит у них пропал резко и надолго. Во-первых, в шатре дрожали два стреноженных ишака с перепуганными мордами и кляпами в зубах! Во-вторых, столь же надёжно связанный Ахмед с заткнутой в рот собственной тюбетейкой валялся на полу, ногами в холодном плове, а головой в готовой башмачной продукции. Его жены и маленькой дочери видно не было. Но в принципе дедуктивным методом можно было предположить, куда они направились и что им за это светит…
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
У каждой радости свои гадости. Вроде только полапал, а уже — папа…
— Итак, буквально пара-тройка несложных вопросов. Кто тебя так красиво увязал? Судя по богатству и разнообразию узлов, это какой-нибудь моряк или мастерица макраме? И куда делась твоя красавица-жена с милашкой-дочерью? Это я так, на всякий случай, вдруг они рядом? Если ты меня правильно понял — кивни!
Ахмед издал нечленораздельное мычание, подмигнул поочерёдно левым и правым глазом, чихнул, пожевал кляп и резко повернул голову налево.
— Он кивнул? — не понял Лев.
— Нет, он назвал тебя козлобрюхим тушканчиком, застрявшим в выходном отверстии пустынной ящерицы-варана, и призвал Аллаха в свидетели своих слов.
— Не ври, Ходжа, я же обижусь и пну его!
— Давай мы оба пнём, с разбега, — охотно поддержал домулло, и башмачник вытаращился на него, как на изменника всего мусульманского мира.
Он мигом выплюнул кляп, легко выскользнул из верёвок, вскочил на ноги и сжал кулаки с криком:
— Я буду защищаться, волки безобразные!
— Вот видишь, уважаемый, этот нехороший человек, этот неверный муж, этот фальшивый друг и незаботливый отец просто притворялся. Наверняка благородная Ирида аль-Дюбина отправилась поговорить с госпожой Зейнаб о том, как её одежда оказалась на чужом супруге. А он, зная, что Ириду ответ её не обрадует, связал наших ослов, связался сам и лежал, вызывая жалость, уже придумав страшную сказку о том, что его избили и ограбили. Жена с дочкой проявили бы жалость и не прибили бы его сразу, а уж потом…
— Это ты… это вы… это не я! — взвыл уязвлённый в обе почки сразу недавний торговец аладдинистыми тапками. — Вы во всём виноваты! Вы меня втянули, напоили, бросили, заставили пойти за этой порочной женщиной, возлечь с ней и… и… Я не виноват!
— О, так там что-то было?! Колись, братан, и какова эта корова в постели?
— Чего он хочет от честного мусульманина?! — взвизгнул Ахмед, бросаясь на колени перед невозмутимым Ходжой. — Зачем говорит обо мне, что я «джага-джага» с коровой в постели делал! Не было там никакого домашнего животного!
— А Зейнаб? — напомнил домулло.
Ахмед начал биться узким лбом об землю так, что из ковра полетела пыль. Его трудновоспроизводимые вопли и стенания в целом сводились в одну простенькую тему: да, он пришёл куда- то с какой-то женщиной, они разделись, она разлила вино на две пиалы, отвернулась зевнуть, а он, видимо, возможно случайно, не думая, для смеха поменял пиалы местами. В результате чаровница рухнула, не допив до дна. Башмачник умудрился вспомнить, что его ждут дома, и, наскоро во что-то одевшись, на автопилоте добрался до базара.
Больше он не помнил ничего вплоть до сегодняшнего утра, когда его дражайшая супруга устроила допрос тем, кто в четыре руки толкнул его на путь греха. И хотя самого факта прелюбодеяния вроде бы зафиксировано не было, но могучая Ирида была решительно настроена найти дом, где поселилась мошенница Зейнаб, и уточнить всё из первых уст. Что-то вроде тихого разговора в туалете между нами, девочками. Для чего она надела кольчугу и шлем, опоясалась саблей и дала малышке настоящий ножик, а уходя, пообещала ему вернуться, дабы сравнить две версии произошедшего со слов обеих сторон, непонятно…
— Нам пора, — заторопился Лев. — Кончай болтовню, пошли их искать, пока там мама с дочей гору трупов не наваляли. Эта мелкая Рэмбо пол-Бухары перережет и не поморщится…
— Не смей клеветать на моё невинное дитя! — тигром бросившись на Оболенского, взревел Ахмед.
Насреддин, задумчиво качая головой, позволил этим двоим помесить друг друга и выпустить пар. Но
