размыкая глаз, не изменяя дыхания, даже не напрягаясь, я одним движением поймал её за язык, начавший ощупывать мою шею, и в доли секунды затянул его узлом на крючке для одежды. Вот теперь можем и побеседовать…
– Къясафчик, ты это сё? Ты сё тфорись, а?
Вместо ответа я для пущей надёжности прижал узел рукой. Противно, но чего не сделаешь ради собственной безопасности.
– Пусти бабуську, хуиган, я милисию пософу! – осторожно шевеля губами, поугрожала она. И правильно – язык был натянут, как струна, а зубы у ламий острее бритвенных лезвий, одно экспрессивное предложение, и сама себя немой оставит. Для их породы это смерть, ламии завораживают и убаюкивают разговорами.
– Не хосесь язгофаифать… Ядно… – Теперь ламия попыталась изобразить уже дружелюбную улыбку и подмигнуть. – А мовет, ты с саду пъистоисся? Я тефушка коящая-а…
– Какая?! – не сдержался я.
– Коящая, как оконь! Ф постеи стластная, нисево не стефняюсь, беи меня как хосесь!
О-о нет… На такие расклады я нипочём не подписывался. Всевышний не поймёт, не простит и не оценит. Возможно, на земле действительно «некрасивых женщин не бывает», но ламии – это отдельная песня. Старая, толстая, уродливая… Не песня, ламия!
– Не хосись? Стданно… фсе хотели, и фсе тофольны пыли… пока шили…
– Пока жили, – догадался я.
И смех и грех, но древняя ведьма её уровня способна вытянуть все жизненные силы мужчины любым местом. Надеюсь, вы целомудренны и искренне не понимаете, о чём я? Хотя на что я надеюсь? В двадцать первом веке, с вашими-то информационными технологиями, прости их, Господи…
– Ф поседний аз кофою – отпусти! Хузе будет! Я тебе мфтить буду, фсю зызнь испоканю! Отпусти бабуську, маньяк!
Собственно, над этим я сейчас и раздумывал, прикидывая размеры щели меж дверью и косяком и опущенного окна. Вроде у окна даже пошире. Но проверить можно только экспериментальным путём…
– Фот и умниська, фот и послусался, – радостно забормотала ламия, когда я аккуратнейшим образом отвязал её язык от крючка, но крепко сжал в кулаке. После чего соскочил одной ногой на узкий столик, хотел спросить, умеют ли ламии летать, потом передумал и молча выпихнул уродливую старуху из вагона.
– Я ж летать не умею-у… – злобно донеслось из чёрной ночи, но быстро стихло под стук колёс.
Хм… получается, надо всё-таки было спросить. Хотя, с другой стороны, что бы это изменило? Всё равно мерзавку пришлось бы выкинуть…
– Не спится? – заботливо поинтересовался Вик с соседней полки.
– Да вот… как-то… не очень, – невнятно буркнул я, только сейчас почувствовав, что моя босая пятка скользит в чём-то жирном и ароматном.
– Там твоя Сильвия пирожное с заварным кремом на утро оставила. – Наглый вампир любопытствующе свесился с полки и тихо присвистнул. – Да ты его просто растоптал! Суровая борьба за талию подружки?
– Моё пирожное! – мигом вскинулась сонная герцогиня, переходя в сидячее положение с пистолетом в руках. – Кто говорил о пирожном? Где пирожное? Не шутите со мной такими вещами, я из Черногории, стреляю на голос, шорох, тень, силуэт, запах и… и… короче, лишь бы стрельнуть!
– Моцарт, что с вами? У вас вся нога в креме, – в унисон влезла и нежная Рита, нашаривая на том же столике свои очки. – Хорошо ещё вы на них не наступили. А знаете, при этом лунном освещении вы так романтично смотритесь…
– Он затоптал пирожное Сильвии, – сдал меня Вик.
– Ну и что? Зато он такой… такой красивы-ый… Честное слово, будь я в вас влюблена, я бы наверняка слизнула вон ту крошку с икроножной мышцы и…
Развить мысль дальше девушке не удалось. Сильвия обрушила на неё подушку и, грозно рыча: «Это моё пирожное!», кинулась душить подругу. Я кое-как спрыгнул вниз и вытер ногу чьим-то полотенцем. Ламия мгновенно накладывает чары сна, но зато и слетают они столь же быстро.
– Могу сходить за чаем? – предложил я.
– Лучше принеси холодной воды и обольём этих двух озабоченных кошек, – язвительно посоветовал Вик.
Драка внизу мгновенно стихла. Я быстро выскользнул за дверь, а обе красавицы объединёнными усилиями в две подушки ударили по вампиру! Он не остался в долгу, примерно полчаса к нам в купе лучше было не заглядывать лицам, страдающим аллергией на перья и пух…
А ещё через три часа поезд подъезжал к большому вокзалу незнакомого города. В отличие от Волгограда, я не почувствовал здесь ауры неупокоенных душ. Как я уже знал, в самом Саратове не было войны, немцы бомбили этот город, но не вошли в него. А там, где не кипел кошмар уличных боёв, сам воздух пахнет иначе. Но то, что я ощущал на Мамаевом кургане, как и на подходах к нему, когда сама земля до сих пор не верит, что взрывов больше не будет, вряд ли смогу забыть…
В Саратове дышалось легче, солнце ещё только-только вставало, поэтому мы вывалились из вагона сонные, как зимние мухи. Кроме Вика, естественно. Наш вампир, бодренько побегав по привокзальной площади, быстро сторговался насчёт такси, и меньше чем через полчаса мы уже заходили в небольшой уютный отельчик «Богемия» в самом центре, на шумной исторической улице, где даже в такую рань вовсю суетились люди.
Как я понимаю, номера для всех зарезервировал Викентий по Интернету с сотового. Пока поднимались на второй этаж, я с тихой ненавистью слушал, как моё «имя-отчество» на все лады склоняли две гогочущие девушки на рецепции. Похоже, я всё-таки дам в морду Вику за такой паспорт. Пусть переделывает, не хочу быть Мойшей Теймуразовичем!
Нас представили как две семейные парочки, хотя сам Викентий настаивал, чтобы мы поселились мальчик с мальчиком, девочка с девочкой. Ну вроде как ещё со времён Королевы проклятых вампиры предпочитают однополых партнёров. Если верить знаменитой в эти времена Энн Райс, два вампира- любовника Луи и Лестат такое в общем гробу вытворяли, что у меня банальной фантазии не хватит даже представить. Хотя там фантазия нужна уже не банальная, а больная…
Тем более что сейчас на меня свалились куда более важные проблемы, чем все вампирские войны мира! Вернее, одна проблема. Рыжая. Гневно раздувающая ноздри и пытающаяся просверлить во мне пылающими глазами две дырки.
– Моцарт, нам надо серьёзно поговорить.
– Да, Сильвия, – кротко согласился я.
– Сядь. Это надолго.
Я сел в кресло. Она сложила руки под грудью и, чеканя солдатские шаги, начала издалека:
– Слушай, ты меня знаешь. Я не из тех, кто будет ходить вокруг да около. Меня учили сразу брать быка за рога или… ну, короче, за что подвернётся, лишь бы не вырвался. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я?
В моём воспалённом мозгу вспыхнула жуткая картинка – Сильвия держит быка… мм… не за рога, а он вырывается и мычит уже фальцетом. Прогоняя страшное видение, я замотал головой, и она логично расценила это как знак отрицания.
– Хорошо, давай вообще отложим все аристократические церемонии и будем говорить напрямую. Кто она?
Я поднял на неё изумлённый взор, но черногорскую инквизиторшу это не удовлетворило.
– В глаза мне смотреть! Не жмуриться, не отводить взгляд, не моргать и не елозить задом – я всё вижу! Последние два дня ты словно не в себе. Ты мечтателен, рассеян, не смотришь под ноги…
– Я смотрю под ноги!
– А кто наступил на моё пирожное?! – Герцогиня возвысила голос, полный праведного негодования, но тут же припустила нотку жалости: – Милый, ты устал, тебе надо отдохнуть, ты уже не похож на того бесстрашного героя, что прикрывал мою спину в Будве, пока я разбиралась с теми дешёвыми фиглярами в алых мантиях! Эта любовь подточила твои силы.
Я молча рухнул лицом в ладони. Боже, что она несёт? Откуда? С чего вообще? И за что, за что мне
