недружелюбной Польши, блюли удвоенную осторожность.
Как повсеместно известно, поляки приветственно распахнули объятия свои Наполеону, обещавшему им «национальную независимость». На алтарь борьбы за мнимую «свободу» под пятой узурпатора была брошена несчастная Мария Валевская. Ходили слухи, что её долго уговаривали и нетерпеливый Бонапарт взял её, бессознательную от отвращения к нему, словно жестокосердый солдат в покорённой крепости.
Польша получила право участия в новом походе императора и клятвы на передачу всей Малороссии и солидной части русских земель. Теперь-то ясно, что французы ни за что не сдержали бы слова, и хотя красавица Валевская родила Наполеону сына Александра, тот не признал его законным наследником. А через полтора года заключил официальный брак с австрийской принцессой Марией-Луизой.
Попробуйте представить себе, что же сейчас чувствовали поляки?
Преданные и брошенные отступающими союзниками, они пытались хранить им верность из гонора и пустых иллюзий, но двуглавый орёл России уже распахнул свои исполинские крылья, и не было силы, способной его остановить…
Итак, мы двигались прямо на Ковно, дабы истребить в сём месте всякого рода неприятельские запасы. Очень надеюсь, что там окажутся пищевые продукты, в истреблении коих мы поистине не имели себе равных! Увы, запасы исчислялись пенькой, полотном и гвоздями, а сие – малосъедобно… Выдвинувшись на голодный желудок, мы левым числом поучаствовали в захвате Вильно. Впоследствии честь занятия литовской столицы приписывал в свой счёт каждый, кому не лень. Но покуда генерал Чаплиц беседовал с жителями, Бенкендорф холился для женщин, Кайсаров грабил обозы, а Сеславин подавлял сопротивление врага – юркий тихоня Тетенборк с обнажённой саблей повелел местному редактору оповестить в газетах весь свет, что это он единолично взял город! А потом нагло смеялся упрёкам остальных…
Я в сём фарсе не участвовал, идя в Новые Троки и услаждая по дороге свой слух стенаниями отступающих французов – восхитительным гимном избавления моей родины! Там же, по дороге на Гродно, казаки мои задержали безмятежно-наглого французского офицера, шествовавшего по лесной дороге с ружьём под мышкой и отчаянным спаниелем впереди. Поверите ли в счастье моё, когда я узнал, что им является мой добрый знакомец полковник Гётальс?!
Обоюдной радости нашей не было предела! Партия продолжала путь вперёд, а мы, забурившись в арьергард, непыльно катили в санях, пили белую, счастливо собеседуя о женщинах, любви и превратностях воинской службы.
Я поведал о чудесных и таинственных приключениях своих, связанных с волшебственными снами и явлениями прапрапрапрадедушки. Он, как человек трезвого ума и приличной рассудочности, важно кивал, подтверждая истории мои научным обоснованием. И, главное, всё так гладко выходило, что ни к какому доктору обращаться не надо, ибо жизнь наша – лишь то, что мы себе воображаем! Не упомню всю теорию в целом, но после второго литра она особенно легко понимается и принимается организмом…
В Новых Троках крестьяне были тихие, большинством своим польско-литовского происхождения, а значит, ни пироги, ни песни нам особенно не светили. Даже наоборот, нам вообще ничего не хотели давать, чем мы с Гётальсом шумно возмутились. Однако майор Храповицкий (не к ночи будь помянут!) вступился за местное население, рьяно доказывая, что у них и самих есть нечего. Якобы общеизвестно, что появившийся в здешних лесах страшный Железный Волк всё у всех отбирает! Тех немногих, кто рисковал оказать зверю сопротивление, находили растерзанными и бездыханными.
Может, кто и счёл бы россказни сии пустыми страхами, но не я, ибо сам нос к носу сталкивался с вещами пречудесными. А учитывая горячность гусарского нрава и широту русской души, сей же час прилюдно пообещал крестьянам разобраться с хищником! Не скажу, что обещание моё народ воспринял на ура, либо – не поверили, либо – соображали медленно…
Но жажда подвигов распирала грудь, а полковник Гётальс заявил, что скорее откусит себе голову, чем пропустит такую чудесную забаву! Дескать, его спаниель специализируется именно на травле волков и равных ему в этом деле нет. Пришлось уступить, да и, признаться, участие столь опытного охотника по порке дичи было для меня крайне полезным. Как офицер французской армии, Гётальс ни за что на свете не поднял бы оружия против своих соотечественников, но избавление крестьян от Железного Волка объявил чисто национальной забавой, популярной среди нормандской аристократии ещё со времён жеводанского оборотня.
Дабы ни с кем не делиться славой, я отпустил героев своих вперёд на Гродно, а сам с полковником остался в селе для устроения похвальной засады. Недоверчивые местные жители, посовещавшись, выдвинули-таки нам проводника, горячего литовского парня с популярным именем Валдис.
– Этот фолк оч-чень кросен с фиду! – важно объяснял он, пока мы занимались ружьями. – Он фсех есст и кусаййет, у него фосемь лап, фелликие класса и железная шкура – пули плющит!
– Меня тоже после вчерашнего, – неизвестно кому пожаловался я.
Полковник всё равно речь юноши не понимал, да ему это и не было интересно. Гётальс относился к редкому виду искателей приключений, коих волнует не столько результат, сколько сам процесс.
Так что наводящие вопросы приходилось задавать мне:
– И давненько он у вас тут лютует?
– С саммофа начала фойны.
– Почти год?! – ахнул я, дивясь их долготерпению.
– Та, недафно…
– Сегодня же вечером отведёшь нас в лес, покажешь тропу, где Волк оставлял следы чаще всего.
– Какк?! – поразился он. – Но фы же чистите ружья… А, фы хотели скасать, сафтра феччером!
– Сегодня! А чистку мы закончим через полчаса.
– Каккие фы скорые… – восхищённо покрутил головой простодушный Валдис. Видимо, они тут всё привыкли делать основательно и неторопливо. Наверняка и завтракали ближе к ужину, и сено косили в декабре, и свадьбы справляли на девятом месяце…
Зимний лес казался выкованной из серебра звонкой сказкой. Хоть и осточертел он мне за все дни и ночи партизанствования, однако ж сердце не очерствело к красоте, с восхищением отзываясь на заснеженные ели, индевелые дубы и родные до икоты берёзки. Именно снег по идее и должен был выдать нам серого злодея – на свежевыпавшей сияющей скатерти любое, самое лёгкое прикосновение оставляло чёткий, ясно видимый след.
Вот следы-то мы нашли быстро: на большой дороге, со стороны Гродно, двумя ровненькими рядами шли глубокие отпечатки волчьих лап. Гётальс обалдел первым…
– Друг мой, насколько я разбираюсь в повадках и походках зверя – такого существа в природе просто не существует!
– А по моему некомпетентному мнению, – скромно заметил я, – раз есть следы, то существует и животное, их оставившее, нет?
– Но это невозможно! Отпечатки левой и правой лапы подразумевают совершенно нереальную величину туловища. Этот Волк, выходит, размером с лошадь! И к тому же у него не восемь (что тоже бред!), а шестнадцать ног… Хотя и это, знаете ли, тоже бред и несколько противоречит учебнику традиционной зоологии. Надо идти по следу вплоть до его логовища!
– В Гродно мы не пойдём, там венгерцы, – не согласился я. – А в другую сторону – вообще неизвестно, сколько понадобится топать, темнеет уже… Давайте усядемся в засаду прямо здесь: вдруг повезёт и Волк решит тут прогуляться?
После недолгих препирательств мы уселись у дороги на пеньке, спина к спине, держа ружья на взводе. Изрядно шокированный немыслимой активностью наших действий, добродушный Валдис расположился поближе к кусачему спаниелю, зачем-то рассказывая ему историю своей любви. Сердце парня пленила пышноволосая эстонка, умеющая не только чистить картошку ногтем, но и самостоятельно завязывать шнурки на валенках. Пёс слушал без интереса…
Через час стемнело уже изрядно. Мы допили последнюю флягу согревающего и честно собирались вернуться в село, когда со стороны леса послышались какие-то скрежещущие звуки.
– Этто он! – на всякий случай сообщил Валдис, залезая на одинокую сосну. Первую ветку он одолел успешно, а если повезёт, то к утру долезет и до четвёртой.
– Стреляем залпом, – тихо предупредил Гётальс. – И, мон ами, ради всего, что вам свято, цельтесь в глаз, дабы не испортить шкуру. Такой трофей может достаться истинному охотнику лишь раз в жизни!
