которые появились между двумя вагонами с зерном из нескончаемого поезда, как будто оставленного здесь навеки. Мужчины — лет под сорок, одежда спортивная, видимо, заблудились и не терпится найти дорогу, — широко шагая, шли к нему. Уоррен различил в их походке что-то знакомое, совокупность мелких знаков — слегка втянутая голова в плечи, манера чуть сутулиться, при этом поразительная легкость движений, необъяснимая собранность. Когда они приблизились настолько, что Уоррен смог разобрать их черты, он с бьющимся сердцем узнал людей своей расы. Один был итальянцем, он готов был дать руку на отсечение, а другой мог быть только чистокровным ирландцем, долбаным маком, пэдди, черным ирландцем, Уоррен испытал ту же радость, какую испытывает человек, встретивший на чужбине себе подобных, — чувство инстинктивного братства, узы общности, не знающие границ, — эти двое были с родины. Он увидел себя, совсем малышом, играющим на земле, под ногами у этих гигантов в темных костюмах, которые отечески гладят его по черепушке. Они были его образцом в жизни, и никакая другая мечта не будет сильнее этой. Однажды он станет одним из них.

Но сомнение пересилило энтузиазм: почему эти призраки прошлого возникли именно в тот момент, когда он мысленно прокручивал себе фильм своего будущего? Почему Нью-Джерси добрался до него, а не наоборот? Уоррен опустил глаза и внезапно понял, что эти типы могли заблудиться в Шолоне-на-Авре только по одной причине, которая ничего хорошего семье Манцони не предвещает.

Ник Бонгусто и Джои Уайн вышли из школы и переменка для них тут же закончилась: Мэтт по телефону объявил им про фиаско у дома Манцони и приказал вернуться в микроавтобус, припаркованный на площади Либерасьон. Дело оказалось сложнее, чем думали, придется поработать по-настоящему, заслужить свои два миллиона долларов. Они вышли на перрон, откуда отправлялись поезда на Париж, и наконец-то увидели хоть какое-то существо, у которого можно было спросить дорогу, — паренька, который стоял, не двигаясь, и смотрел в землю. Юный Блейк успел воскресить в памяти жуткую историю сына одного перевербованного преступника, которого ЛКН взяла в заложники, чтобы помешать отцу давать показания, но он все равно заговорил. Через несколько дней ФБР нашло все, что осталось от мальчика, на дне бочки с кислотой. Видя, как эти двое идут к нему, Уоррен почувствовал, как у него горит в кишках, горит от невыносимого ощущения близкой угрозы, — он слышал об этом с детства. Это была основа всего, основополагающее чувство, краеугольный камень всего здания мафии: страх. Он почувствовал, как его виски сжало обручем, грудная клетка окаменела, затылок напрягся до боли. В горящих внутренностях стальное лезвие пронзало пупок, лишало его сил и не давало двинуться, он не смог сдержаться, и ручеек мочи потек по ноге. Он, за минуту до того воображавший себя высшим главарем организованной преступности, теперь готов был на коленях молить, чтоб на перроне возник его отец и спас его.

— Даунтаун?

Сжавшись при мысли, что может выдать себя, Уоррен гадал, не ловушка ли это. Действительно ли Джои ищет центр города или хочет проверить свою догадку? В случае ошибки Уоррен уже видел себя на рельсах и перемолотым первым же поездом. Он на секунду замялся и вместо ответа махнул рукой в правильном направлении. Громкоговоритель объявил прибытие поезда, несколько пассажиров вышли на платформу. Призраки исчезли.

Страх смерти только что отметил его своей печатью, теперь ничто не будет как прежде. Он встал перед первым настоящим выбором мужчины: завоевывать новый мир или остаться в час истины со своими. Поезд покинул Шолон, оставив Уоррена на перроне.

* * *

На площади Либерасьон, посреди ликующей толпы, Бэль дала себе последнее время на колебания. Она завидовала всем этим семьям, теперь с полным правом наслаждавшимся счастьем. Если б только ей повезло родиться в семье людей бедных, обиженных жизнью, даже сумасшедших, живущих вне всякой логики, да пусть хоть буйных, вовсе не думающих о том, что такое мир. Судьба распорядилась иначе, она получила в наследство отца, человека, способного прищемить кому надо пальцы дверью и закрыть дверь до конца. Блестяще зарекомендовав себя в такого рода деятельности, этот самый отец поднялся по иерархической лестнице настолько, что стал управлять целой территорией, так же как мэр или депутат, — только уважали его гораздо больше, поскольку он дал себе право распоряжаться жизнью и смертью любого, кто вставал у него на пути. Он сделал выбор в пользу законов параллельного мира и приговорил себя и свое потомство к постоянной травле. Для Бэль, одновременно сосланной и проклятой, не осталось места на земле.

Она засмеялась в ответ на окружающее веселье, потом направилась к колесу обозрения, чьи тридцать шесть люлек, заполненные людьми, должны были вскоре освободиться, чтобы уступить места другим желающим. Не заботясь о самой конкретной части своего поступка (как пролезть под цепь безопасности? В какой момент встать на бортик, чтобы прыгнуть с самого высокого места? Каково будет место падения?), она ощущала себя во власти странного возбуждения. Ей дается только один выход, но ей удастся самоубийство, как ей удается все. В отместку этому циничному миру она подарит в высшей степени романтический образ. Она подошла к окошку, взяла билет и подождала, пока колесо остановится.

* * *

В ярости от того, что не нашли тело Джованни, Мэтт и его отряд присоединились на площади Либерасьон к четырем оставшимся членам отряда. Военный совет. Для быстрого установления атмосферы ужаса в условиях города с ограниченным населением Джой предложил так называемую бразильскую технику: открыть огонь по общественному зданию, желательно комиссариату или мэрии и, как они сделали с рыбачьей хижиной, расстреливать стены до тех пор, пока здание не рухнет. Грег даже предложил для экономии времени второй раз стрельнуть из «вайпер АТ-4». Фрэнк и Гектор предпочитали не прибегать к этому средству, еще можно было задействовать mano a mano,[13] то есть бросить общий призыв к доброй воле вместо того, чтобы создавать панику в толпе. Этот чертов праздник облегчит им задачу: в толпе болтаются депутат, мэр, капитан жандармерии и его шесть подчиненных в форме, теперь достаточно их нейтрализовать и воспользоваться ими. Для остального населения Франк предложил придерживаться обычной формулы: две трети устрашения и одна треть подкупа — поощрить доносительство.

Во время этой фазы операции мужчины смогли по-настоящему проявить себя во всем блеске мастерства. Сидевшие в ресторане «Дофин», который выходил на площадь, мэр Шолона, депутат от департамента Эр и капитан жандармерии вынуждены были под угрозой пяти револьверов оторваться от аперитива. Сначала они подумали, что это розыгрыш, но Мэтт показал им сквозь витрину, к чему на тот момент сводились силы порядка: шесть растерянных жандармов, под дулом ручного пулемета МП5 9 мм уже признавших себя заложниками. На вопрос: «Куда их?» Джерри для смеха предложил идею, которую Мэтт неожиданно нашел блестящей. Никак не успев отреагировать на столь необычную ситуацию, жители Шолона увидели, как ярмарочную площадь пересекает странная процессия: народные избранники и жандармы под конвоем горстки туристов в самой вольной экипировке. Как вообразить, что эти туристы способны опустошить города ударами бейсбольной биты, захватить целые кварталы, как будто они батальон пехотинцев, или контролировать, из соображений безопасности, все подходы к нескольким высотным домам во время встречи в верхах? Мэтт попросил приставить дуло 38 спешиал к виску владельца колеса обозрения, чтобы обеспечить его сотрудничество. Спустили предыдущих клиентов, едва оправившихся от радостных эмоций. Гектор и Джерри, осклабясь, затолкали каждого заложника в отдельную люльку.

Стоящая с билетом в руке Бэль, в числе других ожидавших своей очереди, оказалась вышвырнутой с платформы. Как и ее брат чуть раньше, она сразу же узнала эту злую силу. И как ее брат, она почувствовала, что ее окружают призраки. Некоторые из этих людей когда-то обращались с ней как с принцессой и сопровождали эскортом всюду, куда бы она ни шла. Едва ей исполнилось десять лет, попроси она у них луну с неба, они достали б ей и солнце в придачу. И сегодня эти же люди срывают ей самоубийство? Ее ад обречен длиться вечность? Неужели Бог в их лагере, если он проявляет столько жестокости?

Мэтт подождал, пока колесо закрутится, и попросил у своего переводчика выступить — тот наклонился к микрофону, подключенному к усилителю. Голос разнесся по площади. Внимание всем: никто не хочет зла жителям Шолона, все пройдет благополучно, если не оказывать препятствия действиям этой группы американцев, — за неимением лучшего ему пришло в голову слово «делегация». К тому же сумма в двести тысяч евро наличными достанется тому, кто поможет задержать американского писателя Фредерика Блейка — живым или мертвым. Пока он объявлял, Чичи и Ги раздали по толпе ту самую статью из «Тайме» о

Вы читаете Малавита
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату