ему?
— Король Бриан не покупает рабов, — сказал монах, — а берет их сам столько, сколько захочет, и из соседей, и из людей Лохланна. Кроме того, всем известны три вещи, которые он больше всего любит, и три, которые он ненавидит, и от последних вам один убыток. Вещи, которые он любит, таковы: величайшая власть, и она у него уже есть; много золота, и оно у него имеется тоже; и красивейшая женщина, а всему свету известно, что это Гормлайт, сестра Майльморы, короля Лейнстера, и ее он покуда не завоевал. Она была прежде замужем за Олавом Квараном, конунгом в Дублине, но он прогнал ее за злой язык; теперь она жена Малахии, верховного короля, который воркует с ней в покоях и вряд ли сможет воевать; и когда Бриан победит Малахию, он заберет себе Гормлайт; ибо что он задумает, то и делает. Ну, а три вещи, которые он ненавидит, это: нехристиане, лохланнахи и скальды, что хвалят других конунгов. Ненависть его так же сильна, как любовь, и ничто не может умягчить его; а раз вы и не христиане, и из Лохланна, мы бы не стали советовать вам приближаться к нему, потому что не желаем вашей гибели.
Люди Орма выслушали его внимательно и сочли, что вести торговлю с королем Брианом не будет выгодно. Орм сказал:
— Мне кажется, что колокол Иаков вывел нас верно, указав нам на этот остров, а не на страну короля Бриана.
— Колокол Святого Финниана тоже помог, — сказал монах. — И теперь, когда вы убедились, что может сделать святой даже для нехристианина, не разумнее ли будет вам уверовать в Бога и креститься?
Орм сказал, что не слишком об этом задумывался и что, по его мнению, это дело не очень спешное.
— Оно может оказаться более спешным, чем тебе кажется, — сказал монах, — потому что осталось всего одиннадцать лет до того, как мир погибнет и Христос воссядет на небесах судить людей. До тех пор все язычники должны окреститься, и было бы неразумно оказаться в числе самых последних. Теперь куда больше безбожников идет к Богу, чем прежде, так что мало уже остается тех, кто продолжает сидеть во мраке, и поистине пришествие Христово близится, потому что худший из язычников, король Харальд Датский, принял крещение. Поэтому и вам следует отвергнуть своих ложных богов и принять истинную веру.
Все поглядели на него в большом удивлении, а некоторые захохотали, упав на колени.
— Отчего бы тебе не сказать, что он сделался монахом вроде тебя, — сказал Токе, — и обрил себе голову?
— Мы постранствовали по свету, — казал Орм, — а ты сидишь тут со своими братьями на одиноком островке, и все-таки у тебя больше новостей. Но ты желаешь немалого, пытаясь заставить нас поверить, будто король Харальд стал христианином. Мне кажется более правдивым, что какой-нибудь мореход внушил это тебе, чтобы посмеяться над твоей доверчивостью.
Но монах настаивал, что сказанное им правда, а отнюдь не шутка морехода. Ибо об этой великой новости они услыхали от своего епископа, посетившего их два года тому назад, и семь воскресений кряду они возносили Богу благодарственные молитвы за такое великое приобретение для всех христиан, дотоле разоряемых норманнами.
После такого доказательства они поверили словам монаха, но решили, что все же такую великую новость им понять трудно.
— Ведь он сам — потомок Одина, — сказали они и переглянулись, — как же он смог переметнуться к другому. И всю жизнь ему была удача, — говорили они, — и она была дарована ему асами, а на христиан ходили его корабли и возвращались с их богатствами. Чего ради ему нужен христианский бог?
Они сидели и задумчиво почесывали в затылках.
— Он теперь стар, — сказал Ульф Ухмылка, — и может статься, опять сделался ребенком, как конунг Ане в Упсале в былые дни. Потому что короли пьют пиво крепче, чем прочие люди, женщин у них больше, и это со временем истощает их, так что их рассудок помрачается и они уже больше не понимают, что делают. А поскольку они короли, то поступают, как им заблагорассудится, даже после того, как разум их покинет; может, так конунга Харальда и залучили в христианскую веру.
Остальные кивали и принимались рассказывать истории о стариках у них в округе, ставших на старости лет чудить и превратившихся в обузу своей родне, и про их выходки. И все решили, что невелико счастье дожить до поры, когда зубы выпадают, а рассудок померкнет. Монах сказал, что с ними может случиться вещь и похуже, ибо в Судный день через одиннадцать лет всех их мигом сотрут с лица земли. Но ему ответили, что им до этого времени кажется вполне достаточно и что из-за таких вещей они не подумают переходить к Христу.
Орму теперь было над чем подумать: надо было решить, что им делать, раз невозможно отправиться на ярмарку в Ирландию. Наконец он сказал своим людям:
— Хорошо быть хёвдингом, когда делишь добычу или разливаешь пиво, но хуже, когда надо принимать решение, а пока я немного смог придумать. Но отплыть нам надо теперь же: рабы уже так хороши, как только может быть от хорошей пищи и отдыха, а чем дольше мы будем тянуть, тем труднее будет дорога. Как мне кажется, лучше всего нам отправиться к конунгу Харальду: при нем живут богатые и могущественные люди, которые смогут дать хорошую цену за рабов; а если он и правда стал христианином, то сдается мне, у нас будет для него хороший подарок, так что мы сразу сможем попасть к нему в милость. По мне лучше быть в его дружине, чем сидеть в доме моего отца, если старик еще жив, и Одда, моего брата. А что до вас всех, то если у вас есть дела дома, в Блекинге, то туда добраться нетрудно, после того как мы завершим торговые дела и поделим прибыль. Самым же трудным будет сохранить рабов, чтобы они не перемерли, когда мы выйдем на холод.
Потом он сказал монахам, что хотел бы совершить с ними сделку. Они отдадут ему все козьи шкуры, что у них есть, и всю одежду, без которой они могут обойтись; и за это он им даст двоих самых непригодных рабов, поскольку иначе они все равно умрут по дороге, а монахам они пригодятся, когда немного поправятся, а в придачу несколько андалусских серебряных монет. Монахи улыбнулись, сказав, что эта сделка лучше тех, что обыкновенно бывают у ирландцев с лохланнахами, но что они бы предпочли колокол Иаков. Орм отвечал, что без колокола он обойтись не сможет, а условия сделки останутся такими, как он сказал, так что рабы получат одежду.
Они принялись коптить рыбу и козлятину в дорогу и еще взяли у монахов репы. Монахи во всем им помогали и неизменно были приветливы и не сетовали, что поголовье их коз заметно уменьшилось после угощенья норманнов. Единственной их печалью было, что святой колокол по-прежнему остается в руках язычников и что Орм и его люди не желают понять собственного блага и принять христианство. Напоследок они еще раз поговорили о Христе и Святом Финниане и о Судном дне и обо всем, что случится с отъезжающими, если они не успеют перейти в истинную веру. Орм ответил, что у него осталось мало времени, чтобы слушать такие вещи; но потом добавил, что был бы плохим хёвдингом, если при расставании с такими хозяевами, добрыми к нему и его людям, показал бы себя скаредом. С этими словами он запустил руку в кушак, вытащил три золотых монеты и отдал монахам.
Токе, увидев это, сперва рассмеялся над подобной расточительностью, но потом сказал, что и сам не беднее; когда придет срок, он женится и получит одно из лучших подворий в Листере и станет могущественным человеком у себя в округе. И тоже дал монахам три золотых, и те изумились такой щедрости. Остальным, казалось, все это не особенно пришлось по душе, но ради сохранения собственного достоинства они тоже кое-что отдали монахам, все, кроме Ульва Ухмылки. Остальные принялись подтрунивать над его скупостью, но он усмехнулся своим кривым ртом, поскреб бороду и остался, судя по всему, вполне собой доволен.
— Я ведь не хёвдинг, — сказал он, — и к тому же начал стареть, за меня не пойдет ни одна девица с двором в приданое, да и старуха тоже. Так что я вправе и поскупиться.
После того как рабов опять отвели на борт и заковали, Орм отчалил от острова Святого Финниана, стороной обойдя Ирландию, и поймал крепкий ветер. Все сильно страдали от осеннего холода, несмотря на то, что закутались в козьи шкуры. Орм и его люди столько лет прожили на юге, что с непривычки стали чувствительны к холоду. Но все равно они были бодры духом, потому что приближались к родным берегам, и опасались лишь своих земляков-мореплавателей, так что все время были начеку. Ибо монахи говорили, что теперь небывалое количество викингов собирается у побережья Англии, поскольку большая часть Ирландии закрыта для них властью короля Бриана, и теперь уже лучшим местом для набегов слывет Англия. Опасаясь соплеменников, Орм держался подальше от берега, как только они вошли в английский пролив. Удача была
