же в Упсалу, к молодому тамошнему королю, и потому нам лучше всего не расставаться со Спьялле. Ибо с ним мы славно путешествуем нищими.
На том и порешили. Через несколько дней, почувствовав, что сил у него прибавилось, Спьялле снова привязал королевский меч к своей ноге и вместе с обоими шутами вновь взял в руки нищенскую суму да посох. Все они получили от Осы и Ильвы еды на дорогу, прибавив при этом, что вряд ли им еще попадется на пути такой гостеприимный дом, как этот.
— А если нам вновь доведется увидеться, — сказал Фелимид на прощание Орму, — то ты всегда помни, что мы твои добрые друзья.
— Хотел бы я снова свидеться с вами, — сказал Орм, — но если путь ваш лежит в Миклагард, то вряд ли это произойдет. Ибо я осел дома, в тишине и покое, сею хлеб да детей воспитываю и, пожалуй, больше уж никогда не отправлюсь путешествовать.
— Кто знает? Кто знает? — сказали эти низенькие братья с оттопыренными ушами.
А затем они поклонились брату Виллибальду и попросили у него благословения, прежде чем вместе со Спьялле отправиться в путь.
А магистр Райнальд еще на некоторое время остался в доме у Орма. Для него это было самое разумное. Все согласились на том, что ему не следует одному переправляться через границу, чтобы разыскивать отца Себастьяна, иначе его самого убьют или возьмут в плен, и он не успеет совершить задуманного. Поэтому было решено, что он останется в Овсянке до тех пор, пока не состоится сход всех приграничных жителей у скалы закона Крака. Ибо там, сказал Орм, можно будет, наверное, что-нибудь сделать, чтобы помочь магистру в его деле.
Глава 9
О том, как магистр искал телок и сторожил вишню
Как сказал Орм, так и решили: магистр Райнальд на все лето остался в Овсянке. Он помогал брату Виллибальду во время богослужения для домочадцев и для новокрещеных, которые сдержали свое обещание и приходили в церковь. Магистр сразу же был замечен, когда он пел в хоре, ибо пение его было самым чудесным из всего, что только слышали в этих краях. В начале, конечно, новокрещеные приходили в церковь неохотно, но когда слух о чудесном голосе магистра распространился шире, то в храм стали стекаться все больше и больше людей. У женщин слезы выступали на глазах от его пения. Брат Виллибальд был очень доволен своим помощником, тем более что сам он пел неважно.
Во всем же остальном магистр не отличался способностями. Орм пытался испробовать, каков он в работе, чтобы узнать, к чему он лучше всего пригоден, но подходящее занятие для магистра подыскать было трудно. Он ничего не умел, все валилось у него из рук. Орм сказал ему:
— Это очень плохо. Ибо скоро тебе предстоит стать рабом в Смоланде, и просто красивый голос тебе не поможет. Для тебя самого было бы лучше, если ты чему-нибудь научишься, пока живешь тут у нас: тем самым ты только уменьшишь будущее количество ударов палкой по своей спине, которое в противном случае тебя ожидает.
Магистр тяжело вздохнул и признал, что Орм прав. Он начал пробовать заниматься чем-то простым, но ничего у него не получалось. Когда он начинал косить траву, то что это было за жалкое зрелище! Он никак не мог уразуметь, как надо правильно держать косу.
В плотницком деле он проявил полную беспомощность, хотя Рапп, да и сам Орм тоже терпеливо обучали его. Когда магистр отправился нарубить дров для печки, он ударил себя топором по ноге и лежал потом, плача и истекая кровью, на земле, пока к нему не прибежали люди. Когда же он поправился и пошел проверять рыболовные сети в реке, он испугался большого угря, который обвился вокруг его руки, и опрокинул сеть, и весь улов был потерян, а сам он еле выбрался на берег. Так что магистр был на своем месте в церкви, где все его уважали, да и дома по вечерам любили сидеть за каким-нибудь делом и слушать его рассказы о святых и императорах. Однако во всем остальном он проявлял себя беспомощным неумехой, который не знает того, что обязан уметь каждый. Но все равно его терпели, и было заметно, что все женщины, начиная с Осы и Ильвы и кончая молоденькой служанкой, заботились о нем и многое ему прощали.
Ранней весной Рапп Одноглазый взял себе в жены Торгунн, пышнотелую крестьянскую дочь, сердце которой он завоевал без труда, несмотря на один глаз, так как Рапп славился мудростью и воинским искусством. По повелению Раппа жена его тотчас крестилась и после этого никогда не пропускала ни единой службы. Все ее любили, она была проворна в работе, и у них с Раппом все было хорошо, хотя при расспросах Рапп иногда и ворчал, что жену порой трудно бывает заставить помолчать и что детей у них пока нет. Ильва очень полюбила ее, и они часто поверяли друг другу свои тайны.
А однажды вышло так, что люди со двора отправились в лес искать пропавших телок. Искать пришлось долго. И когда под вечер Рапп уже направлялся к дому, так никого и не отыскав, он вдруг услышал из-за берез какие-то звуки. Подойдя поближе, он заметил, что в траве, около большого камня, лежит его Торгунн, а над ней склонился магистр Райнальд. Из-за деревьев он больше ничего не заметил, а они, едва заслышав его шаги, поспешно вскочили на ноги. Рапп остолбенел, а Торгунн, подпрыгивая на одной ноге, кинулась к нему и затараторила.
— Вот хорошо, что ты пришел, ты доведешь меня до дома, — спешила она. — Я вывихнула себе коленку, поскользнувшись на корне дерева, и звала на помощь, пока не пришел вот он. Но он не сумеет донести меня до дома, зато он прочитал над моей коленкой молитву, так что теперь мне как будто лучше.
— Своим единственным глазом я вижу, что с твоей коленкой все в порядке, — сказал Рапп. — Что, ему нужно было лежать на тебе, чтобы прочитать свою молитву?
— Вовсе он не лежал на мне, — раздраженно сказала Торгунн. — Рапп, Рапп, послушай, что ты себе вообразил? Он стоял на коленях, склонившись надо мной, держал мою коленку и читал над ней трижды молитву.
— Трижды? — переспросил Рапп.
— Ну да, не показывай себя глупее, чем ты есть на самом деле, — сказала Торгунн. — Сперва во имя Отца, потом — Сына, и потом еще Святого Духа. Так что выходит трижды.
Рапп взглянул на священника. Тот был бледен, уголки рта у него подергивались, но по лицу его ничего не было заметно.
— Если дыхание у тебя неровное, то ты умрешь, — задумчиво проговорил Рапп.
— Ну что ж, я пришел в эти края, чтобы стать мучеником, — сказал на это магистр.
— Тебе это, пожалуй, будет легко, — сказал Рапп. — Но сперва, позволь, женщина, взглянуть на твое колено, если ты, конечно, знаешь, какое именно из них у тебя вывихнуто.
Торгунн застонала, сказав, что никогда еще ей не было так плохо, она покорно опустилась на камень и обнажила свое левое колено. Трудно было определить, действительно ли коленка опухла, но когда Рапп нажал на нее, Торгунн вскрикнула.
— Но до этого было еще хуже, — сказала она. — Теперь я, может, и смогу добраться до дома, если ты будешь меня поддерживать.
Рапп стоял с мрачным видом, раздумывая, а потом сказал:
— Не знаю, что там действительно с твоим коленом, ибо крик твой ничего не стоит. Но я не хочу, чтобы Орм сказал потом, что я без нужды убил его гостя. Брат Виллибальд лучше разберется во этом, так что он нас и рассудит.
И они направились домой, а Торгунн часто вынуждена была останавливаться и отдыхать, так как колено у нее сильно ныло. Последний отрезок пути она просто повисла на обоих мужчинах, обхватив их руками за шею.
— Виснешь ты на мне тяжело, — сказал Рапп, — но все мне трудно поверить, что ты говоришь правду.
— Думай, что хочешь, — ответила Торгунн, — но зато я чувствую, что моя коленка так и останется теперь больной навсегда. Я зацепила ногой за корень, когда перепрыгивала через поваленное дерево. Все именно так и было. Теперь у меня коленка совсем перестанет сгибаться.
— К чему же тогда вообще было все это чтение молитв? — мрачно ответствовал Рапп.
Торгунн уложили в постель, и брат Виллибальд пришел проведать ее. Рапп тут же отвел Орма с Ильвой в сторону и рассказал им все, что произошло, добавив свои подозрения на этот счет. Все они пришли к
