— Вы можете пойти в бар Анджело на углу Пятнадцатой и Большой улиц. Он туда часто заходит выпить пива.
— Я так и сделаю, — сказал я, — спасибо за помощь.
И я пошел.
— Эй, мистер, — позвала она, — вы забыли свою карточку. — Она протянула ее мне, не зная, что с ней делать. Для нее это был незнакомый чужой предмет, она боялась его.
— Это не страшно, можете оставить ее себе.
Она вновь уставилась на визитную карточку.
— Нам может перепасть немного деньжат? — спросила она робко, не смея надеяться.
— Да, это так, — подтвердил я. — Не думаю, что очень много, но кое-что вам достанется.
Я улыбнулся, а она опять посмотрела на карточку, которая, видимо, оказывала на нее магическое действие.
Перекресток Пятнадцатой и Большой улиц был недалеко от дома Пиньято, но я решил ехать туда на машине. Мне не хотелось оставлять ее на забаву пацанам. Я проезжал мимо вытянувшихся в ряд домов- близнецов, пустырей, заросших крапивой, бродячих собак и школьного двора, где мальчишки играли в волейбол. Один мальчик только что бросил мяч, а другой откинул руку назад, готовясь отбить его. Я завернул за угол и не увидел продолжения, кирпичная стена школы скрыла от меня игроков. Картинка словно застыла во времени, и образ белого мяча, повисшего в воздухе, не покидал меня как образ бесконечного ожидания.
«Дворец Анджело» находился между магазинчиком, где продавались принадлежности для спиритических сеансов, и гольф-клубом. Я припарковал машину около института красоты. В витрине нарисованная от руки вывеска сообщала: «Долорес скоро вернется». Я понадеялся, что она сдержит свое обещание. Несмотря на свое название, «Дворец Анджело» оказался небольшим баром, каких тысячи. Неоновые вывески, рекламирующие сорта пива, облупившаяся зеленая краска на фасаде, красная дверь, содрогавшаяся от толчков жаждущих… Над дверью были изображены два бокала мартини, из которых вылетали пузырьки. От названия «Салон-бар» осталось только грустное «Салбар». Внутри было темно, как во чреве кита, и я не сразу привык к полумраку. В баре светились только пурпурные огоньки музыкального автомата, выдававшего какую-то жалобную песенку про разлуку и тоску. В зале было всего пять-шесть клиентов. Двое из них, одетые в серую униформу наладчиков телефонных автоматов, сидели за стойкой, склонившись над своим пивом, и обсуждали достоинства «БМВ» и «аудиа». Другие, примостившись за деревянными столиками, почитывали «Нью-Йорк Таймс» Бармен был одет в белую рубашку с короткими рукавами и такой же белый фартук и походил на спортсмена, растолстевшего из-за пристрастия к пиву.
Я подошел и заказал пива. Когда бармен вернулся со стаканом, я положил на стойку доллар и сказал.
— Я ищу Бруно Пиньято. Его жена сказала, что он бывает здесь.
— Вы не легавый, а?
Вопрос был задан нейтральным тоном. В сущности, ему было все равно, но он должен был защищать своих клиентов, а я был чужаком.
— Нет, я адвокат. Я хочу просто поговорить с ним.
Бармен смерил меня взглядом, потом показал на дальний угол зала. Там сидел человек перед полной кружкой пива и смотрел в пустоту.
— Спасибо, — поблагодарил я, взял свой стакан и направился к столику.
Слыша имя Бруно, я представлял себе высокого мужчину мощного телосложения. Но передо мной сидел маленький и тщедушный, как жокей, человечек в цветастой гавайской рубашке, слишком кричащей, чтобы быть приличной. Темные курчавые волосы закрывали только заднюю часть черепа, лицо с глазами навыкате имело форму редьки. У него практически отсутствовал подбородок, из-за чего длинный нос выглядел еще более длинным и унылым. От Бруно Пиньято за версту веяло полным провалом в жизни, как от Джорджа Чепмэна — успехом.
У него были тощие безвольные руки человека, долго валявшегося в больнице. Я понял, что с ним надо избрать особую тактику.
— Здравствуйте, Бруно. Меня зовут Макс Клейн. Ваша жена сказала, что я найду вас здесь.
Он обернулся и бросил на меня равнодушный взгляд:
— Привет, Макс.
— Не будем терять время попусту, Бруно. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Да, Макс. Чем могу быть полезен?
— Я хотел бы поговорить о том, что произошло пять лет назад в ночь катастрофы.
Безмятежное выражение на его лице сменилось беспокойством. Похоже, я нажал на тайную кнопку, резко переменив его настроение. Никто не смог бы заставить его говорить на эту тему, но я выполнял свою работу, и ставкой в этой игре была человеческая жизнь. Я ненавидел себя за то, что причинял боль Пиньято, но продолжал.
— Это было плохо, — произнес он. — Очень плохо. Там пострадал один человек.
— Я знаю, Бруно. Это ужасно. Вы знаете, кто был этот человек?
Его голос задрожал, он быстро терял контроль над собой.
— Джордж Чепмэн. Известный бейсболист. — Он посмотрел на стол перед собой и глубоко вздохнул. — Бог мой, ему ампутировали ногу.
— Вы можете рассказать мне, как все случилось?
Он сокрушенно покачал головой, делая усилие, чтобы отогнать тяжкое воспоминание.
— Мне неприятно об этом говорить. Я вообще не люблю об этом говорить.
— Я понимаю, что это трудно, Бруно. Но попытайтесь, это очень важно. Виктор Контини хочет опять навредить Джорджу Чепмэну, и если вы мне не поможете, ему это удастся.
В глазах Пиньято зажглась недобрая искорка. Он впервые внимательно посмотрел на меня и ворчливо ответил:
— Я вас не знаю, верно? Почему вы плохо говорите о мистере Контини? Он большой человек, мистер Контини. Вы не должны плохо говорить о нем.
— Я не говорю ничего плохого о нем, Бруно. Я просто говорю, что мне нужна ваша помощь. Вы ведь не хотите, чтобы с Джорджем Чепмэном опять что-то случилось?
— Нет, — покорно согласился он, вновь впадая в оцепенение. — Но я клянусь, что не хотел ранить его.
— Что случилось той ночью, Бруно? Кто вас попросил сделать это? Поверьте, это очень важно.
— Меня никто ни о чем не просил, это точно. Они просто хотели, чтобы я остановился, чтобы принять груз в машину. Я не знаю, я плохо помню. Но мистер Контини всегда был добр ко мне.
— Они привезли вам туда этот груз?
— О чем вы?
— Они привезли вам тот груз, который вы должны были положить в машину?
— Кажется, нет. — Пиньято смотрел на свои руки, как будто ответ был записан на ладонях. — Но я очень плохо помню.
Наступило долгое молчание. Я вынул из бумажника пятидесятидолларовую купюру и положил на стол перед ним.
— Возьмите, Бруно, это вам.
Он взял деньги и долго разглядывал их — совершенно так же, как его жена разглядывала мою визитную карточку. Потом положил деньги обратно на стол.
— Почему вы даете мне пятьдесят долларов?
— Потому что вы оказали мне большую услугу.
Он заколебался, опять взял купюру и посмотрел на нее. Он размышлял, пытаясь принять решение. Наконец он хлопнул банкнотой об стол и подтолкнул ее ко мне.
— Мне не хочется брать ваши деньги, — сказал он.
— Если вам они не нужны, почему бы не отдать их вашей жене? Уверен, это доставит ей удовольствие.
— Мэри? При чем тут она? — Он занервничал. — Я думал, у нас чисто мужской разговор.
