другом месте. А что касается вознаграждения, то цену можешь назначать сам.
Зурик поморщился.
— Я бы, Джокер, с тебя вообще ничего не взял, сам понимаешь… Но ребята любят пиво. Как насчет по две кати на рыло?
— Без базара, — сказал я, испытывая сильное облегчение. — Так, значит, договорились?
— Ментовка точно не завязана? — Зурик смотрел на меня так испытующе, что мне стало смешно: как будто он мог что-нибудь прочитать по моим глазам.
— Абсолютно, — подтвердил я. — Веришь?
— Я тебя знаю, Джокер, — ответил он. — Когда ты позвонишь?
— Часа через два, максимум — три. Будьте наготове. Да, если они вдруг разделятся… ну, поедут разными дорогами, вы должны будете разделиться тоже. И я прошу тебя, Зурик — иди за девушкой.
— Расслабься, — сказал Зурик. — Со мной не сдохнет.
Из Перово я электричкой добрался до Трех Вокзалов, доехал по кольцу до Краснопресненской и, выйдя на поверхность, направился в зоопарк. Был уже час дня.
В зоопарке я несколько раз прошелся по Новой территории, поглядывая на унылое желтоватое строение террариума и ведущие к нему подходы. Честно говоря, старое здание, сделанное в виде горы с пещерой, нравилось мне куда больше, может быть, потому, что я видел его пару раз в глубоком детстве, но это, имевшее вполне казенный вид, лучше подходило для моих сегодняшних целей. Завершив рекогносцировку, я отправился обратно на Старую территорию и, подойдя к хозяйственным постройкам с грозной табличкой «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», зашел в неказистый сарайчик. Там было полутемно и пахло мышами. У маленького окна стоял грубо сколоченный стол, вдоль стены тянулась массивная скамья, в углу были свалены какие-то проволочные мотки и куски жести. В сарайчике никого не было.
— Тебе кого? — спросил сзади низкий недружелюбный голос. Я обернулся. На пороге, заслоняя солнечный свет, стоял низкорослый и коренастый мужик в темно-синем халате уборщика. В руках у него был какой-то деревянный ящик.
— Вас, — сказал я и шагнул к нему, вытаскивая из кармана удостоверение. В свое время я понаделал таких удостоверений великое множество и могу теперь представляться сотрудником по крайней мере двадцати различных организаций, среди которых есть и очень солидные. На этот раз я выбрал удостоверение корреспондента газеты «Московский комсомолец». — Я журналист, мне поручено написать очерк о работе простых служащих Московского зоопарка. Читаете нашу газету?
— Читаю, — неодобрительно ответил мужик. — Чего про нас писать-то? Ну, дерьмо скребем. Больше писать и нечего.
— Простите, — я улыбнулся как можно шире, — как вас зовут?
— Иван Михалыч, — буркнул мужик. — Скребем дерьмо, и все. Чего писать-то?
— Иван Михалыч, у меня к вам будет одна просьба… Мой редактор хочет, чтобы я денек поработал в качестве уборщика, помахал, так сказать, метлой. Как вы думаете, мы могли бы договориться, например, с вашим начальством? Да даже пары часов вечером хватило бы за глаза. А вы бы пораньше ушли с работы и… — тут я еще раз заговорщически улыбнулся и вытащил из сумки увенчанное винтовой пробкой горлышко «Столичной».
— А зачем, это, с начальством договариваться? — спросил мужик моментально изменившимся тоном. В глазах начало разгораться выражение неподдельного интереса. — Начальство, оно, знаешь… У него своих делов хватает. Это мы здесь дерьмо скребем, а они, знаешь, того… Так, ты говоришь, вечерком?
— Ага, — подтвердил я. — Часов так в пять или чуть попозже. Годится?
— Можно и пораньше, — с готовностью предложил Иван Михалыч. — А если спросит кто, говори, свояк мой, Михалыч, скажи, вместо себя поставил…
— Отлично, — сказал я, извлекая бутылку. — Но раньше не получится, мне еще в редакцию успеть надо. А такой вот вопрос, Михалыч: здесь инструмент какой-нибудь будет? Ну, там, метлы всякие, лопаты?
— А как же, — гордо ответил Михалыч, — и метлы, и лопаты, все чин-чинарем. Приходи, введу тебя, так сказать, в курс…
— Как полагаете, Михалыч, — я уже вполне комфортно чувствовал себя в роли нахального молодого репортера, появилась даже некоторая профессиональная развязность, — принести вечером еще такую красавицу?
Михалыч с нежностью поглядел на бутылку.
— О чем речь, — произнес он после короткого раздумья и щелкнул ногтем по стеклу. — Тащи, конечно, все одно выпьем.
— Все, — сказал я, — что называется, вопросов больше не имею. — Тут я бросил обеспокоенный взгляд на часы. — Ах, черт, опаздываю уже… А скажите, Михалыч, нет ли здесь поблизости выхода за территорию? А то пока я до главного входа добираться буду, полчаса пройдет…
Прежде чем ответить, Михалыч долго разглядывал бутылку.
— Есть одна калиточка, — ответил он, наконец. — Но только, парень, если сболтнешь кому, что я тебя через нее вывел…
— Понял, Михалыч, — бодро откликнулся я. — Военная тайна.
— Распустились, — бормотал он, ведя меня к высоким, затянутым мелкой сеткой клеткам с грифами и стервятниками, — ох, распустились… Военная тайна для них шуточки… Да ты знаешь, парень, что раньше за разглашение военной тайны делали?
— Знаю, Иван Михалыч, — смиренно отозвался я. — Никому не скажу, будьте уверены.
Калитка, совершенно незаметная со стороны прогулочных дорожек, выводила в заросший высокой травой и густым колючим кустарником овраг. Замок на ней был, как я заметил, самый простенький и открывался практически любой отмычкой. Я еще раз поблагодарил Михалыча, подтвердил обещание принести вечером вторую бутылку и спустился в овраг, над которым нависали мрачного вида старинные дома. Проплутав среди колючих зарослей почти двадцать минут, я все же выбрался на пустынную улочку где-то в районе Большой Грузинской, дошел пешком до Белорусского вокзала, поймал такси и поехал в «Мэйхоа».
«Мэйхоа» — маленький китайский ресторанчик на Красносельской. Мне часто приходится бывать здесь, поскольку люди моей профессии традиционно заключают контракты с клиентами именно в этом месте. Существуют, конечно, и другие заведения, «Джалтаранг», например, но там, на мой взгляд, слишком шумно. В «Мэйхоа» же всегда тихо, тихо было там и сейчас, в полупустом днем зале слышались лишь приглушенные разговоры склонившихся над низкими столиками людей, да шуршали время от времени бамбуковые завеси над входом, пропуская нового посетителя.
Я с порога оглядел зал и вернулся в холл. Бросил в автомат монетку и набрал номер ДД.
Трубку сняла Наташа.
— Привет, — сказал я, — какие новости?
— Приехала Димина мама, — сообщила Наташа, — из Питера… Я ей тут помогаю, потому что Дима уехал в час куда-то по делам, связанным с Чашей…
— Стоп, — сказал я. — Слушай меня внимательно: сейчас ты извинишься перед мамой и поедешь ко мне. Выйдешь из дому, дойдешь до Калининского и возьмешь такси. Ни в коем случае не садись в первую остановившуюся машину. Лучше всего — в третью. Скажешь шоферу, чтобы вез тебя на Красносельскую, к ресторану «Мэйхоа». Там я тебя встречу. Все ясно?
— Но, Ким, — запротестовала Наташа, — я же не могу так просто взять и уехать! Здесь очень много работы, Димина мама одна не справится…
— Это не обсуждается, — оборвал я ее. — Я не хочу тебя пугать, но от этого зависит наша жизнь. Жизнь нас троих, — пояснил я, вслушиваясь в ее испуганное дыхание.
— Хорошо, — ответила она после минутной паузы. — Хорошо, я приеду.
Я повесил трубку на рычаг и посмотрел на часы. Было два часа двадцать минут. Наташа должна была подъехать сюда никак не раньше, чем через полчаса. У меня оставалось вполне достаточно времени, чтобы спуститься в бар и пропустить стаканчик аперитива.
Я заказал двойной джин-тоник, перекинулся ничего не значащими фразами с тремя знакомыми ребятами у стойки и ушел в темный угол обдумывать план действий. Собственно говоря, вчерне он сложился