кажется ей чем-то предосудительным?
Много раз за последние месяцы Элен, глядя на телефон, думала, почему сокольничий до сих пор ни разу не позвонил. Может, его комплименты — не более чем жест вежливости? Но почему он должен звонить? Они ведь все выяснили. Сошлись на том, что Элен свяжется с новым сокольничим. Что еще обсуждать? Тем не менее Элен искала какой-нибудь предлог, чтобы ему позвонить. Сделать это просто так ей не позволяли слова Антонио. Никогда не звонить мужчинам без повода! Даже если очень хочется. Она ведь женщина! Это естественно, что мужчина добивается женщину, но не наоборот. Над этим Элен много думала в последнее время. Антонио она ничего не рассказывала о Торальфе Ганзене и иногда тайком лелеяла мысль позвонить. В конце концов, можно было сказать, что она так заинтересовалась соколиной охотой, что хочет написать об этом статью. Торальфу бы польстило, если бы она взяла у него интервью. Из всех мыслимых поводов этот был самым убедительным. Но для этого нужно было преодолеть страх, и только с четвертой попытки Элен нашла в себе мужество снять трубку и набрать номер.
Когда послышался гудок, у нее остановилось сердце, колени подкосились, руки задрожали. «Господи, Элен, тебе ведь уже не семнадцать!» — ругала она себя.
После десяти гудков она положила трубку. Как можно было быть такой глупой? Как можно было думать, что он, увидев ее номер, обезумев от счастья, схватит трубку? Он, наверное, подумал: «Опять звонит! Что ей еще надо? Мы уже обо всем поговорили».
Чем больше времени проходило со дня этого неудачного звонка, тем больше злилась Элен на себя. Нельзя быть такой слабой!
Антонио, как всегда, оказался прав. Если мужчине что-то нужно от женщины, он сам начнет действовать. Он полагал, что мужчины не задумываются над тем, должны они добиваться женщину или нет. Если женщина им небезразлична, тогда все просто. Элен поклялась больше никогда в жизни не совершать подобной глупости. Ей было очень стыдно. Торальф узнает, что она поддалась слабости, когда увидит ее номер на дисплее. Элен хотелось, чтобы этого досадного происшествия не было. К сожалению, того, что сделано, не вернешь. Но Элен была сильной и не уступила искушению позвонить Торальфу снова.
«В Нью-Йорке около девяти часов по местному времени случилось ужасное несчастье. Один из самолетов американской авиакомпании на полной скорости врезался в башню Всемирного торгового центра. На данный момент подробности катастрофы неизвестны. Мы сообщим, как только что-то станет известно».
Элен направлялась на конференцию и застряла в пробке, когда услышала по радио это сообщение. Ей показалось, что событие сильно раздуто, что ничего подобного просто не могло произойти. Она сетовала на страсть к сенсациям, которой грешат СМИ. Подобные сообщения только вносили сумятицу в сферу туризма, где и так дела шли не очень успешно.
Она вбежала в офис редакции и с удивлением обнаружила, что все сидят, уставившись в экран телевизора. То, что Элен увидела собственными глазами, в точности повторяло услышанное. Как раз в эти секунды с оглушительным шумом, поднимая клубы пыли, падала одна из башен торгового центра. Под ее руинами были погребены сотни людей.
С момента катастрофы не прошло и двух суток, а редакцию уже было не узнать. Никто не обращал внимания ни на распорядок вещания, ни на график работы. Все менялось каждый час, и никто не знал, что в такое время должен показывать канал путешествий.
У Элен телефон звонил не переставая. Трудно было утром готовить прямой эфир на вечер того же дня, поскольку многие рейсы были ограничены, а некоторые и вообще отменены.
Когда вдруг на дисплее появился номер Торальфа Ганзена, у Элен, несмотря на царящий вокруг хаос, земля ушла из-под ног. Но она тут же поклялась себе никак этого не выдать.
— Здравствуйте, герр Ганзен, — опередила она его своим приветствием.
— Здравствуйте, как ваши дела? — Он был удивлен ее деловым и уверенным тоном.
— Спасибо. Очень много работы. А ваши?
— Идут. У меня работа на этот год закончилась. Шейхи уже съехались, чтобы выбрать птиц для предстоящей охоты.
— Ах, вот как! — Она внимательно слушала.
— Я не помешал? Мне кажется, вы торопитесь. Просто я только что увидел, что вы звонили несколько дней назад.
Не в бровь, а в глаз! Но он, конечно, не догадывался, как Элен было стыдно.
— И я хотел с вами попрощаться.
— Попрощаться? — У Элен что-то кольнуло внутри. — Вы уезжаете?
— Завтра я лечу в Арабские Эмираты.
— В Эмираты?
Не может быть, чтобы он всерьез собирался туда после теракта, когда с перелетами полная неразбериха! Никто и не думал сейчас куда-то лететь. Тем более на Восток, где, предположительно, находились террористы. Но Торальф не понял ее удивления.
— Да, в Дубаи. Я вам рассказывал в прошлый раз.
Элен помнила об этом. Сейчас был сентябрь, а он говорил, что сезон охоты начинается в октябре.
— Да… Но я думала, что вы слышали о том, что случилось в Нью-Йорке…
— Конечно, слышал. Но я же не говорил, что лечу в Нью-Йорк. Я сказал, что отправляюсь в Дубаи. Я думаю, вы хорошо знаете географию и представляете, что это два разных континента. Так что нет причин для волнения.
Его заметно веселила растерянность Элен. Она старалась сохранять спокойствие, хотя это ей не особенно удавалось. Последние двое суток редакция жила в условиях чрезвычайного положения. Нужно было быстро ориентироваться в постоянно меняющейся ситуации и при этом держать себя в руках. У Элен не нашлось слов, чтобы отреагировать на реплику Торальфа.
— Не могу же я пренебречь результатом работы целого года только потому, что в Нью-Йорке взорвались две башни. Уверяю вас, вероятность того, что в ближайшее время в Дубаи произойдет нечто подобное, так же мала, как и вероятность того, что завтра я выиграю в лотерею.
Элен не была настолько уверена. Она знала не больше, чем остальные, начнется война или нет. Элен знала только одно: она боится за Торальфа.
— А туда есть авиарейсы?
— Да, я узнавал. Все в порядке. Не один я такой. Если «Люфтганза» не отменяет рейсы, значит, дела не так плохи.
Элен задумалась, а он продолжал:
— А теперь давайте серьезно. Мне послышалось в вашем голосе волнение.
От него ничего не скроешь!
— Да. Я беспокоюсь за вас.
— Это приятная неожиданность. То, что кто-то обо мне беспокоится.
Элен казалось, что она чувствует его улыбку.
— Сколько вы там пробудете?
— Не знаю.
— Что? — Элен не верила собственным ушам.
— Правда, не знаю. Не могу ничего сказать. Несколько дней или несколько недель…
Элен старалась сдерживаться, хотя терпение не было ее сильной чертой.
— Но вы же должны знать, сколько времени займет работа! Вы же не первый раз туда летите.
— Знаете, у меня к вам предложение. Как только я прилечу, сразу же позвоню вам. Я пока еще не знаю, где остановлюсь, поэтому не могу назвать адрес. Но я позвоню. Обязательно. Что скажете?
Элен обрадовалась и почувствовала облегчение.
— Было бы замечательно! Я ведь действительно волнуюсь. Даже если вы мне и не очень верите.
— Я этого не говорил. Я вам верю. Знаете, я слишком люблю жизнь, чтобы ставить ее на карту. Уверяю вас, я знаю, что делаю.
Элен почувствовала, что его интонации изменились. Из шутливых они стали серьезными и
