еще более нежно и еще более уверенно, чем в первый. Однако она не пригласила его зайти, а напрашиваться он не стал. Но, несмотря на некоторую робость его прикосновений, она знала, что Магнус не стеснялся весь вечер пожирать ее страстным взглядом.
Ее следующее свидание с Магнусом произошло на вечере в честь одного из членов Совета директоров «Магнус Медиа» в огромном зале Публичной библиотеки Нью-Йорка. Виновник торжества, которому давно уже перевалило за восемьдесят, восседал за столом, окруженный пятьюстами гостями. «Придворный» поэт прочитал стихи в его честь, а потом гости встали, чтобы пропеть хором «Долгие лета». В этот момент Магнус и взял Касси за руку Он старался вести себя очень осторожно, но не упускал возможности обменяться с ней взглядом или тихонько пожать ей руку.
А потом вдруг вернулись Джесон и Хивер. Это показалось Касси неожиданным, хотя она знала с точностью до часа, когда они должны приехать, хотя долго готовила себя к тому, что должна будет сказать, как по-дружески смело и непринужденно взглянет Джесону в лицо. Но вот она увидела его – и растерялась. Сердце заколотилось, щеки вспыхнули. Хивер бросилась ей на шею, обняла, расцеловала. Потом убежала к себе здороваться с игрушками. И растерянная Касси осталась наедине с Джесоном. Она не знала, как ей себя вести, но Джесон сам пришел ей на помощь. Он холодно чмокнул ее в щеку: «Привет». И она почувствовала досаду на саму себя и на все на свете.
Теперь свободное время Джесон и Касси посвящали совместным играм с Хивер: не видеть друг друга они не могли, а оставаться вдвоем избегали. Джесон заметил, что Касси стала чаще отлучаться куда-то по вечерам, но ничего на этот счет ей не сказал. Он делал вид, что у него масса работы, но командировку отменил, хотя Касси случайно поняла из его разговора по телефону, что у него какие-то проблемы со строительством на Филиппинах. Но ее он в это не посвящал. Джесон вновь сделался довольно замкнутым.
Когда Магнус позвонил в очередной раз, чтобы пригласить Касси на вечер, первое, о чем он ей сообщил, так это о том, что встреча будет носить деловой характер. Это был обед, который устраивал мэр в Грэйс-Мэншн для бизнесменов-республиканцев.
– Слушай, скажи мне, я что, сошла с ума? Я всегда считала, что ты демократ.
– Наверное, ты сошла с ума. – В голосе Магнуса сквозила улыбка. – Да, одно время я разделял кое- какие либеральные концепции, но потом женился на Милли и пересмотрел свои взгляды.
– Но ведь ты поддерживаешь Хааса, и, – не выдержала Касси, – ты же баллотировался в мэры от демократической партии.
Последовала пауза.
– Ну, это было сто лет назад, – ответил, наконец, Магнус. – Но скажи, откуда тебе это стало известно?
– Я видела фотографию, где ты, Джесон и Хаас стоите под плакатом. Она висит в кабинете у сенатора.
– Старый дурак!
– Извини, я не хотела тебя огорчить, – мягко сказала Касси, так и не поняв, кто дурак: он или Хаас. – Но возвращаясь к твоему предложению… Я буду очень рада пойти туда, тем более с тобой. А какого числа это будет?
День, который назвал Магнус – второй четверг сентября, вызвал в памяти Касси какие-то смутные воспоминания. Но она была так заинтригована реакцией Магнуса, что не стала ломать над этим голову, а просто записала дату и время в свой ежедневник.
Шейла тем временем скрупулезно отбирала материал для передачи, обращая внимание на каждое упоминание о сенаторе в газетах и журналах. В предоставленных им Магнусом папках с надписью «Хаас, Энтони» лежала подшивка газет семидесятых годов с материалами о сенаторе. Помимо того, что они нашли у Магнуса в архиве, им пришлось также порыться в фондах Публичной библиотеки, в Музее телевидения и в ЮПИ.
– Забавно, – сказала Касси Шейле, повесив трубку.
– Ты что-нибудь выяснила?
– Нет, но кое-что услышала. Кое-что в голосе Магнуса, когда я напомнила ему о том, как он баллотировался в мэры.
– Да что кое-что?
– Страх. – Касси сделала театрально большие глаза и расхохоталась.
– Подождите, не начинайте! – предупредил их Кэл. – Я еще не установил уровень звука.
– Раз, два… кружева… – попробовала Касси говорить в маленький микрофон, прикрепленный к лацкану ее пиджака. Она оглядела комнату, битком набитую людьми и аппаратурой. Кроме Хааса покорно ожидавшего, пока гример Феликс вернет его лицу былую свежесть, там присутствовали Рита Кирби, Джеффри Меллон и еще два помощника сенатора. К тому же Касси подняла на ноги ради съемок Хааса чуть ли не всю «Магнус Медиа»: здесь были и лучший гример, и лучший костюмер, и лучший парикмахер. Освещение устанавливали целый час – так, чтобы не бликовали фотографии. А потому в этот день «Неприятные новости» начали съемку на целый час позже, чем планировалось – к великому неудовольствию Гарви, который опаздывал «из-за старого пропойцы» на свидание.
– Отлично, – скомандовала Шейла. – Как со светом? Готово? Заканчиваем с гримом. Итак, сенатор, Гарв, Фредди, по местам. – Шейла махнула Касси: – Снимаем.
– Мы с вами находимся в домашнем кабинете сенатора, – начала Касси, умело, улыбаясь в ярком свете софитов; она уже научилась переносить его, не щурясь. Она научилась также владеть перед камерой и своим голосом, и жестами. Показав рукой на стену с фотографиями, она продолжала: – Перед вами снимки, которые отражают весь путь сенатора Хааса как политического деятеля. Уважаемый мистер Хаас, не будете ли вы настолько любезны, чтобы прокомментировать зрителям то, что они видят на этих фотографиях, – лучезарно улыбнулась она сенатору.
Хотя неутомимая Касси неоднократно прорепетировала это пятнадцатиминутное интервью с сенатором прежде, чем начать съемку, беседа получилась по-дружески непринужденной. Недаром говорят: лучшая импровизация – отрепетированная. Касси смотрела на старика так ободряюще, так искренне ему улыбалась, что он разошелся – рассказывал с увлечением и даже шутил.
