с травой между разошедшимися, истоптанными плитами, была конура, около нее дремала цепная собака. Она тоже была очень стара. Когда я проходил мимо, она как будто даже и не заметила этого.
Замок Кендалль имел, по сравнению с Денморским, вид почти игривый.
В комнате со сводами, с облупившейся, старинной наивной живописью по стенам, я сел у яркого огня, который поблескивал между железными полосами в камине.
— Присядьте, сударыня, прошу вас.
Но она ни за что не соглашалась и продолжала стоять, такая маленькая, вся в черном. И было непостижимо, как такой колосс, как Ральф, мог получить жизнь от этой крошечной женщины.
Она слушала, что я ей рассказывал, передавая всякие подробности, иногда вскрикивала, но пыталась сдержать эти возгласы. Я старался ничего не забыть, понимая, что робкая маленькая женщина никогда не отважилась бы задать мне какой-нибудь вопрос.
Когда я сообщил ей, что граф д’Антрим умер, что графиня Кендалль арестована, она точно еще больше сморщилась. Она не плакала. Только правая рука украдкой сотворила крестное знаменье.
— А здесь? — спросил я, чтобы прервать последовавшее за моим рассказом молчание.
Она сделала какое-то неопределенное движение рукой.
— Приезжали какие-то господа из Белфаста, с солдатами и полицией. Целый день обыскивали замок. Увезли большой чемодан с бумагами. А так ничего не тронули.
— Вы здесь одна?
— Да, господин.
— Ральф сказал мне, — заговорил я снова, помолчав немного, — Ральф мне сказал, что вы будете так любезны и покажете замок. Когда-то я знал графиню Антиопу, еще совсем девочкой. Она много рассказывала мне о Денморе. Я был бы очень рад...
— О, все, что вам угодно, сударь.
На поясе у нее висела толстая связка ключей. Она взяла ее.
— Ральф сказал мне еще, — прибавил я с улыбкой, — что с моей стороны не будет неделикатностью попросить у вас разрешения разделить с вами завтрак.
Она всплеснула руками.
— О сударь, прошу вас, простите. Я — несчастная старуха события отняли у меня и последний ум. Сама я уж ничего не соображаю, нужно все мне сказать.
И за весь этот день впервые засветился огонек в ее глазах.
— О, Ральф — он обо всем подумает, — сказала она, — он всегда обо всем думал.
Она протянула мне свою связку ключей. Я скромно отстранил их.
— О, а эти господа из Белфаста брали у меня ключи, — сказала она с обезоруживающею наивностью. — Полагаю, что у друга моего сына не меньше прав, чем у английских полицейских.
Целый час бродил я по замку. Гулко раздавались мои шаги по пустынным лестницам и коридорам. Поднявшись во второй этаж, я растворил окно. Облокотился. На необозримом пространстве стлалось море, весеннее море, бледно-лиловое, и по его поверхности проступали более темными красками течения.
Я опять закрыл окно. Я открывал одну дверь за другой. Сердце мое было полно глубокого волнения. Все такие же комнаты, формою похожие на церковные залы, торжественные, как часовни, отделанные строгим дубом. По стенам — портреты. Длинный ряд джентльменов, ведших на протяжении веков трагическую борьбу с саксами. Кое-где зеркала, в которых уже издали видел я свое все приближающееся отражение, еще увеличивали фантастические размеры этих зал. И двух лет не прошло, как было покинуто это жилище, а казалось, что уже века оно необитаемо.
Толкнув еще одну дверь, я вздрогнул. Не было сомнений, что я вошел в комнату Антиопы.
Я подошел прямо к маленькому кронштейну из розового дерева. Несколько фотографий в стареньких рамках. Портреты Антиопы, когда она была ребенком. На одной фотографии она была в коротенькой юбочке, в блузке с матросским воротником. Я вынул фотографию из рамки. На обороте прочитал имя фотографа, его адрес — Э-ле-Бене, Гранд Авеню — и дата — 1894.
Я положил маленький портрет себе в бумажник и тихо вышел на цыпочках.
На лестнице послышались легкие шаги. Это была старушка, наверное, она, не мог, конечно, быть никто другой. Но какая тревога охватила меня! Она прошла лишь тогда, когда я увидал на площадке старушку, и она засеменила ко мне.
— Ваш завтрак готов.
Я был вынужден, несмотря на все мои возражения, один сесть за стол в громадной столовой, где она накрыла мне завтрак. Хрустальная с серебром чаша, наполненная светлым вином, бросала на скатерть свою розовую переливчатую тень. Я быстро поел, стараясь не греметь посудой.
— А теперь, не угодно ли вам пойти со мной, — сказала старушка.
Я пошел. Мы спустились в парадный двор. Она отперла входную дверь, посторонившись, чтобы пропустить меня вперед. Тут только я заметил, что у нее в руках букет цветов.
— Вы разрешите мне проводить вас туда.
Мы пошли по скалистой дорожке, вившейся вдоль основания Денморского замка. По другую ее сторону была стена футов шесть в вышину, посередине ее — железная решетка с крестом.
Мать Ральфа толкнула решетку, та со скрипом отворилась. В ответ на этот скрип раздались какие-то хриплые крики. Вокруг нас закружились чайки.
Мы были на площадке, высеченной в скале. С трех сторон — громадные голубые и белые просторы неба и моря; за нами высился суровый и величественный силуэт замка.
На этой площадке стояли в два ряда, словно какая-то гигантская игра в домино, приблизительно двадцать каменных столов.
— Могилы графов Кендалль, — сказала старушка.
Она пошла проходом, который образовали тяжелые серые четырехугольники. На всех этих камнях были вырезаны надписи. По мере того как мы подвигались вперед, как уходили вместе с моей спутницей из дали времен, надписи становились все более разборчивыми. Старушка подошла к последнему камню, на котором лежал увядший букет цветов. Она сняла этот букет, вместо него положила свежие цветы, которые принесла. Она опустилась на колени и молилась.
Круги чаек вокруг нас все сужались. Некоторые из них уже успокоились и опустились на камни.
Я стоял позади коленопреклоненной матери Ральфа, глаза мои блуждали по небу, по морю. Потом они остановились на могильном камне, который был перед нами.
Камень был разделен посередине черной полосой. На левой стороне я прочитал:
Генри Бакстер, граф Кендалль.
22 ноября 1878 — 6 июня 1914.
По правую сторону от черной полосы не было ничего.
Скоро старушка поднялась.
— До отхода поезда у вас еще два часа. Вместо того чтобы идти опять в замок, а там уж почти нечего больше осматривать, может быть, вам было бы приятно спуститься по узенькой тропинке к морю. Ее сиятельство графиня Антиопа, с тех пор как стала ходить, каждый день совершала эту прогулку. И если бы мой сын был здесь, он непременно посоветовал бы вам воспользоваться остающимся еще временем и пойти посмотреть Дорогу Гигантов. Прошу извинения, — прибавила она, — что сама не провожаю вас, но я не имею права оставлять надолго замок. Впрочем, вы не можете заблудиться. Вот эта тропинка ведет прямо к Дороге Гигантов. Не больше десяти минут ходу.
И Дорога Гигантов узрит победу Фин Мак-Кула и бегство утеснителя.
Фин Мак-Кул, гигант, первый граф в стране д’Антрим, в стране пещер, был вызван на странный бой своим английским соперником, гигантом Баллендонером. Фин Мак-Кул не побоялся Баллендонера; не только не побоялся, но даже, чтобы дать Баллендонеру возможность прийти к нему, довел свою любезность и свою снисходительность до того, что соединил Шотландию и Ирландию дорогою, собственноручно им построенною. Так может Баллендонер прийти, не замочив ног. Баллендонер пришел, и Фин Мак-Кул победил его. Можно было надеяться, что Баллендонер честно примет свое поражение. Он не был честен. Началась эпоха войн между потомствами этих двух людей, и каких войн! В течение веков и веков потомство Фина Мак-Кула подвергалось адским нападениям, и, казалось, будет уничтожено. Ужели же напрасно пролилась кровь мучеников Пасхи? Баллендонер трубит о своей победе. Но в то же время протягивает руку
