были бы так счастливы вновь повидаться с вами. Но очень возможно, что наша жизнь здесь вас больше не прельщает. И верно, она теперь стала совсем безумной: веселой для одних, слишком тяжкой для других, к коим, боюсь, принадлежу и я сама. Смилуйтесь, напишите поскорей хоть несколько строк, которые принесли бы мне, по крайней мере, уверенность в том, что вам иногда случается вспомнить о преданной вам Жюли…»
Заканчивалось письмо постскриптумом, от которого сердце Лауры радостно забилось:
«Наш друг Б., которому вы разрешили распоряжаться домом по собственному усмотрению, принес мне вчера ключи. Я была не одна, и он не дал никаких объяснений, но пообещал зайти еще».
Письмо подействовало на Лауру мгновенно. Заглянув в календарь, она отправилась на поиски Бины: та оказалась в комнате Лали, где подметала пол.
— Оставь метлу и беги поскорей на конную почту занять мне место в завтрашнем дилижансе на Ренн. Оттуда через два дня уходит почтовая карета на Париж. А потом бегом возвращайся сюда собирать мои вещи!
Но вместо того, чтобы бежать, девушка застыла на месте:
— Вы уезжаете? Одна?
— Да. Так лучше. Паспорт, выданный мне Комитетом национальной безопасности, все еще действителен, а для тебя пришлось бы делать новый. На это нет времени.
— Так, значит, вы и Жуана не берете?
В голосе Бины прозвучала надежда: она еще не отчаивалась затронуть сердце доверенного лица Лауры.
— Не беру. Я собираюсь остановиться у мадам Тальма, мне нужно вернуть ей особняк на улице Монблан. Так что мне никто не нужен, но, прошу тебя, поторопись, я очень спешу!
— А что скажет Жуан, когда вернется?
Его отослали в Фужерей сообщить слугам, что их хозяин жив, но, некоторое время будет отсутствовать. Однако замечание Бины рассердило ее хозяйку:
— Что Жуан! Подумаешь, Жуан! Он что, тут командует? Делай, что говорят, и не прекословь!
Когда Бина наконец ушла, Лаура поднялась к себе и занялась приготовлениями. Надо будет сказать Лали о предстоящем отъезде вечером за ужином, а пока можно порадоваться всласть. Лаура чувствовала себя школьницей накануне каникул. Из всего, о чем писала ей Жюли, она усвоила только одно: Батц в Париже, и сама мысль вновь увидеть его наполняла ее радостью, от которой хотелось смеяться и плакать одновременно. Пусть в столице голод, пусть там снова опасно — все это ее нисколько не огорчало. К тому же скоро наступит весна, это чудесное время года, ведь с весной придет любовь! Так и должно быть! Долой условности, воспоминания и даже стыд! Если Жан не придет к ней, она сама отправится к нему, она ему скажет, что любит его больше жизни, что хочет принадлежать ему, делить с ним жизнь, все дни и ночи, познать, наконец, это высшее наслаждение тела и души, что знала Мари и унесла с собой в могилу. С Батцем все было возможно, он был волшебником, ведь это он выкрал из Тампля маленького короля и наверняка знает, как можно вызволить оттуда его сестру!
Лаура спустилась к ужину, полная решимости, готовая сражаться с любым, кто вознамерится препятствовать ее плану. Лали уже сидела за столом и читала документ. Она отложила его, заслышав шаги Лауры, и улыбнулась:
— Ну что же, покидаете нас? Так вдруг и решились, верно?
— Вот именно, вдруг, и я собиралась сама объявить вам об этом, но, кажется, Бина меня опередила?
— Я застала ее плачущей за глажкой одной из ваших сорочек. И спросила о причине плача.
— Для слез нет никакой причины. Я не беру ее, и Жуана тоже, он будет здесь более полезным. Мне написала Жюли Тальма. Я ей нужна и уезжаю завтра утром дилижансом…
— Странное решение. Если вы торопитесь, дилижанс вас скоро не довезет.
— Зато он надежнее частного экипажа, не застрахованного от сюрпризов. Не думайте, я еду в Париж не затем, чтобы держать салон в доме на улице Монблан. Я возвращаю дом в распоряжение Жюли, а сама поживу у нее несколько дней, пока не найду подходящее жилье.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я вам рассказывала, как мы с мадам Клери жили в ротонде Тампля. Туда я и хочу вернуться. Для жизни в двух маленьких комнатах горничная не нужна. А доверенное лицо тем более!
До сих пор спокойное лицо пожилой дамы омрачилось.
— Я должна была догадаться, — прошептала она. — Вы хотите быть ближе к той, что все еще там?
— Да, я чувствую, что нужна ей. Только не просите меня объяснить, откуда это чувство.
— Но что вы сможете сделать, без помощи, одна?
— Вам отлично известно, что в Париже у меня достаточно друзей. Так что помощь придет. Вот, прочитайте! — протянула она письмо Лали через стол.
Лали нацепила очки и, пробежав письмо, вернула его Лауре, а сама посмотрела на нее долгим взглядом, ничего не говоря. В лице молодой женщины, в выражении ее черных глаз читалось такое ожидание любви, такое пленительное счастье, что она взволнованно молчала, стараясь не показать, что тронута чувствами Лауры.
— Я думаю, на вашем месте поступила бы так же, — наконец вздохнула она. — Только, умоляю, будьте осторожны, Лаура. Не все любящие вас люди живут в Париже.
— Конечно, как и не все те, кого люблю я, и вы об этом прекрасно знаете, — ответила она, растроганно глядя, как дрожит в руке Лали суповая ложка. — Вы мне дороже матери, и мне необходимо быть уверенной в том, что вы всегда со мной. Но это касается не всех…
— Вы о Жуане? Не беспокойтесь, он все знает.
— И молчит? Он изменился в лучшую сторону, — облегченно вздохнула Лаура.
На следующее утро, когда она велела Элиасу идти за тачкой, чтобы везти к дилижансу багаж, она увидела, как к дому подкатила почтовая карета. На месте кучера в ливрее восседал Жуан. Не глядя на нее, он спрыгнул на землю и хотел уже подхватить баульчик и сумку, но она сердито его остановила:
— Не трогайте!
Взгляд ее молнией ожег слугу:
— Кто велел вам заказать почтовую карету?
Готовый к бою, он сжал единственный кулак и открыл уже было рот для ответа, как вдруг Лали объявила:
— Это я, Лаура. Сердитесь на меня.
— Но зачем? Я хочу ехать одна, и, кроме того, не может быть речи о том, чтобы стеснять сверх меры мадам Тальма…
— Жуан отвезет вас и сразу же вернется назад, но только, прошу вас, поезжайте каретой! Не представляю себе, как бы вы могли несколько дней трястись в дилижансе в окружении приятных и не очень пассажиров! Я бы сама поехала с вами, не будь у меня столько дел, но раз уж вы едете одна, позвольте мне… позвольте мне позаботиться о вашем удобстве в пути… и о скорости передвижения… Разве не вы сами сказали мне, что торопитесь?
Лаура поняла, что Лали с Жуаном сговорились и что так просто с ними не справиться. Поняла она и отчего на самом деле плакала Бина вчера вечером за глажкой ее сорочек. Лаура обняла старую подругу:
— А я все удивлялась, почему это вы не вставляете мне палки в колеса! Хорошо, беру карету, но в таком случае беру и Бину! Жуан, скажите ей, пусть поскорее собирается! По крайней мере, она составит вам компанию на обратном пути!
Он так взглянул на нее, что Лаура поняла, что обидела его, но только его не хватало для встречи с Батцем! Его терпеливая ревность, предупредительная, но страшная, могла сделать его опасным, а она хотела прийти к Жану одна и свободная от всяческих пут, чтобы вкусить любовь во всей ее полноте.
С покрасневшими глазами, все еще шмыгая носом, Бина слетела со ступеней как снаряд, волоча за собой сумку, куда она второпях запихала свои вещи; от радости она чуть не задохнулась. Жуан снова взобрался на козлы, щелкнул кнутом. Последний взмах руки в сторону Лали, Матюрины и подбежавших
