снарядить «Мадемуазель» и починить «Констанс». Для этого нужны деньги. У вас они есть?
Лаура глядела на подругу с восхищением. Буквально за несколько дней вчерашняя «вязальщица» с удивительной легкостью преобразилась в уверенную в себе судовладелицу. Как будто, поселившись в комнатах
Марии, она вжилась в ее роль, угадывая, о чем бы та подумала и что бы предприняла, чтобы самой ни на йоту не отступить от верной позиции. Что ж поделаешь, Лауре все же пришлось отвечать на вопрос Лали:
— Кажется, еще кое-что осталось от тех денег, которые мать завещала мне на смертном одре, да еще драгоценности, но большая часть средств осталась в Париже у банкира Лекульте, которого мне порекомендовал Батц. Наверное, придется ехать туда…
— Здесь есть два банка. Достаточно будет вашей подписи. К чему мучить себя долгой изнурительной дорогой? К тому же мы сами убедились не так давно, что дороги небезопасны. Говорят, шуаны[19] разгулялись, как никогда. Да еще и разбойники.
— И все-таки мне кажется, что для такой важной операции понадобится личное присутствие.
Лали не ответила. Она присела на диван рядом с Лаурой и взяла ее руки в свои.
— Может быть, вам просто захотелось снова увидеть Париж? Или кого-то еще? — спросила она.
Лаура покраснела, но взгляда не отвела. Она прекрасно понимала, что от ответа графине ей не уйти.
— Я скучаю по нему, Лали. Как хотела бы я знать, что он делает, о чем думает. И если действительно Понталек умер, почему бы мне не подумать хоть немного о себе, раз уж вы взяли на себя дела нашего дома?
— Я прекрасно вас понимаю, хотя и считаю, что было бы гораздо спокойнее, если бы обнаружили труп вашего супруга и предали бы его земле. Но оставим это, поговорим о Батце. Вы помните, что он вам сказал в тот день, когда нас выпустили из Консьержери? Он собирался до отъезда заняться домом в Шаронне. А потом намеревался поехать в Швейцарию. Обнаружил ли он следы малолетнего короля, которого у него из-под носа похитили в Англии? Если у него будет хоть малейшая зацепка, вы знаете не хуже меня, что он дойдет в своих поисках хоть до края земли, если в этом будет необходимость. Во всяком случае, я уверена, что в Париже его нет.
— Вы, безусловно, правы, но не один он влечет меня в столицу. Есть еще и…
— Ее Королевское Высочество, которая до сих пор содержится в Тампле? Вам хочется знать, что с нею стало?
— Верно. Не правда ли, странные у меня привязанности? Мужчина, посвятивший свою жизнь королевскому трону, и маленькая принцесса, которая едва со мной знакома, да и, наверное, просто забыла обо мне… а я люблю ее, как любила бы свою собственную дочь. Смешно!
— Не говорите так! Сердцу, как известно, не прикажешь… А юная Мария-Терезия Шарлотта очень похожа на мать. Помните, как за улыбку королевы Марии-Антуанетты ее верные подданные жизнь готовы были отдать! Так что ваше желание вполне понятно. Но раз уж вы так хотите узнать последние новости, почему бы просто не написать вашей подруге Жюли Тальма? Вы примете решение в зависимости от ее ответа.
Склонившись, Лаура коснулась легким поцелуем щеки старой подруги:
— Вас надо было бы называть «мадам мудрость»! Вы всегда знаете, как лучше поступить. Сейчас же напишу Жюли… и в банк Лекульте…
— Не надо спешить! В такую погоду почтовая карета все равно не тронется из Сен-Мало!
И верно, вот уже сутки над северным берегом Бретани бушевала буря, сотрясая суда в порту. Яростные порывы ветра налетали на ставшую непроходимой даже в отлив песчаную косу, а крутые волны сердито стучались в гранитные крепостные стены, опоясывающие город, заливали скалы и берега, как будто намеревались стереть их с лица земли… Наконец, через три дня, погода улучшилась. Даже выглянуло солнце, но оно не порадовало горожан: его лучи осветили два выброшенных на песчаный берег трупа — мужской и женский. После долгого пребывания в воде одежда на них изорвалась в клочья, тела были изуродованы, но женщину все же можно было узнать: это была Лоэйза. У ее спутника лица уже не было… Трупы отнесли в подвальный этаж замка и послали за отцом девушки. Пришли и за «гражданкой Лодрен»: ей надлежало опознать труп мужчины — предполагалось, что это Понталек. Жуан попытался воспрепятствовать этому.
— Если кто-нибудь и в силах его опознать, так это я, — заявил он. — Мы вместе воспитывались. Нет смысла заставлять смотреть на этот ужас женщину, которую он столько мучил…
— Положено быть там именно ей, — продолжал настаивать жандарм, посланный за Лаурой. — Гражданин мэр хочет знать ее мнение.
— Я пойду, — решила спор Лаура. — Но в компании с вами, Жуан, я буду чувствовать себя гораздо увереннее.
От дома до средневековых башен замка герцогини Анны Бретонской было совсем недалеко. Ветер утих, потеплело, но Лауру бил озноб, когда она в черной шерстяной накидке с капюшоном спускалась по истертым скользким ступеням в нижний зал, служивший моргом. Чувства, обуревавшие ее — надежда, смешанная с отвращением, — были столь же малоприятны, как атмосфера и жуткий запах, стоявший в этом мрачном помещении, по старому обычаю освещенном факелами. Вокруг толпился народ, и она не сразу увидела тела, распростертые на каменных скамьях. Широкие плечи жандарма проложили ей дорогу сквозь толпу, и она почувствовала, как рука Жуана властно взяла ее руку.
— Только не вздумайте падать в обморок! — шепнул он. — Приложите к носу платок, а когда подойдете к трупу, закройте глаза! Я сам его узнаю.
Она согласно кивнула, вынула платок и поднесла его к лицу. Они стояли теперь рядом с телом, все еще накрытым мешковиной. Мэр Лувель, поздоровавшись, произнес виновато:
— Не слишком приятное зрелище…
— Но раз необходимо…
Он так проворно откинул покрывало, что перед тем, как зажмуриться, она успела все же заметить то, что гниение и крабы оставили от лица, обрамленного волосами того же цвета, что и у Жосса. Всхлипнув, она отвернулась.
— Я… я не знаю! — выдохнула Лаура, вырываясь у Жуана, чтобы убежать из зала, но вовремя подошедший Кренн подхватил ее и повел к выходу. Она еще слышала голос Жуана, который хотел еще раз осмотреть тело повнимательнее…
У подножия лестницы ей уступил дорогу какой-то человек. Показалось, что это не мужчина, а часть стены: так он был однообразно сер — волосы, одежда, лицо, глаза. Небольшого роста, но коренастый, крепко сбитый, этот человек казался высеченным из гранита. Он шел следом за ними, но уже во дворе кто- то окликнул его:
— Гражданин Магон!… На два слова!
Мэр торопливо поднимался по лестнице. Мужчина обернулся. Лаура из любопытства остановила Кренна.
— Ну, что еще? — спросил человек.
— Ты опознал тело своей дочери Лоэйзы, так?
— Так.
— Скажи теперь, как поступить лучше: чтобы мы привезли ее к тебе в Фужерей или ты пришлешь за ней сам?
— Делайте с ней, что хотите. Она все предала ради этого мерзавца, мне до нее больше дела нет. Положите ее вместе с Понталеком!
— Мы не уверены, что это он…
— Так выбросьте ее в море, может, там они и встретятся! Она уже готова: видели, что у нее ноги связаны рваной веревкой? Так привяжите к ней камень…
— Рваной веревкой? — изумился Кренн, стоявший посреди лестницы. — Мне надо посмотреть…
Он нырнул вниз, а Лаура тем временем подошла к тому, кого, как видно, звали Браном Магоном де ла Фужереем.
— Зачем вы отказали ей в христианской земле? — мягко упрекнула она его. — Море вернуло ее
