– Она даже после смерти не хочет оставить меня в покое! – прорычал король, срывая печати.
Это было завещание королевы Софии-Доротеи, что недавно скончалась в своем замке, затерянном среди люнебургских пустошей. Она извещала Георга, что знает о судьбе графа Кенигсмарка и что не пройдет и года, как она встретится с мужем на господнем суде.
Спустя восемь месяцев король Англии Георг I умер от апоплексического удара. Перед смертью он кричал:
– Нет-нет, Физетта! Нет! Это не я! Я его не убивал!
Жуткая графиня Платен давно уже была мертва. Через два года после гибели Кенигсмарка ее красота разом поблекла из-за внезапного разлития желчи. Она почти ослепла. В окружавшей ее темноте она различала окровавленный призрак Филиппа и умоляла его уйти. Когда графиня уже лежала на смертном одре, духовник отказался отпускать ей грехи, если она не расскажет всей правды о Кенигсмарке. Она продиктовала все подробности той ужасной сцены – и под паркетом в туалетной комнате дворца Герренгаузен был найден скелет…
«
София-Доротея заблуждалась. Ее любовь пережила века…
11. Каролина-Матильда, королева Дании
Когда в 1766 году английский король Георг III напутствовал свою молоденькую сестру, просватанную за датского государя Кристиана VII, он был спокоен за ее судьбу и доволен тем, как замечательно все уладилось.
– Каролина (вообще-то принцессу звали Каролина-Матильда, но домашние обращались к ней именно так – Каролина), вам всего пятнадцать, а вы вот-вот станете королевой! – Тут Георг значительно поднял палец, и девушка, чтобы скрыть неуместную улыбку, поднесла к лицу чайную розу. Она знала, что у ее братца с детства существовали очень твердые понятия о правах монархов и об их высоком предназначении. Понятия эти были внушены ему фаворитом матери шотландским пэром лордом Бютом, который полагал, что только абсолютизм может принести подданным истинное счастье, а стране – процветание. Каролина терпеть не могла разговоров о «государственных интересах», но спорить с королем не приходилось, поэтому она, покорившись судьбе, вздохнула и в течение получаса слушала рассуждения о том, как ей следует позаботиться о благе Дании.
– …Тут не обошлось без вмешательства Провидения, – заканчивал Георг свои наставления. – Если бы не господня воля, вы не смогли бы взойти на престол в столь нежном возрасте. Так будьте же достойны своего высокого предназначения и обещайте не забывать об Англии, родине ваших предков!
Каролина, недоумевая, обещала. Ее предки происходили из Ганновера и Мекленбурга и к Англии отношения не имели. «Странно иногда Георг говорит, – промелькнуло в голове у девушки, – так странно, что и вовсе понять нельзя, что он имеет в виду». Но тут Каролине вспомнилась одна история, рассказанная матерью, вдовствующей принцессой Августой (отец Георга и Каролины умер рано, не успев взойти на престол, так что воспитывались дети одной матерью, женщиной суровой и непреклонной, всегда мечтавшей о троне, но так и не поднявшейся по его ступеням).
– Дед ваш, дочь моя, – говорила принцесса Августа, прилежно склонившись над пяльцами («Вышивание – это порядок и усидчивость!» – не уставала она повторять, когда маленькая Каролина жаловалась ей на резь в глазах и исколотые пальцы), – дед ваш, покойный Георг II, всю жизнь ненавидел Англию. Ему не нравилось тут решительно все – английские повара, английский образ мышления, английские кучера и английская конституция. Разумеется, он никогда не скрывал своих воззрений от внука, а уж после смерти моего супруга, а вашего отца принца Фредерика, поняв, что именно Георг наследует трон, король едва ли не каждый день призывал мальчика к себе и твердил: «Англия – дурная страна! Мы все из Ганновера, и нет на свете чести выше, чем быть тамошним курфюрстом! Сделайте все, чтобы ваши дети – или хотя бы внуки – вернулись на благословенную землю предков».
Августа так искусно изменила голос, подражая нервическому высокому тембру своего свекра, что Каролина засмеялась. Ей не приходилось встречаться с дедушкой, но она знала, что теплых чувств никто из ее близких к нему не питал.
– Чему вы смеетесь? – недовольно вскинула голову Августа. – Я всего лишь пересказала слова покойного короля. Следите-ка лучше за узором, ваше высочество. В прошлый раз вы были так рассеянны, что вышили розу зеленым. Так вот, – вернулась Августа к своему повествованию, – постепенно маленький Георг, в котором всегда сидел дух противоречия, проникся убеждением, что Ганновер – место для жизни непригодное, что все тамошние обитатели не выносят англичан и что его, принца Георга, долг заключается в том, дабы доказать Англии: у нее никогда не было лучшего и более заботливого правителя, чем он, уроженец крохотного провинциального Ганновера. Все это, – заключила Августа, – я рассказала вам для того, чтобы вы не удивлялись, когда ваш венценосный брат станет в вашем присутствии бранить ганноверское курфюршество и заверять, что его пращуры все до единого были англичанами. На людях Георг так не делает, но в кругу семьи дает иногда волю своим чувствам…
Каролина с состраданием взглянула на короля. Значит, вот почему он произнес эти несуразные слова! Какое счастье, что дедушка умер, когда она была совсем дитя, – а то бы и ее, пожалуй, мучил своими скучными разговорами о Ганновере.
Девушка вздохнула и, перед тем как уйти от брата, уже отпустившего ее величественным мановением руки, спросила некстати:
– Как вы думаете, братец, а мой жених похож на портрет, который прислал мне?
– Каролина, это переходит все границы! – возмутился Георг, всегда свято соблюдавший тонкости этикета. – Аудиенция закончена, я позволил вам удалиться, а вы снова задаете вопросы!
– Да-да, – пробормотала принцесса, – я сейчас уйду. Не беспокойтесь, моего промаха никто не заметил – мы же тут одни.
И подумала: «Ну уж нет! Я постараюсь, чтобы в Копенгагене порядки были иными. С придворными, безусловно, нужны строгость и неприступность, но уж с родными-то!.. А я, между прочим, его все равно люблю, хоть он и король. Только вот… – неожиданно пришло ей в голову, – только вот поможет ли мне Георг, если будет в том нужда? Вдруг со мной что-нибудь случится, когда я стану королевой Дании? А Георг решит, что я сама виновата, и предаст меня. Он ведь такой безупречный. Он и к себе беспощаден, и к другим тоже…»
Девушка встряхнула головой. Что за странные мысли! Впереди ее ожидают только радости и счастливая жизнь. Судя по портрету, король Кристиан красив и добродушен, она наверняка понравится ему – так же, как он нравится ей.
Каролина-Матильда сделала глубокий реверанс и покинула своего брата.
Назавтра она взошла на борт корабля, который должен был доставить ее в Данию.
…Но семнадцатилетний Кристиан VII совсем не походил на свой парадный портрет, копию с которого показывали английской принцессе. То есть что-то общее между оригиналом и изображением безусловно было, однако же ни о красоте, ни о тем более добродушии и говорить не приходилось. Злобный, болезненный, развратный, Кристиан совершенно не годился на роль короля. Корона оказалась слишком тяжела для этого юноши, которого на удивление бесцеремонно и настойчиво приучали к мысли о том, что он – надежда всей страны.
Отец Кристиана Фредерик V был человеком жизнерадостным, неутомимым, храбрым и – что весьма немаловажно – прекрасно образованным. Когда жена, Луиза Английская, робко говорила ему, что он ведет слишком уж невоздержанный образ жизни, Фредерик сначала недовольно хмурился, потом ненадолго задумывался и, наконец, отвечал какой-нибудь подходящей цитатой из древних авторов. Супруга, привыкшая к этому, мрачно кивала, а Фредерик восклицал победоносно:
– Вот так-то! С Горацием (или Вергилием, или Катоном, или Плинием) не поспоришь! В его время умели радоваться каждому мгновению бытия!
И возвращался к своим женщинам, лошадям, собутыльникам и – книгам.
Рождение наследного принца привело короля в восторг. Он долго обнимал слабо улыбавшуюся ему Луизу, громогласно благодарил бога, тут же с проклятиями отпихивал любимую собаку, которая каким-то
