– А что стало с ребенком? – спросила мадемуазель де Лафайет, прелестная брюнетка с нежными глазами, улыбнувшаяся Сильви. – Что с ним?
– Он поступил так, как ему и следовало. Мальчик растворился в толпе, но не забыл прихватить с собой кошелек своей благодетельницы.
Королева снова рассмеялась с непривычным для нее в последнее время искренним весельем:
– Вот вам и благодеяние, за которое не воздалось. Но мы придумаем, как нам возместить этот небольшой убыток, нанесенный одной из наших девушек. Потому что, мадемуазель де Лиль, вы теперь наша девушка. И я очень счастлива этим. Мне нравится, когда люди действуют по велению сердца. Вы ведь станете хорошо мне служить, не правда ли?
Сильви снова склонилась в глубоком реверансе:
– Я полностью в распоряжении вашего величества, – прошептала она, краснея и с таким чувством, что снова заставила королеву улыбнуться.
– Это очень приятно слышать, – заметила Анна Австрийская, протягивая девушке руку, которую та трепетно поцеловала немного дрожащими губами. – Завтра вы нам покажете, как вы играете на гитаре. А пока вас проводят в покои фрейлин королевы, где вам уже приготовлено место. Ну а вы, дорогая Франсуаза, – королева повернулась к герцогине, – расскажите нам поподробнее об этом новом гражданском судье!
– Но я ничего о нем не знаю, ваше величество. Сегодня я его видела впервые...
– Если пожелаете, могу рассказать о нем, – откликнулась мадам де Сенсе. – Но это удивительно, что ваше величество никогда не слышали имени господина Исаака де Лафма, худшего из всех ставленников кардинала. Он настолько же уродлив, насколько и жесток.
– Ну-ну, моя дорогая Сенсе, будьте немного милосерднее! На это может рассчитывать даже его высокопреосвященство, – промолвила королева и подмигнула, кивком головы указав на тех девушек, к которым присоединилась Сильви. Мадемуазель де Лафайет представляла ее остальным. Одна из фрейлин, мадемуазель де Шемеро, была принята на службу по просьбе кардинала. Но можно сказать, что королеве ее просто навязали.
– Я не говорю ничего плохого, ваше величество. Совершенно очевидно, что у министра должны быть верные слуги, твердо исполняющие его приказы. Но есть разные люди. Знаете ли вы, что этого прозвали «кардинальским палачом»?
Эти слова сделали свое дело. Все женщины содрогнулись, вспомнив человека в красном, которого слишком часто видели на эшафотах. Он стоял там, сложив на груди мускулистые руки. Даже самые отважные, а королева была из таких, почувствовали, как у них перехватило горло.
– Боже мой! Какой ужас! – воскликнула Анна Австрийская. – Откуда же взялся этот человек?
– Из хорошей семьи, мадам. Он родом из Дофине. Гугеноты, возведенные в дворянство покойным королем Генрихом. Отец господина де Лафма был королевским мажордомом и довольно ценным человеком. Он весьма интересовался экономикой королевства. Способствовал развитию индустрии по производству предметов роскоши – кожи, гобеленов и особенно шелка. Благодаря ему посадили очень много тутовых деревьев.
– Все это чертовски отдает сельской жизнью! – воскликнула мадам де Гемене. – Каким же образом его сын стал поставщиком товара для виселиц?
– Может быть, ему нравится вкус крови. Этот судейский крючок хочет, чтобы его считали неподкупным и холодным, как сама смерть. Эти прекрасные качества, должно быть, и прельстили кардинала...
– Но откуда вам все это известно, милочка? – поинтересовалась королева. – Ведь не можете же вы общаться с людьми такого сорта?
Госпожа де Сенсе отвернулась, смутившись:
– Один из моих двоюродных братьев кое-что с ним не поделил. На свою беду, несчастный. Надо сказать, что этого Лафма назначили королевским интендантом Шампани, Пикардии, Меца, Тула и Вердена. А эта должность, как вам известно, дает человеку почти неограниченную власть в подчиненных ему провинциях. И как вы знаете, сударыни, среди крестьян не редкость восстания, в основном из-за непомерных налогов. Этот Лафма подавлял их безжалостно. Он действовал еще жестче, чем его коллега Лобардемон, интендант Пуату, который три года назад убил Урбена Грандье, кюре из Лудена. И теперь это чудовище, под прикрытием красной сутаны кардинала, держит Париж за горло... Да поможет господь нашему городу! – фрейлина быстро перекрестилась.
Атмосфера в комнате вдруг сгустилась, став невыносимо удушливой. Возможно, королева попросила бы Сильви спеть. Но как только прозвонили колокола Самаритэн, а за ними и колокола Сен-Жермен-л'Оксерруа пробили четыре удара, во дворе раздался шум прибывшей кавалькады. Эхо дворцовых галерей повторило громкие команды и звяканье алебард. Почти сразу же появился де Ла Порт:
– Король идет, мадам!
– Он вернулся из Сен-Жермен? Уже?
Совершенно очевидно, что королева нисколько не тяготилась длительными отлучками своего супруга. Ла Порт пожал плечами, давая понять, что ему ничего не известно.
– Судя по всему, мадам! В такую погоду охотиться неприятно, и, вероятно, его величество заскучал...
Анна только улыбнулась в ответ, но взгляд ее зеленых глаз задержался на Луизе де Лафайет. Весь двор знал, что Людовик XIII воспылал к ней любовью. И раз уж он заскучал в Сен-Жермен, то только потому, что его жена отказалась путешествовать по такой ужасной погоде. Следовательно, королю пришлось на три дня лишиться общества любимой женщины. Щеки мадемуазель де Лафайет заполыхали ярким румянцем, и она слегка отодвинулась от остальных фрейлин. Их лукавые улыбки не могли прийтись ей по вкусу.
Через несколько мгновений в покоях появился король. Его лицо покраснело от холода, он принес с собой запах снега и тумана. Дамы присели в реверансе, распластывая по коврам роскошные платья. Но королева, разумеется, осталась сидеть в своем кресле.
Монарх вошел быстрым шагом впереди сопровождающих его дворян, подошел к жене, поцеловал ей руку и приветствовал дам.
– Держу пари, – заговорил он, – что вы были слишком заняты, обсуждая пьесу, которую позавчера показывали эти комедианты из Марэ. Ведь она пользуется таким успехом.
– Почему, сир, мы должны ею так интересоваться?
– Но это же испанская пьеса, мадам. Ее написал нормандец, это верно, но она о вашей стране. Господин Корнель назвал ее «Сид». Судя по всему, это обворожительно.
– Ну и ну, – заметила королева полусерьезно. – Быстро же обо всем узнают в Сен-Жермене!
– Но вы же знаете, какой театрал кардинал Ришелье. Он мне написал об этом спектакле в письме. Его высокопреосвященство не только хвалил представление, но и добавил, что вам наверняка понравится это зрелище. Поэтому я и собирался приказать господину Мондори в один из ближайших дней сыграть ее для нас здесь во дворце. Ах, герцогиня Вандомская, я вас не заметил!
– Я охотно признаю, сир, что не достаточно блистательна для такого великолепного собрания.
– Не будьте слишком скромной. Мне всегда приятно вас видеть. Я полагаю, что ваш визит связан с тем, что вы хотите заинтересовать королеву каким-нибудь благим делом?
– Отнюдь нет, сир. Я привезла королеве новую фрейлину. Сильви, подойдите и поздоровайтесь с королем. Его величество разрешает. Имею честь, государь, представить вам мадемуазель де Лиль. Она очень молода, как ваше величество может заметить, но ее воспитали в моем доме. Это означает, что она благоразумна и набожна...
– Великолепно, великолепно! Вы очаровательны, мадемуазель.
– Ваше величество слишком добры, – пролепетала Сильви. Ее нос оказался как раз на уровне колен короля, но тот уже уходил. Она с удивлением заметила, что он, не скрываясь, подошел к Луизе де Лафайет и увел девушку к дальнему окну, чтобы поговорить с ней без посторонних. Сильви подняла изумленные глаза на герцогиню Вандомскую. В ее взгляде читался вопрос, который не смели задать ее губы. Герцогиня нахмурилась.
– Здесь, дитя мое, вы ничего не слышите, ничего не видите, ни о чем никому не рассказываете. И особенно никому не задаете вопросов! – прошептала она.
– В таком случае, герцогиня, вам лучше сразу отдать ее в монастырь. Я признаю, что при дворе не
