дуэль, от которой он получал такое наслаждение. Поведение этой почти потерявшей рассудок женщины его, наверное, позабавило, как и ее страх. Кроме того, при любом исходе дуэли надежд на будущее у Фьоры не было. Ее жизнь окончательно погублена, так как она ни за что не согласится выступить в качестве награды кондотьеру, если он победит любимого ею человека, а если выиграет Филипп, то он покинет ее уже навсегда.
«Боже, пусть он останется жив! – просила она, обретая в этот момент крайней опасности прибежище в молитве. – Пусть он останется жив, и я его освобожу от себя. Я сама потребую аннулирования этого безумного брака!»
Все ее тело сковал страшный холод. Снег, который покрывал все вокруг, а под ногами дуэлянтов превращался в грязь, холодил ей ноги. Она вся дрожала. Было похоже, что весь этот холод проникает в ее жилы и добирается до самого сердца.
Дыхание обоих противников становилось короче и жарче. Дуэль продолжалась бесконечно, и тяжелая шпага весила теперь раз в десять больше, изнуряя уставшие мускулы. Удары, казалось, были не такими яростными, и ни тот, ни другой не были ранены. Фьора вновь стала обретать надежду. Возможно, герцог остановит эту равную дуэль.
Вдруг, отклоняясь назад, чтобы избежать удара противника, Филипп поскользнулся и упал на спину. Кампобассо уже хотел наброситься на него и целил в голову, но в это время молодая женщина с криком, выражавшим страшный испуг, встала между ними и оттолкнула Кампобассо, шпага которого опустилась на ее плечо, а рука, одетая в металлическую перчатку, ударила по голове. Она почувствовала страшную боль, но тут же потеряла сознание и в своем беспамятстве уже не слышала восклицаний, которые раздавались вокруг нее; она так больше ничего и не узнала об этом безжалостном мире, в котором жили мужчины и за добровольную встречу с которым она так жестоко поплатилась...
Когда к ней вернулось сознание, вернулась и боль. Ее плечо, которого осторожно касались чьи-то нежные руки, приносило ей невыносимые страдания. Голова тоже болела и звенела, как пустая бочка. Она с трудом открыла глаза и увидела, что находится в своей комнате в замке и что над ней наклонился мужчина, в котором она узнала Маттео де Клеричи, личного врача герцога:
– Ни одна кость не задета, – высказал он свое мнение, – плащ и платье немного смягчили удар, да и лезвие клинка уже было не таким острым, но плечо сохранилось только чудом. Мне кажется, что она приходит в себя!
– Вы уверены, что ее жизнь вне опасности? – это был голос Карла, и Фьора, несмотря на еще помутненное сознание, отметила про себя, что он легко и правильно говорит по-итальянски.
– Абсолютно, но осложнения возможны. Я смазал рану бальзамом, который должен облегчить боль и быстрее зарубцевать рану. А удар по голове – сущий пустяк, просто шишка, которая скоро пройдет.
– Филипп... – прошептала Фьора. – Скажите, Филипп жив?
Из темноты комнаты выдвинулся могучий силуэт Карла Смелого, и он сам подошел к изголовью постели:
– Жив и здоров, как, впрочем, и его противник. Но какое безумство так себя вести! Вы что, и вправду думаете, что я позволил бы Кампобассо зарезать Селонже?
На лице Фьоры явственно читалось сомнение:
– А как же условия поединка?
– У меня есть право остановить его в любой момент. Я знал, что противники равны, и надеялся, что победит усталость. Должен сознаться, что мне хотелось бы видеть их в шлемах...
– Не могли ли вы приказать... чтобы они их надели?
– Нет, не мог. Каждый имеет право сражаться как ему нравится.
– Монсеньор, – вмешался врач. – Донна Фьора потеряла много крови, и ей необходим отдых. Сейчас я ей дам питье, от которого она заснет, а днем мы посмотрим, как поведет себя рана.
– Пожалуйста, еще немного, – попросила Фьора, – я хочу, чтобы ваша милость... поговорила с его преосвященством, легатом... Я хочу попросить... аннулировать брак...
– Вы хотите?..
– Да, и как можно быстрее. Скажите мессиру Селонже, что он свободен от всех обязательств по отношению ко мне. И вы тоже. Мой отец знал, что это золото предназначено для вас. Я не хочу менять его решение, которое он принял вполне добровольно!
Эти слова отняли у нее последние силы, она закрыла глаза и не видела, как герцог наклонился над нею, но почувствовала тепло его ладони, когда он взял ее руку:
– Не надо торопить события, донна Фьора! Сейчас вы не совсем понимаете, что делаете!
– Вы это говорите, потому что я потеряла... свою агрессивность? – тихо проговорила молодая женщина с бледной улыбкой.
– Возможно. Мы поговорим об этом, когда вы поправитесь. Я должен вам сказать, что Селонже там, за дверью. Вы позволите ему войти?
– Нет, нет! Ни ему, ни тому, другому! – взмолилась Фьора.
– Пусть будет так, как вы хотите. Отдыхайте!
– Самое время, – ворчливо проговорил врач. – К тому же необходимо найти женщину, чтобы ухаживать за донной Фьорой. Кроме кухарок, здесь одни мужчины, я не считаю две тысячи солдатских девиц. Заботы порядочной женщины были бы... желательны.
– Я того же мнения и сам с утра этим займусь. А пока не отходите от нее.
Сразу после его ухода Маттео де Клеричи дал Фьоре выпить настой, который он приготовил на огне камина и куда капнул немного из особого флакона. Снадобье оказалось очень сильным, потому что Фьора не успела допить его до конца и уснула глубоким сном.
В коридоре герцог встретил Филиппа, который беспокойно мерил его шагами, по его лицу было видно, как он встревожен.
– Как она? – сразу спросил он. – Я могу ее видеть?
– Непосредственная опасность прошла, но тебе туда нельзя, Филипп.
– Почему?
– Она не хочет тебя видеть.
– Она ожидает другого! – воскликнул с негодованием де Селонже. – Он здесь, рядом, Оливье де Ла Марш задержал его внизу лестницы.
– Его она тоже не желает видеть... и просит моего содействия для аннулирования вашего брака. Донна Фьора просит передать тебе, что ты свободен от всех обязательств по отношению к ней. Это ее собственные слова, и я думаю, что она совершенно права.
– Монсеньор, – возразил Селонже, – почему мне не дают сказать ни одного слова? Ведь это касается и меня.
– Ты как разговариваешь? Не забывай, что ты обращаешься к герцогу Бургундскому. К герцогу Бургундскому, у которого есть право потребовать у тебя отчет в твоем поведении: прежде всего, ты женился без моего согласия, во-вторых, ты прибегнул к шантажу, чтобы получить руку девушки, запятнанной от рождения так, что мой самый последний подданный отказался бы на ней жениться. Ты заслуживаешь того, чтобы я лишил тебя права именоваться кавалером ордена Золотого Руна. А сейчас я запрещаю тебе искать с нею встреч и даже приближаться к ней. Запомни, что она спасла тебе жизнь, и убирайся! Забудь ее!
– Вы думаете, это так легко? – с горечью воскликнул Селонже. – Я пытался это сделать многие месяцы, потому что считал, что она умерла. А когда я ее снова увидел, то почувствовал...
– Твои чувства меня совершенно не интересуют. Я, твой принц, приказываю тебе под угрозой публичного бесчестия навсегда порвать с развратной женщиной, рожденной от кровосмешения и вдобавок шпионкой нашего французского кузена.
– Что вы хотите с ней сделать? Ведь вы не хотите причинить ей зла? Она и так много страдала!
– Это будет зависеть от твоего поведения. Сегодня я поговорю с легатом, а ты будь готов ехать в Савойю, потому что герцогиня Иоланда просит помощи в борьбе против швейцарцев. Сообщи ей о нашем скором приходе и оставайся там до тех пор, пока я не позову. До полудня ты должен оставить Нанси и взять с собой пятьдесят копейщиков.
– Монсеньор, сжальтесь! Она невиновна, и вы это знаете!
