девятихвостка?
От возмущения Жоффруа зарычал и, недолго думая, сорвал шляпу с головы надсмотрщика. Следующим движением он одел миску с вонючей баландой прямо на голову своему недругу. Зловонная горячая жидкость, перемешанная с разваренной лапшой, потекла по голове и плечам надсмотрщика.
Надсмотрщик, зевая ртом, как выброшенная на берег из воды рыба, стоял посреди камбуза в воцарившейся мертвой тишине.
Потом капитан Рэд выкрикнул из-за спин:
– Правильно, так ему! Пусть сам давится этой парашей!
Вскоре весь черный костюм надсмотрщика превратился в грязную тряпку, годящуюся только для вытирания нужника. Еще несколько матросов выплеснули в него содержимое своих плошек.
На камбузе разразился громовой хохот. Не выдержав такого унижения, надсмотрщик выскочил с камбуза, даже позабыв о валявшейся на полу шляпе.
Смеялись все – и даже потное красное лицо кока растянулось в радостной улыбке. Но он мгновенно замолк, когда матросы, проводив свистом и улюлюканьем исчезнувшего наверху надсмотрщика, обернулись к котлу с баландой.
Перестал смеяться не только кок, но и все остальные матросы.
– Мы сейчас и с тобой разберемся,– с угрозой проговорил Жоффруа.– А ну-ка, ребята!
Повар заорал:
– Да вы что, братцы? Я ведь свой, пощадите, братцы! Подумайте о боге!
Щербатый испанец Гарсия прорычал:
– А ты думал о боге, когда эту дрянь для нас варил? Небось, выслужиться мечтал. Так вот сейчас за это и поплатишься.
Жоффруа ухватил кока за шиворот, а остальные матросы подняли за руки и за ноги барахтующегося толстяка и посадили его в котел с горячей баландой.
Обед в офицерской столовой фрегата «Эксепсьон» был в самом разгаре.
Фьора чувствовала себя неловко, потому что в отличие от обычных обедов, когда офицеры обменивались шутками и высказывали в ее адрес комплименты, сегодня все были на редкость скучны. Тост следовал за тостом, но содержание каждого можно было передать в двух словах:
– Я предлагаю выпить за второго человека после всевышнего на этом корабле, за нашего нового капитана мессира Жана-Батиста Дюрасье.
Новоиспеченный капитан принимал поздравления, гордо кивая каждый раз, когда льстиво упоминалось его имя.
Когда командир полуроты морских гвардейцев мессир Готье де Бовуар с бокалом вина в руке поднялся из-за стола, чтобы произнести очередной тост во славу нового капитана фрегата его королевского величества «Эксепсьон», дверь офицерской столовой неожиданно распахнулась, и на пороге появился человек, своим видом напоминавший ходячую помойку.
Это был один из тех обычно надменных и злобных надсмотрщиков, которые нещадно лупили матросов по спинам кожаными кнутами за любую провинность и даже за косой взгляд в свою сторону. Сейчас же он выглядел таким жалким и отвратительным, что Фьору едва не затошнило. Прикрыв рот рукой, она отвернулась.
Капитан Дюрасье возмущенно встал из-за стола.
– Что случилось? Почему вы входите, не спросив разрешения?
Изгаженный надсмотрщик вытянулся в струнку и принялся лепетать что-то невнятное. Лицо его было едва ли не белее шелкового платка капитана Дюрасье.
– Что вы там бормочете? Говорите громче,– рявкнул Дюрасье.– Докладывайте, если уж вошли.
Надсмотрщик, наконец, пришел в себя и сдавленным голосом произнес:
– Ваша честь, на корабле бунт.
Глаза капитана Дюрасье полезли на лоб. Его можно было понять – он еще не успел принять командование кораблем, как команда взбунтовалась.
– В чем дело? – завопил он.
– Люди нашли в супе крысу. А когда я попробовал пресечь бунт, меня выгнали с камбуза.
Глаза капитана Дюрасье сверкали бешеным огнем.
– На этом корабле еще никогда не было бунтов. Вы плохо несете свою службу. Я прикажу отдать вас в матросы!
Трясясь от страха, надсмотрщик кинулся на колени.
– Прошу вас, ваша честь, пощадите меня! Я всегда верно служил государю и господу. Я ни в чем не виноват. Это все тот старик в красном камзоле с деревянной ногой. Он всех подзуживает, я заметил.
Капитан засопел.
– Ладно, убирайтесь. Я сам разберусь. Мессир де Бовуар,– обратился он к командиру полуроты морских гвардейцев,– поднимайте солдат.
Тем временем в матросском камбузе митинговали матросы. Жоффруа, забравшийся на стол, гневно размахивал кулаком и кричал:
