Джодар, Фархан, Мират… Печаль твоя истает,
Исчезнет – клочья пены на песке
Морской так незаметно исчезают.
Любимый мой, тебя я вознесу
Туда, где ночь встречается с рассветом,
Где искрами небесного огня
Под утро звезды тихо гаснут, где ты
Печаль свою отринешь – для меня
Она как тяжкий груз, лежит на крыльях…
Кому, как не Роэлану, лучше всех созданий во вселенной понимать, что такое беспомощность? Стоило мне облечь мое горе в слова – и он вместе со мной печалился о той, которая была мне дороже всех, о той, которая сумела открыть мне дорогу к его пробуждению, а теперь оказалась в плену, кому, как не ему, знать, что такое плен?
Жестокая рука ее терзает -
Ту, без которой ты что птица без крыла.
Могу ее освободить – не знаю,
Куда лететь и сжечь кого дотла -
Скажи, избранник мой, я все исполню,
Скажи мне, я твою утишу боль.
Ты и в аду служил мне верно, помню, -
Теперь же мне помочь тебе позволь.
Мы связаны с тобою неразрывно,
И жажду я, как путники – воды,
Твоих к крылатым обращенных гимнов.
Коль хочешь, мой любимый, из беды
Ее мы выручим…
Такое предложение оглушило и ошеломило меня. Но принять его я не мог. Клан ждет подобного хода, вооружившись кровавиками и хлыстами и ощетинясь отравленными копьями. Нельзя соглашаться. Ведь даже если Роэлан останется цел и невредим, Лару убьют. Я едва успел ощутить радость Роэлана, чьи братья и сестры обрели наконец свободу, и вот видение уже померкло, а на смену ему пришли отблески пламени в очаге и беспорядок портновской лавки.
Элимы притихли, уставясь на меня и на книгу Нарима, выпавшую у меня из рук, – страницы драконий огонь не тронул, но кожаный переплет потемнел и покоробился, и от него чуть пахло копотью. Было видно, что бедняг распирает от незаданных вопросов, но у меня не оказалось слов на человеческом языке, чтобы описать увиденное и услышанное, так что я только мотнул головой. Отчаянно хотелось спать. Элимы отвели меня к тюфякам на полу. Мне снился тягостный кошмар – я видел Горикса, он щурил блестящие глазки и облизывал губы, потому что ему отдали Лару.
В доме было темно и тихо. Во рту у меня пересохло, и, сев на тюфяке, я долго скреб голову и пытался сообразить, кто я, где я и можно ли раздобыть тут попить. Окончательно проснувшись и придя в себя, я вдруг понял, что с рассветом должен отправиться к Девлину и предупредить его о случившемся. Эта мысль пришла мне во сне. Среди всех королей и властителей Элирии и ее соседей он один в состоянии сохранить подобие порядка даже теперь, когда драконы оказались на свободе. Но это удастся ему только в том случае, если события не застанут его врасплох. Надо заставить Девлина выслушать меня, а не то переворот, который я совершил, больнее всего ударит именно по тем, кто имеет к нему меньше всего касательства, – как раз по тем, кто сильнее всего страдал от драконьих войн. Когда эта весть пронесется по державе, на страну обрушится лавина мести. Как только поразительные новости пересекут границы, в Элирию хлынут варвары.
Но во сне меня посетила и другая мысль. Если я сумею предупредить Девлина, он, вероятно, захочет меня отблагодарить, и тогда…
Кто-то был столь любезен, что разул меня, так что по дому я шел относительно бесшумно. При мысли о вине или эле меня замутило, и я решил добраться до бочонка с сидром, который Мервил держал на холодке в сарайчике у конюшни. Но заднюю дверь заперли или заложили. Открыть ее, не произведя переполоха, не представлялось возможным. Пить хотелось ужасно, так что неудача меня не обескуражила. Прокравшись через захламленную мастерскую, я подошел к свежепочиненному парадному входу, и тут оказалось, что у порога, привалясь к двери, сидит Давин и при мерцании одинокой свечки читает книгу Нарима.
– Ну как, узнал что-нибудь интересное? – тихонько спросил я. Я же не знал, где спят друзья-помощники Мервила.
Давин вздрогнул и захлопнул книгу, пытаясь разглядеть в темноте, кто к нему пожаловал.
– Эйдан! – ахнул он и тут же перешел на шепот: – Ты что? Ты чего не спишь?
Я понял, что он чувствует себя страшно виноватым – то ли оттого, что читал чужой дневник, то ли оттого, что действительно узнал что-то интересное.
– Хотел выйти во двор, – объяснил я. – А задняя дверь заперта.
– Куда выйти? Зачем? Среди ночи!
– Да мало ли зачем, Давин… Что с тобой?
