скособочились. Их черепичные крыши были искривлены, кирпичные фасады крошились. Сама улица, вымощенная старым кирпичом, была узкой и петлистой.
Табличка над дверью, остро нуждающейся в ремонте, гласила просто: «Мэри Хопсон, владелица». Она даже не указывала, каким именно делом владеет означенная Мэри. Я предположил, что постоянные клиенты и без того знают, где она живет и чем занимается. Наружные деревянные части здания тоже нуждались в покраске, крыше недоставало нескольких черепиц. Терпеливо поджидая на холоде, я установил, что хозяйка дома, потому что над трубой вилась струйка белого дыма. Мэри, видимо, топила углем, и по небольшому количеству дыма, выходившего из трубы, я мог заключить, что она умеет поддерживать хороший, чистый огонь.
Не без усилий я переключился с уютного пламени в магазинчике на номер «Таймс», который держал перед собой с видом, как я надеялся, достаточно небрежным. Я перечитал заметку о смерти доктора Джона Керка Барри на девяностом году жизни, спутника Дэвида Ливингстона в путешествиях по Африке. Я просмотрел сенсационные новости о том, что Майкла Коллинза только что объявили премьер-министром независимого Ирландского государства. Я было подумал, как обрадовался бы этому отец Конан Дойла, и с удивлением понял, что проирландский комментарий, оставленный стариком в альбоме, некоторым образом стал началом цепи событий, приведших меня на эту замерзшую улочку. Могла ли быть хоть какая-то связь между политическими событиями на несчастном острове и Хелен Уикем? Это казалось совсем уж невероятным, но таковым же казалось и письмо от давно скончавшегося врача. Я решил на всякий случай проверить наличие проирландских настроений у всех участников этой неправдоподобной истории.
К тому времени, когда портниха наконец появилась в дверях своей мастерской, я продрожал за газетой почти два часа. Ровно в четыре она вышла, заперла за собой дверь и быстро припустила в сторону Шин- роуд. На ней было добротное шерстяное пальто, хорошо защищавшее от январской непогоды. Я последовал за женщиной, когда она удалилась на полквартала. На улицах было очень мало народу, и я понимал, что лучше держаться на приличном расстоянии, если я не хочу, чтобы меня заметили.
Однако вскоре стало ясно, что скрываться мне совершенно ни к чему. За всю прогулку Мэри ни разу не оглянулась и не замедлила шаг. На Шин-роуд она повернула к востоку и быстро прошла к Кингз-лейн, где снова повернула. Через сотню ярдов улица сузилась до тропинки, огибавшей кладбище. Примерно через четверть мили Мэри Хопсон вошла через ворота в парк. Проходя через те же ворота, я заметил железную табличку с названием «Бог-гейт». Еще через сотню ярдов Хопсон повернула направо на первой же развилке. Она не замедляла шаг и не оглядывалась. Я рискнул немного сократить дистанцию между нами, но трудно было изображать обычного прохожего, примеряясь к ее быстрому шагу. Я подсчитал, что она прошла по меньшей мере полмили за десять минут.
Еще через десять минут стремительной ходьбы, возможно через полмили от входа в парк, она резко остановилась у скамьи. Так же внезапно, как и остановилась, она опустилась на нее и села, глядя прямо перед собой. Меня занесло на гравии, когда я попытался затормозить, но я был для нее словно невидимка, поскольку она не обращала решительно никакого внимания на происходящее вокруг. Я походил у ближайшего дерева спокойно и непринужденно, насколько это было возможно, затем прислонился к стволу и достал из кармана газету. Это тотчас же показалось мне совсем уж ненатуральным, и я вернулся на тропинку и направился к Мэри. Она, казалось, посмотрела сквозь меня, когда я минул ее и пошел по тропинке к невысокому холму. Тропинка петляла так, что несколько раз она оказывалась вне моего поля зрения. Когда я ушел так далеко от нее, что стал опасаться, как бы не потерять ее за оголившимся зимой кустарником, я замедлил шаг и снова прислонился к дереву возле пруда. Стоя в ожидании, я мысленно вспоминал все, что знаю об этой женщине. «Мэри Хопсон, тридцати пяти лет от роду, замужем не была, живет одна в Ричмонде-на-Темзе». Она была швеей и жила по одному и тому же адресу с 1915 года. В ее полицейском участке дел на нее не заводили, и по соседству ее уважали. Однако в Лондоне ее несколько раз задерживали за непристойное поведение. Хотя, учитывая недостоверность сообщений, можно было допустить, что это была и другая Мэри Хопсон. Местный полисмен, обходящий ее квартал, был с ней немного знаком и считал ее вполне достойной особой. Было замечено что ее магазин придерживается странного графика работы и часто бывает закрыт в будни.
Мне пришлось еще двадцать пять минут простоять на холоде в последней дымке сумерек, пока Мэри Хопсон не поднялась со своей скамьи. Все это время она сидела, словно окоченев, глядя прямо перед собой на лужайку за забором. Я решил, что она кого-то ждет, но никто не появился. Когда она пошевелилась, то только для того, чтобы встать и пойти обратно тем же путем, каким пришла Не замедляя шага и не оглядываясь, она вернулась по собственным следам в магазин. Она отперла дверь и исчезла за ней так же стремительно, как и ходила на прогулке. Я с горечью осознал, что теперь Мэри сидит в тепле, в то время как я все еще мерзну на ближайшем углу. Я решил найти местечко, чтобы оттаять, прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, и быстро обнаружил поблизости паб.
Я несколько минут размышлял над тем фактом, что она так долго ждала в неудобном месте и в результате не произошло ровным счетом ничего. Мне это напомнило явку военной разведки. Офицеру часто приходится посещать определенное место по определенному расписанию, независимо от погоды или других неудобств, так как встреча может состояться, только если он будет присутствовать в нужном месте в нужное время. Обычно ничего не происходит, но если происходит, это очень важно. Сначала я проглотил чашку чаю, потом пинту крепкого. Я решил навестить Хопсон и собирался с духом перед походом по холоду обратно к мастерской. Очутившись там, я дернул за шнурок звонка и стал ждать.
Женщина, открывшая дверь, была в аккуратном хлопковом платье и переднике, отделанном кружевом. К ее левому запястью была привязана подушечка для иголок, и десятки иголок и булавок ощетинились, когда она сложила руки на животе и улыбнулась мне. Ее улыбка, как и вся наружность, прямо излучала здоровье. Ее желтоватые волосы были аккуратно собраны в пучок. Голубые глаза смотрели открыто и ясно, когда она заговорила:
– Да, сэр, чем могу быть полезна?
Говорила она дружелюбным и приятным голосом, оглядывая джентльмена, стоявшего перед входом в ее мастерскую.
– Вы Мэри Хопсон, мисс?
– Да, а кто вы, сэр? – спросила она так любезно, словно я был клиентом в полдень среды, а не незнакомцем в воскресенье вечером.
– Я капитан Бейкер, мисс Хопсон. Пожалуйста, простите мое вторжение в воскресный вечер, но меня привело серьезное расследование. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
– Вы тот самый полицейский, который собирал обо мне информацию по соседству? Мне скрывать нечего.
Мне пришлось срочно решать, насколько открыть ей правду. В каком-то смысле я действительно участвовал в расследовании, в котором участвовала и полиция. В итоге я решил позволить ей обманываться.
– Это не я наводил справки на прошлой неделе, мисс Хопсон, но я пришел по тому же делу. Наше расследование не касается лично вас или ваших занятий, мисс, но ваше имя возникло в деле, где вы в состоянии оказать нам помощь. Могу ли я задать вам несколько вопросов прямо сейчас?
– Нет, пока мы стоим здесь на холоде. Прошу, входите, капитан. Я вижу, что вы замерзли. Я недавно сама выходила на прогулку и знаю, какая нынче погода – Она широко распахнула дверь и пригласила меня жестом.
– Выходили погулять в такой вечер? Что же вынудило вас выйти на такой холод? – спросил я жизнерадостно.
Мой дружелюбный вопрос, казалось, не развеселил, а озадачил Хопсон. Она прижала руку к щеке и покачала головой:
– Не знаю, право. У меня бывает чувство… беспокойна, сильного беспокойства Прогулка помогает успокойся. Мне нравится быстрая ходьба.
Пройдя мимо нее, я оказался в просторной мастерской. Она была в лучшем состоянии, чем можно было решить, исходя из внешнего вида здания. Судя по всему, стены совсем недавно были покрашены. Прямо перед окном, там, где днем больше света, стоял массивный рабочий стол. На нем был разложен рулон синего атласа. Все указывало на то, что Мэри как раз прикалывала к материалу выкройку. Маленькая угольная печка у задней стены придавала комнате уют. Две двери вели в комнаты в задней части
