магазинах секонд-хенда начисто пропадала одежда из тонкого нейлона — да-да, именно нейлон был у нас на повестке дня. Согласно Филу Тейлору, который гастролировал вместе с нами еще с середины семидесятых годов, этот тур стал колоссальной забавой, где преобладало хорошее настроение и где, снова отправляясь в дорогу, мы испытывали облегчение.
Если же чье-либо настроение на следующий день увядало, страдалец мог обратиться к Скотту Пейджу, который стал на этих гастролях неофициальным поставщиком травяного чая. Этим ремеслом он занимался ничуть не хуже, чем игрой на саксофоне, и вскоре немалое число членов группы можно было увидеть с подозрительными бутылочками, наполненными жидкостью цвета мочи, которую музыканты без конца глотали. К счастью, подобно большинству гастрольных причуд — японским фотоаппаратам, ковбойским курткам из оленьей кожи и текиле, — эти бутылочки оказались достаточно недолговечными. Разве что где- нибудь у Скотта на чердаке по-прежнему хранится огромное количество этих жутких трав.
В Европе шоу стали более разнообразными. Главным образом благодаря тем концертным точкам, которые мы выбирали, они гораздо лучше отложились у меня в голове. Порой мы разнообразили график: так, в Роттердаме мы организовали воздушную демонстрацию перед самим шоу. Под сопровождение звучащей из колонок композиции «Echoes» в небе кружили два моторных планера, ведомые нашими друзьями, с которыми мы с Дэвидом познакомились, когда учились летать. Воздушная балетная грация этих планеров, за которыми тянулся дым, породила идею использовать их для других выступлений, однако тут мы были наголову разбиты сложностями получения разрешений на полеты в воздушных пространствах ограниченного доступа.
Выступления в Версале, вероятно, стали самыми грандиозными из всех наших европейских шоу. Эти события явилось результатом поиска Стивом возможных концертных точек и прямого участия заинтересованных сторон. В то время министром культуры в правительстве Франсуа Миттерана был динамичный Жак Ланг. Он всецело находился на стороне версальского проекта, помогая убедить любых сомневающихся.
Окружение было поистине величественным, и большинство французов было радо нас там увидеть. Безусловно, последовали длинные речи местных сановников. Один из них, похоже, предложил свою поддержку лишь с тем условием, чтобы его фамилия смогла появиться на именной табличке, что висела над группой. Я был тоже призван произнести краткую речь. Кое-как склеив несколько самых обычных клише, я вряд ли сразил публику наповал. Погода стояла классная, и концерт казался совершенно особенным. Определенно имеет смысл работать в уникальных местах. Да, стадион куда больше подходит для любого крупного шоу, однако там трудно создать подобную специфическую атмосферу. Всякий раз, когда только возможно, надо использовать концертные точки с такой историей и величием.
В качестве жеста доброй воли по отношению к нашим итальянским фанам мы согласились выступить на Гранд-канале в Венеции. Выяснилось, однако, что это приглашение не было одобрено отцами города. Существовали две противоборствующие фракции: одна была в восторге от идеи, зато другая считала, что мы спровоцируем то, чего тысячу лет не удавалось сделать водам лагуны, и за один-единственный день затопим город. Мы провели пресс-конференцию, убеждая городской совет, весь народ и отдельных консерваторов, что мы не только не собираемся грабить город, но даже устраивать там легкое мародерство. Тем не менее нам не удалось доказать, что дело обстоит именно так.
Поскольку Венеция не может вместить всаех желающих, возник план ограничить число туристов, которым позволялось прибыть туда в тот конкретный день. Мы оставались вне города, в Лагуне, размышляя, что жизнь достаточно сложна и без необходимости протискиваться мимо фанов и городских властей. Тем временем мэр города за нашей спиной сговорился с полицией, чтобы впустить всех туристов, а также убедил закрыть магазины и удалить все заранее организованные туалеты.
Представитель профсоюза гондольеров заявил, что его коллеги будут дуть в свистки на протяжении всего шоу, если мы не заплатим им 10 000 долларов (а для каждой лодки уже имелись клиенты, причем за двойной тариф). Это был чистейшей воды блеф — не существует в мире таких свистков, которые могли бы пробиться сквозь производимый нами шум. Далее наша сценическая баржа была объявлена мореходным судном, облагаемым дополнительным налогом. Если бы мы попытались двинуться на ней по Гранд-каналу, полиция перекрыла бы там все входы и выходы. К счастью, мы могли пуститься в открытое море и спастись в лучшей традиции Горацио Нельсона.
Все эти отвлекающие маневры не помешали успеху шоу, которое особенно хорошо выглядело в прямой трансляции по телевизору. Расстроенным был только Майкл Кэмен, которому выпало с нами играть. Он и раньше временами появлялся в качестве гостевого исполнителя, однако на сей раз мы хотели, чтобы он оказался вовлечен в шоу более конкретно, тем более что всё это должны были показать по телевизору. Увы, Майкл попал в толпу и в критический момент застрял ввиду нехватки водного транспорта. Таким образом, ему удалось добраться лишь до микшерского пульта, да и то слишком поздно. В результате Майклу пришлось наблюдать за всем происходящим на сцене с берега в двухстах метрах от центра событий.
В какой-то момент прибыла поистине царственная платформа, полная тех самых сановников, которые доставили нам столько проблем. Эта освещенная баржа, на которой подавалась трапеза из семи блюд, оказалась прямо перед сценой, болтаясь между нами и публикой и перекрывая весь обзор. Тут публика просто взбесилась. Град бутылок и разного мусора обрушился на сановников. Официанты мужественно защищали своих господ, как центурионы, прикрывая их серебряными подносами. Вскоре баржа дала задний ход, на сей раз пробуя причалить сбоку от нашей платформы. Однако после одного-единственного взгляда на нашу бригаду, рядом с которой пираты Черной Бороды показались бы тихими пенсионерами, сановники отчалили и поплыли прочь. Больше мы их не видели.
После такого напряженного выступления в Венеции играть в Москве нам уже было не страшно. Недостаток свободно конвертируемой валюты означал, что для русского промоутера было практически невозможно оплатить тур. Однако в конечном итоге нами была разработана сделка, которая существенным образом покрыла все практические аспекты выступления. Во-первых, русские взяли на себя ответственность по переправке нашей аппаратуры из Афин в Москву, а затем дальше в Хельсинки. Для осуществления этого они задействовали армейский «Антонов», самый большой грузовой самолет в мире. Выглядел он просто фантастически и с легкостью забрал все наши манатки. Нашим местом проживания стал массивный отель на Красной площади. На каждом этаже там по-прежнему имелась уйма агентов КГБ, а также самовары для обеспечения горячего чая. Ввиду плотности охраны и колоссальных размеров этого места нам потребовалось трое суток на выяснение того, где можно вечером найти выпивку, а утром — завтрак.
Мы также перешли на самообеспечение, что стало самым эффективным способом открытия всевозможных дверей. Приглашение на обед любого чиновника сулило самые разнообразные выгоды. Через посредство Найджела Истэвея, нашего советника по налогам, который по совместительству оказался членом правления Русского фонда авиационных исследований, мы получили возможность посетить Монино, русский музей военно-воздушных сил — крупнейшее и в то время самое закрытое из всех европейских собраний самолетов. Там мы увидели кое-какие аэронавтические изобретения Игоря Сикорского, несколько русских монопланных бомбардировщиков 1930-х годов (того периода, когда Военно- воздушные силы Великобритании все еще использовали устаревшие бипланы) и политически корректную версию истории полетов заодно с фрагментами шпионского самолета Гэри Пауэрса «У-2», сбитого в 1960-х годах, а также те самые бомбардировщики, что кружили над Красной площадью во время первомайских парадов, убеждая американских наблюдателей в мощи русских военно-воздушных сил. Мы были особенно польщены, узнав, что военно-воздушному атташе в Британском посольстве так и не удалось получить подобное приглашение.
Британское посольство устроило в нашу честь роскошный обед, после которого у нас оказались сотни русских матрешек и широкий выбор меховых шапок. Хотел бы я не знать, из чего сделаны эти шапки, — выяснилось, что на некоторые из них шел мех тюленьих детенышей. Мы также нанесли один визит в университет, чтобы поговорить о политике, искусстве и жизни, однако он превратился в еще одну пресс- конференцию типа «Откуда взялось название вашей группы?». Мы отбыли, экспроприировав лимузины для замены тех, на которых мы приехали, поскольку они в свою очередь оказались экспроприированы кем-то более важным. Затем наша аппаратура нон-стопом отправилась в Хельсинки в сопровождении полицейского эскорта — куда ни кинь, вышла просто потрясающая поездка (Фил Тейлор сравнил визит в Хельсинки с переходом от черно-белой пленки к «Техниколору»).
