— Может быть, лестница как раз ко входу и ведет? — предположил Тибурон.
— Будем посмотреть! — решил Монастырев, и они вдвоем с кубинцем взялись очищать на лестнице проход, достаточный для двух человек.
Офицеры опять отошли в сторону и закурили, не забыв угостить сигареткой и португальского электрика. Тот оживился, с видом знатока понюхал бумажную палочку, набитую табаком, прикурил, затянулся и тут же закашлялся.
— Крепкие, черт побери!
— Ничего страшного, — успокоил его Тибурон, — привыкнешь. Кубинские табаки — лучшие в мире.
Евгений возражать не стал, хотя имел по этому поводу собственное мнение. Но за последнее время уже как-то притерпелся к крепчайшим «Популарес», и ему казалось, что, вернувшись в Союз, он будет скучать по этим сигаретам.
Лестница заросла меньше, чем основание, и работа по ее очистке не заняла много времени. Ступени не вели до самой вершины пирамиды, а заканчивались небольшой площадкой примерно на середине. Здесь же обнаружился и вход, плотно затянутый лианами. Через узкую щель Евгений посветил внутрь фонариком. За завесой лиан скрывался ход высотой в человеческий рост. Но через несколько шагов ход делал резкий поворот направо, а что за поворотом скрывается, видно не было.
— Представляю, как на этой площадке жрецы вырывали у жертв сердца, — негромко сказал Серхио.
— Ты путаешь местную цивилизацию и ацтеков или инков, — ответил Евгений. — Это там человеческие жертвоприношения практиковались. А здесь, может быть, ничего подобного не было.
— Не было? Тебе не кажется, что вот это углубление очень подходит для сбора крови? — указал пальцем кубинец.
Действительно, в центре площадки имелась аккуратно выдолбленная овальная ямка.
— Ну, похоже. Но это еще ни о чем не говорит. Могли и козлят или поросят в жертву приносить.
— Ну, да, козлят… Знаем мы эти религии! Непременно богов человечинкой ублажать надо было. И вообще в древние времена человеческая жизнь ничего не стоила. Плодились бесконтрольно и убивали легко.
— Ну, предположим, здесь и сейчас то же самое происходит. Ты посмотри, ведь большинство женщин с большими животами ходят. И мрут как мухи.
Тибурон хихикнул.
— До анекдотов доходит. Мне наши девчонки рассказывали. Как-то разговорились с местными мульереш. А те и спрашивают: «Вы что, больные?» — «С чего вы взяли?» — «А почему не беременные?» Для них беременность — нормальное состояние.
Они бы еще долго так разговаривали на отвлеченные темы, маскируя свое беспокойство и нежелание лезть в эту чертову пирамиду, но Толик Монастырев не выдержал:
— Командир! Вход расчищать или домой поедем? Чего зря стоять?
Хочешь, не хочешь, а нужно было на что-то решаться. И отступать не хотелось и внутрь этой мрачной громадины нырять не тянуло.
— Давай! — скомандовал Евгений, и две катаны дружно врезались в переплетение лиан, некоторые из которых были едва ли не в руку толщиной. Но острые лезвия и сильные руки быстро с ними справились, и буквально через три минуты вход очистился. Портос присел на корточки, светя фонариком и пытаясь рассмотреть, что же скрывается за поворотом. Наконец распрямился.
— Нет, ничего не видно, идти нужно.
И тут португалец зловещим тоном сказал:
— Сейчас как выскочит кто-нибудь оттуда!
Монастырев непроизвольно отпрянул от входа, дернулись и остальные. Толик, разумеется, не понял слов Сандоша, но голос у португальца был таким глухим и низким, что хватило и этого. Серхио, которого чуть не столкнули с площадки, выругался:
— Чтоб тебя черти забрали! Зачем пугаешь, Фернанду?!
— А я не пугаю, — совершенно серьезно заявил электрик. — Может быть, там и вправду кто-то скрывается!
Теперь Тибурон перевел его слова для остальных. Толик беззаботно рассмеялся. В нем совсем не было страха перед неведомой опасностью.
— Да кто там может скрываться! Через такую решетку, — он указал острием катаны на остатки лиановых зарослей, — ни одна зараза не смогла бы пролезть. Ну, кроме змей, конечно. Так что делать будем?
— А пойдем! — решился вдруг Евгений. Он и сам бы не сказал, откуда у него вдруг появилась эта бесшабашность. Вообще-то Миронов считал себя человеком осторожным и хладнокровным. Профессия этого требовала, и осторожность вкупе с трезвым расчетом не раз спасали жизнь ему и его подчиненным. Теперь же родилось ощущение, которое в народе называют «Сам черт ему не брат». В данную минуту он не боялся ничего и никого и готов был лезть хоть в пасть дьявола. Потребовал:
— Давай фонарик! — и первым шагнул в черную дыру входа.
Тибурон сзади сказал что-то предостерегающее, но Евгений не обратил на его слова внимание. Он уже ступил на пыльный пол тоннеля.
Здесь было очень тихо. Даже птичье пение, неумолчное и постоянное снаружи, в лесу, до такой степени, что уже и не замечалось, если не вслушиваться специально, внутрь пирамиды не доносилось. Но воздух оставался чистым и теплым. Может быть, там, в глубине, он станет тяжелым и затхлым, а пока дышалось легко.
Евгений сделал те несколько шагов, что отделяли его от поворота, осторожно, держа фонарь на вытянутой руке, заглянул за угол. И ничего особенного не увидел. Тоннель через какое-то расстояние опять делал поворот, теперь налево. Миронов обернулся. Пока никто за ним не последовал. Все стояли у входа и напряженно следили за действиями майора.
— Тут зигзаги пошли, — сказал он. — Надо дальше двигаться. Веревка у нас есть?
Голова Монастырева исчезла из светлого проема и через пару минут возникла вновь. В руках у Портоса был моток сизалевой бечевы.
— Привяжи ее там к чему-нибудь, — велел Евгений. — И кидай сюда.
Рулон, разматываясь, упал к его ногам. Вот теперь можно было идти, не боясь заблудиться. Двигаясь медленно и осторожно, он дошел до следующего поворота. И здесь заметил, что тоннель ощутимо опускается вниз. «Как бы не покатиться», — мелькнула мысль. Но уклон был не таким крутым, чтобы нельзя было держаться на ногах. Он стал продвигаться дальше.
Сзади вдруг послышалось сопение. Евгений резко обернулся. Верный друг Серхио Тибурон не мог отпустить советского майора одного и последовал за ним. В руке у него горел второй фонарик.
— И чего, спрашивается, ты за мной поперся? — недовольным тоном спросил Миронов, хотя в душе обрадовался появлению кубинца.
— А вдруг ты здесь что-нибудь великое откроешь? И вся слава тебе достанется? Нет уж, делись! — высказался капитан. Но ясно было, что на славу ему плевать с высокой колокольни и беспокоится он только за приятеля.
— Ладно, — усмехнулся Евгений. — Пошли вместе славу добывать.
Серхио между тем шарил лучом фонаря по стенам.
— Что ты там ищешь? — поинтересовался Миронов. — Наскальные рисунки?
— Храм это или нет? — вопросом на вопрос ответил кубинец. — А если храм, то что-то на стенах обязательно должно быть. Фрески какие-нибудь или барельефы. Любая религия себя украшать любит.
— Да уж, — согласился Евгений. Ему вспомнились католические и православные церкви. «Дом Божий» у католиков, конечно, был поскромнее, чем у православных, но тоже бедностью не отличался. Зато местная религия не была склонна к украшательству. На стенах тоннеля нельзя было увидеть никаких надписей или знаков. И, конечно же, не имелось обычных в таких пустынных местах надписей вездесущих туристов, типа «Вова и Маша были здесь!» или «Билл из Аризоны приветствует всех!». Обычная каменная кладка, кое-где затянутая паутиной.
