Переносную «GPS» Азриэль тоже выбросил. Весила она, вообще-то, немного, но раздражала не меньше, чем четырехкилограммовый «узи». Так от того хоть толк был. Конечно, в механическую псину из него попасть не удалось. Оно, может, и к лучшему. Еще неизвестно, смогло бы это музейное чудо пробить панцирь гада. Может, и нет. Тогда бы чудище воспрянуло духом и полезло в рукопашную, и тут Леон не слишком сомневался насчет исхода.
Ну так хоть отпугнуть получилось. А вот оттого, что «джипиэска» иногда оживала на каких-то холмиках, легче на душе вовсе не становилось. Поскольку один раз, судя по ней, они очутились в центре столицы Габона — Либревиле, а другой раз где-то в Канаде, на острове Виктория. Второе, конечно же, могло радовать. Все же Северное полушарие, а значит, точнее в координатах. Однако не радовало. А после многих часов пешего марша в неизвестном ракурсе насмешить тоже уже не могло. Так что Леон Азриэль бросил в снег «GPS» без всякого сожаления. Пусть механоиды со скоргами делают с ней что угодно. Может, им даже удастся использовать ее по назначению. Кто знает?
Однако всё это время их подводила только техника, зато человеческая психика держалась на высоте. По идее, что ей оставалось делать, этой психике? Только стискивать зубы и переставлять в голове пластинки с военными маршами, пытаясь заглушить скрип снега и завывание ветра. Иногда вспоминалось, что неплохо бы выдавить откуда-нибудь остатки воли и заставить себя растереть лицо шарфиком. Тогда какая-то не своя, стеклянная рука дотягивалась до шарфика, обнаруживала, что он давно превратился в жесткую сосульку, и соскальзывала по нему обратно в пропасть. Поднять ее по новой как-то не получалось. К тому же иногда требовалось осуществлять целую спасательную операцию по извлечению из снега самого себя. А порой кого-то другого. Оказывается, в их небольшом отряде еще существовала выручка и взаимопомощь. Конечно же, выговорить и даже продумать по слогам столь сложные словеса у них уже не получалось. Ну что ж, эти понятия могли некоторое время просуществовать и без названия. Ведь, наверное, не все вещи в мире проименованы, правильно? А к тому же существовали эти вещи еще до появления языка, так? Думать долго над такими сложностями не получалось. Да и думать вообще получалось тоже плохо. Надо было топать вперед. Точнее, утапливать ногу в снег, затем переключать внимание на другую, извлекать из снега, а затем снова утапливать. Чудовищный умственный напряг, между прочим, если занимаешься им часов эдак… Сколько уже, в самом-то деле? Извлекать часы не имелось никакого желания. Это было чрезмерно сложно для упрощенного до элементарного передвижения по снегу мира. Да и где вообще были те часы?
Леон Азриэль остановился, вспоминая. Что-то навалилось сзади. Оказывается, идущий след в след Рубак Ципло. Оба упали и на некоторое время замерли. Может, они снова угодили в зону повышенной гравитации? Азриэль был не против. Он был не против валяться вот так, упираясь лицом в жесткую подушку снега. Быть может, подушка была холодноватой. Но уж точно не холоднее, чем хлещущий в лицо ветер. От ветра стоило отдохнуть. Вздремнуть тоже стоило. Краем затухающего сознания он почувствовал улучшение комфорта. Похоже, напирающая гравитация несколько отхлынула. Сверху более ничего не давило. Теперь гравитация стала совсем отрицательной. Нечто внешнее дергало его кверху. Он совсем не хотел туда, совсем не жаждал попасть под царапающий глаза ветер. Тут, в гравитационной яме, было гораздо комфортней.
Похоже, некая сволочь лупасила его по лицу. В смысле, по обмороженной маске, которая раньше, в неведомой ныне истории, именовалась лицом. Глаза открылись.
Сволочь именовалась Деном Ирахи. Человеческий язык отныне неспособен произнести столь сложное сочетание слов. Странно, что до этого умел. Ирахи был когда-то распределителем боеприпасов в красивом танке «Меркава». Только полные дебилы могли покинуть столь благоустроенный и защищенный мир, из-за мелочного дискомфорта удвоенной тяжести. В конце концов, умереть в тепле, сытости и добром дружеском общении было бы куда приятнее и милее. В окончательном варианте их сердца дружно остановились бы от перегрузки. И весь экипаж уснул бы навеки, во главе с развалившимся в объемности пехотного отсека лейтенантом. Наверное, там бы их когда-нибудь и нашли. Ибо найти посреди Новосибирской локации шестидесятитонную боевую машину несравненно легче, чем вмороженные в снег трупики.
Боль возникла в районе скулы. Азриэль сосредоточил глаза на виновнике. «Лео, просыпайся!» — прочел он по губам Дена. Легко сказать. Как тут определиться, спишь ли ты еще или уже нет? Однако Ирахи вновь отвел руку для удара. «Стоп, дорогой, мы так не договаривались!» — промычал Леон Азриэль. В смысле, он просто что-то промычал. Однако Ден расслышал, опустил руку. Как, оказывается, просто можно с ним договориться! Бывший механик-водитель почему-то обрадовался такому обстоятельству. Но тут что-то ухнуло в него сбоку. Азриэль едва снова не свалился. Похоже, от падения его удержал все тот же вездесущий Ирахи.
Азриэль крутнул шеей. Этот подвижный когда-то инструмент работал со скрипом и скрежетом. Леон удивился, что другие, в смысле, Ден, совершенно не слышат этого чудовищного скрежета. Поскольку положение головы изменилось, то теперь в поле зрения попал еще кто-то. Какой-то снежный человек, старик с длинной белой бородой. Только когда он сделал попытку ругаться, выяснилось, что это всего лишь наводчик Ципло. Удивительно радостная встреча их троих в этой снежной пустыне! Азриэль попытался улыбнуться. Ледяная корочка вокруг рта лопнула почти беззвучно.
— Все из-за этого гада, — расшифровал Леон мычание Рубака Ципло. — Это он гнался за зверюгами и посадил машину в ловушку! Это он…
Кто-то встрял в дело со стороны. Мыкал что-то неразличимое. Поворачивать голову назад, для дешифровки с помощью губ не хотелось.
— Давай бросим его, Ден! — шифровал дальше Рубак. — Пусть тут сдыхает. Была охота его тащить. Пусть…
Мычать он, видимо, устал и снова бросился в драку. Азриэль почувствовал новый толчок в бок. Обороняться он даже не собирался. Быстрее бы, что ли, его снова уронили вниз. Там, внизу, в безветрии и покое, было так хорошо. Он уже дожидался очередного толчка в упоении. Он готовился с радостью поддаться. Удар стал бы просто поводом сдаться перед обстоятельствами. И тут что-то в мире изменилось.
На их вечеринку прибыл кто-то четвертый.
77. Просьба
— По-моему, тут-то нам каюк и придет, — изрек сталкер Глюк.
— Тебе такие грустные мысли не к лицу, — процедил Ведич из чистого упрямства. Сам он тоже не питал иллюзий.
Техногенная нечисть зажала их на южной окраине разрушенного Новосибирска. Сейчас они втиснулись в какой-то двухэтажный осколок некогда двадцатиэтажного или даже более высокого здания. Правда, было совершенно непонятно, куда делся весь щебень обрушившихся сверху перекрытий и лестниц. Может, в несчастливый сентябрьский день пятьдесят первого все верхние этажи просто выдуло куда-то вдаль? А быть может, вообще заглотнуло в таинственное чрево Узла? Кто и как мог теперь узнать эти чудовищные подробности? Те миллионы свидетелей, кто пронаблюдал процесс уничтожения мегаполиса непосредственно, свидетелями быть не могли. Они сами исчезли и превратились в хлам вместе с огромным городом. А те счастливчики — единицы, которые выжили, так они же, как правило, совершенно ничего не наблюдали. Просидели где-то в подвале, где железобетон сгладил все страшные чудеса, творящиеся наверху.
Сейчас Ведич с Глюком были бы тоже очень не прочь попасть в какой-нибудь подобный волшебный подвал. Отлично было бы пересидеть в нем новые напасти. Неплохо было бы вообще, как в детстве, накрыться одеяльцем с головой. Заставить всех чудовищ ослепнуть, дабы не замечать маленьких человечков, замерших где-то среди тысяч развалин многоэтажек. Но почему-то ничего не получалось.
— Эти механические сволочи нас чувствуют, — с горечью произнес Глюк. — Что, скажешь, нет?
Какой смысл было оспаривать очевидное? Ведич и не оспаривал. Он привалился к стене и прикрыл глаза. Стоило чуть-чуть отдохнуть перед продолжением катаклизма.
