28
Кассий родился 3 октября, между 85 и 81 гг. Некоторые историки, отстаивающие версию о том, что Брут был сыном Цезаря, выдвигают этот факт как аргумент в ее защиту, поясняя, что Брут не мог родиться в 85 г., поскольку Кассий часто подчеркивал свое «старшинство». Однако следует иметь в виду, что это выражение вовсе не обязательно означает возрастное старшинство, но с тем же успехом может служить для обозначения превосходства в военно-политической карьере, а это превосходство, вне всякого сомнения, принадлежало Кассию.
29
Именно это выражение употребляет Плутарх, вероятно, заимствовавший его в «Мемуарах» друга Кассия Мессалы.
30
Первоначально квестор, сопровождавший войско, занимался финансовыми вопросами, но постепенно его обязанности расширялись, и к описываемому времени квестор фактически являлся в армии вторым лицом после императора.
31
Парфяне захватили и боевые знамена этих семи легионов, что в Риме было воспринято как небывалый позор. 40 лет спустя Август, сознавая, что одолеть Парфию силой не удастся, вступил с парфянами в переговоры, и в конце концов они согласились вернуть знамена Красса. По этому поводу были устроены пышные празднества, сопровождавшиеся широкомасштабной амнистией.
32
Здесь необходимо коснуться проблемы подлинности переписки Цицерона, подробно изученной профессором Каркопино. Эту переписку, включая письма Брута и ответы на них, сохранил лучший друг оратора Тит Помпоний Аттик, а опубликовал в пропагандистских целях Октавий — будущий Август. Спрашивается, почему Октавий, менее всего заинтересованный в поддержке республиканской партии, не уничтожил письма, а предал их гласности. Профессор Каркопино предлагает на этот вопрос вполне очевидный ответ: потому что в этих письмах их авторы открываются далеко не с лучшей стороны. Цицерон предстает в них безвольным эгоистом, злобным и расчетливым клеветником и одновременно дает Помпею, Бруту и Кассию самые ядовитые характеристики, способные окончательно погубить их репутацию. Не исключено даже, что помощники Октавия, готовившие письма к публикации, немножко их «подредактировали» в нужном для себя духе. Поэтому следует с известной осторожностью относиться к трактовке роли Брута в киприотском займе, изложенной в письмах Цицерона. Жером Каркопино подчеркивает, что вся история с этим займом, о которой нам известно только по отзывам Цицерона, служит единственным темным пятном, омрачающим идеально чистый образ Брута. Отметим также, что Плутарх ни словом не упоминает об этом эпизоде, возможно, потому, что не верит в его достоверность. Как говорили древние римляне: «Testis unus, testis nullus» (Единственный свидетель — не свидетель). Во всяком случае, оставим за собой право усомниться в участии Брута в финансовых махинациях.
33
Он не всегда проявлял такую щепетильность. В конце 63 г., когда истек срок его консульства, он отказался от наместничества, но сговорился со своим коллегой Гаем Антонием, получившим назначение в Македонию, об участии в дележе прибылей. Когда по возвращении Антония обвинили в злоупотреблениях, Цицерон выступил его адвокатом и защищал его с жаром, многим казавшимся подозрительным. (Это не соответствует действительности. Цицерон, напротив, прославился своей честностью. См. предисловие. — Прим. науч. ред.)
34
Чтобы еще теснее скрепить свою дружбу, они устроили брак между сестрой Аттика Помпонией и братом Цицерона Квинтом. Помпония оказалась настоящей мегерой, и друзьям пришлось немало помучиться, пытаясь удержать от развала этот неудачный союз.
35
Письмо VI Цицерона к Аттику от 5 марта 50 г.
36
Напомним, что имя Брут в переводе с латинского означает «тупица», а Лепид — «милейший». Именно в значении этих имен и скрыта соль эпиграммы Цицерона.
37
И во времена Брута, и впоследствии о его ораторском искусстве высказывались самые разноречивые мнения. Известный своим красноречием Цицерон, в принципе склонный преуменьшать чужие дарования, никогда не мог простить Бруту, что он отдавал предпочтение стилю, резко отличавшемуся от его собственного. Именно с этой позиции он критиковал его выступления. Тацит в своем «Диалоге ораторов» упрекает Брута в сухости, резкости и холодности стиля и заключает свой отзыв такими словами: «Оставим же Бруту его излюбленную философию, ибо даже его почитатели согласны, что в своих речах он не достигает высот, на которые способен». Но и он признает, что Брут «не делал уступок ни злому умыслу, ни зависти и всегда честно высказывал все, что думал». Эта оценка представляется нам справедливой. Отметим также, что ни один из критиков Брута не оспаривал его места среди выдающихся римских ораторов.
38
Все биографы Брута датируют его отъезд в Киликию весной 49 г., что, на наш взгляд, совершенно невозможно. Морское сообщение закрывалось примерно в середине ноября и открывалось вновь около Февральских ид. Однако в феврале 49 г. политическая обстановка сложилась таким образом, что ни Катон, ни Сервилия, ни Аппий Клавдий не отпустили бы Марка из Рима. Брундизий и все морские порты удерживал Помпей, а сухопутные дороги контролировал Цезарь. Брут не смог бы покинуть Италию, не присоединившись к той или другой стороне. Поэтому мы думаем, что он уехал из Рима в конце 50 г., либо морем — в промежуток с 15 октября по 15 ноября, либо сушей, но в любом случае до начала декабря. Что касается его маршрута, то он направился не на Сицилию (Sicilia), как ошибочно указывает переписчик Плутарха, очевидно, полагавший, что племянник Катона присоединился к своему дяде, а непосредственно в Киликию (Kilikia).
39
Современная метеорология нашла объяснение этому феномену, в «кровавый» цвет дождь
