не касались лбами земли, когда она к ним обращалась. Все это минуло, словно сон, и никогда не вернется. Что может теперь измениться в ее жизни? Она знала, какое будущее готовит ей мисс Минчин. Пока она слишком юна для того, чтобы быть учительницей, она будет служанкой; в то же время от нее будут требовать, чтобы она не забывала того, чему научилась, и даже какими-то неведомыми путями продолжала учиться. Свободные вечера она должна проводить за занятиями; она знала, что с нее строго взыщут, если она не будет продвигаться вперед. Мисс Минчин понимала: Сара так жаждет знаний, что ей не нужны педагоги. Дайте ей книги — она будет глотать их одну за другой и запомнит все наизусть, а через несколько лет станет хорошей учительницей. Вот что ей предстоит: когда она вырастет, она будет так же с утра до ночи трудиться в классной, как сейчас трудилась на кухне. Конечно, придется ее немного приодеть, впрочем, оденут ее в простое и грубое платье, чтобы она в нем выглядела словно служанка. Вот и все, что ее ждет. Сара стояла посреди комнаты и думала о своем будущем.
Потом в голове у нее снова мелькнула одна мысль — щеки ее вспыхнули, глаза заблестели. Она выпрямилась и вскинула голову.
«Что бы ни случилось, — сказала она про себя, — одного они не смогут у меня отнять. Пусть я хожу в лохмотьях, но в душе я все же принцесса. Легко быть принцессой, если на тебе платье из золотой парчи. А вот попробуй остаться ею в другое время, когда никто и не подозревает о том, что ты принцесса. Мария- Антуанетта оставалась королевой и тогда, когда ей оставили одно черное платье и заточили в тюрьму, когда голова ее побелела, когда ее оскорбляли и звали „вдовушкой“. В это время она была королевой еще больше, чем в те дни, когда ее окружали блеск и веселье. Мне она больше всего нравится именно в это время. Она не дрогнула перед ревущими толпами. Она была их сильнее — пусть даже они отрубили ей голову».
Это была не новая мысль — Сара уже не раз обращалась к ней. Эта мысль поддерживала ее в самые трудные дни, когда на ее лице появлялось выражение, непонятное мисс Минчин, а потому выводящее ее из себя: ей казалось, что в глубине души Сара живет жизнью, которая поднимает ее над остальными. Она словно не слышит брани и оскорблений, а если и слышит, то не обращает на них никакого внимания. Иногда, делая Саре строгий выговор, мисс Минчин замечала, что та смотрит на нее спокойно, не по-детски, с гордой усмешкой в глазах. Мисс Минчин не знала, что в эти минуты Сара про себя говорит: «Вам, мисс Минчин, и в голову не приходит, что вы говорите все это принцессе. Стоит мне только кивнуть — и вас тотчас отправят на эшафот. Я этого не делаю лишь потому, что я принцесса, а вы — жалкая, глупая, злая и грубая женщина, и не умеете быть другой».
Эти фантазии чрезвычайно занимали и развлекали Сару; странно, но они ее утешали, и это было хорошо. Она никогда не отвечала грубостью или злобой на грубость и злобу окружающих.
«Принцессе надо быть вежливой», — говорила она себе. Когда служанки, беря пример с хозяйки дома, бранили ее и оскорбляли, Сара, гордо подняв голову, отвечала им так учтиво, что они совершенно терялись.
— У этой девчонки такие манеры, будто она как сейчас из Букингемского дворца,[10] — с усмешкой говорила иногда кухарка. — Я, бывает, на нее наброшусь, но она никогда себя не забывает. «Пожалуйста» да «простите», «будьте так добры» да «могу я вас потревожить?» — так и сыплет всякими словечками.
На следующее утро после встречи с Рам Дассом и его обезьянкой Сара занималась французским со своими маленькими подопечными. Закончив урок, она собирала тетрадки, размышляя о том, чего только не приходилось делать королям и королевам в изгнании. Альфреду Великому, [11] например, жена пастуха велела напечь лепешек; когда же лепешки подгорели, она отвесила королю оплеуху. Вот, верно, испугалась, когда узнала, кто это был! Хорошо бы мисс Минчин узнала, что Сара — принцесса, настоящая принцесса, хоть и ходит в худых башмаках!.. При этой мысли в глазах у Сары появилось выражение, которое особенно раздражало мисс Минчин. Мисс Минчин, которая как раз стояла рядом, не могла этого стерпеть: она пришла в ярость, подбежала к Саре и надавала ей пощечин — совсем как жена пастуха королю Альфреду. Сара вздрогнула и, пробудившись от своих мечтаний, на миг застыла. От неожиданности у нее перехватило дыхание. Затем, сама не зная почему, она тихонько рассмеялась.
— Чему вы смеетесь, дерзкая, наглая девчонка? — вскричала мисс Минчин.
Сара уже овладела собой, вспомнив, что она принцесса. Щеки у нее пылали от нанесенных ей ударов.
— Я думала, — ответила она.
— Сейчас же просите у меня прощения, — потребовала мисс Минчин.
После минутного колебания Сара ответила:
— Я готова просить у вас прощения за смех, если он вам показался обидным, но не за то, что думала.
— О чем вы думали? — вопрошала мисс Минчин. — Как вы смеете думать? Что вы думали?
Джесси захихикала и толкнула локтем Лавинию. Ученицы подняли глаза от книжек и прислушались. Когда мисс Минчин нападала на Сару, они всегда с интересом слушали. Сара порой так странно отвечала — и совсем не боялась! Она и сейчас не испугалась, хотя щеки ее горели, а глаза сверкали.
— Я думала, — ответила она учтиво и с достоинством, — что вы сами не знаете, что творите.
— Не знаю, что творю? — переспросила мисс Минчин, задыхаясь от гнева.
— Да, — подтвердила Сара. — И еще я думала, что бы случилось, если бы я была принцессой и вы бы ударили меня… как бы я поступила? А потом я подумала, что, будь я принцессой, вы бы никогда не решились меня ударить, что бы я ни сделала и что бы ни сказала. Я подумала, как бы вы удивились и испугались, если бы вдруг узнали…
Сара настолько живо все себе представила и говорила с такой уверенностью, что даже мисс Минчин прислушалась к ее словам. Этой ограниченной, лишенной всякого воображения женщине на миг почудилось, что, если Сара говорит так уверенно, значит, за ней действительно стоит какая-то сила.
— Что узнала? — воскликнула она. — Что?
— …что я и вправду принцесса и могу поступать, как хочу.
Девочки с изумлением смотрели на Сару. Лавиния всем телом подалась вперед, чтобы не пропустить ни слова.
— Ступайте в свою комнату! — вскричала, задыхаясь, мисс Минчин. — Сию же минуту! Убирайтесь отсюда! Всем остальным заняться своим делом!
Сара слегка поклонилась.
— Извините, что я засмеялась, если вам это показалось невежливым, — произнесла она и вышла, оставив мисс Минчин бороться со своим гневом.
Девочки пригнулись над учебниками и зашептались.
— Нет, ты заметила? Заметила, какой у нее был чудной вид? — зашептала Джесси. — Ты знаешь, я совсем не удивлюсь, если вдруг откроется, что она совсем не та, за кого мы ее принимаем. А вдруг так оно и есть?!
ГЛАВА 12
За стеной
Когда живешь в большом городе, где дома стоят в одном ряду, плотно прилегая друг к другу, интересно бывает размышлять о том, что говорят и делают за стеной тех комнат, в которых ты обитаешь. Сара подчас пыталась представить себе, что кроется за стеной, отделяющей их пансион от дома индийского джентльмена. Это было очень увлекательно! Она знала, что классная примыкала к кабинету индийского джентльмена, и надеялась, что стена между ними достаточно толстая и что шум, который порой поднимается после уроков, его не беспокоит.
— Я уже понемногу к нему привязываюсь, — призналась она Эрменгарде. — Мне бы не хотелось, чтобы его беспокоили. Я уже считаю его своим другом. Иногда такое случается — даже если ты с людьми и словом не перемолвился. Если о них думать, наблюдать их и жалеть, они становятся тебе как родные. Я всегда так волнуюсь, когда доктор навещает его по два раза на дню!
