Пятьдесят футов.
Тридцать.
Послышалось громкое «вуф-ф-ф», и дом вспыхнул, как спичечный коробок. Только что он стоял темной глыбой, а в следующую секунду пламя вырвалось из его окон, из-под пола и взметнулось к небу через крышу. Это напоминало фокус, сотворенный руками умелого иллюзиониста. Никакого взрыва. Безмолвное уничтожение огнем. Полное. Тотальное. И — непреодолимое в отсутствие соленой воды.
Кассиопея пробежала по причалу и спрыгнула в лодку.
— Ты едва вывернулась, — прокомментировал Малоун.
— Пригнитесь, — велела она.
Все трое скорчились в лодке. Малоун следил за тем, как женщина настраивает монитор. На экране появилось изображение автомобиля. В него сели двое мужчин. Он узнал Виктора. Машина поехала и вскоре исчезла с экрана. Кассиопея нажала кнопку, и картинка сменилась. Они увидели, как машина выезжает на главное шоссе.
Торвальдсен выглядел довольным.
— Наша уловка сработала, — проговорил он.
— Может, вы все же объясните мне, что происходит? — осведомился Малоун.
Кассиопея бросила на него хитрый взгляд.
— Представляешь, как они сейчас веселятся?
— Но у них медальон.
— Это именно то, чего мы хотели, — сказал Торвальдсен.
Дом продолжал пожирать сам себя. В небо поднимался столб дыма. Кассиопея завела подвесной мотор и направила лодку прочь от берега. Поместье Торвальдсена располагалось всего в миле к северу от того места, где они находились.
— Лодку пригнали почти сразу после того, как мы сюда приехали, — сообщил Торвальдсен, взяв Малоуна под руку и ведя его к корме. Подпрыгивая на волнах, лодка выбивала холодные фонтанчики соленой воды. — Я благодарен тебе за то, что ты с нами. Мы собирались попросить тебя о помощи сегодня, после того, как должен был быть уничтожен музей. Вот зачем она хотела с тобой встретиться. Ей нужна твоя помощь, но я сомневаюсь, что она обратится к тебе с такой просьбой теперь.
В голове Малоуна теснилось еще множество вопросов, но он понимал: сейчас не время для этого.
— Она может рассчитывать на меня, — не сомневаясь ни секунды, сказал он. — Вы оба можете на меня рассчитывать.
Торвальдсен с благодарностью сжал его руку. Кассиопея смотрела вперед, ведя лодку по волнующемуся морю.
— Насколько хреново обстоят дела? — спросил Малоун. Свист ветра и шум волн приглушил его слова, поэтому их услышал только Торвальдсен.
— Достаточно хреново, — ответил датчанин. — Но теперь у нас хотя бы появилась надежда.
20
Пристегнутая ремнями безопасности, Зовастина сидела в заднем отсеке вертолета. Обычно она путешествовала в более комфортабельных условиях, но сегодня решила использовать скоростной военный вертолет.
Машиной управлял один из гвардейцев ее Священного отряда. Половина ее личных телохранителей являлись лицензированными пилотами.
Она сидела напротив женщины-заключенной из лаборатории. Рядом с узницей находился еще один ее гвардеец. На борт вертолета ее привели в наручниках, но Зовастина приказала снять их.
— Как ваше имя? — спросила она женщину.
— Это имеет значение?
Они разговаривали по внутренней радиосвязи на диалекте, который не понимал ни один из тех, кто находился на борту.
— Как вы себя чувствуете?
Женщина колебалась с ответом, словно решая для себя, как поступить — солгать или сказать правду. Наконец она сказала:
— Лучше, чем когда-либо.
— Я рада. Улучшать жизнь всех граждан — вот наша главная цель. Возможно, когда вас выпустят из тюрьмы, вы сумеете более объективно оценить преимущества нашего нового общества.
На изрытом оспинами лице женщины появилось презрительное выражение. В ней не было ровным счетом ничего привлекательного, и Зовастина подумала: сколько поражений она должна потерпеть, чтобы с нее окончательно слетела шелуха самоуважения?
— Сомневаюсь, что мне удастся стать членом вашего нового общества, министр. Меня приговорили к слишком долгому сроку.
— Мне говорили, что вас поймали на перевозке кокаина. Если бы здесь до сих пор были Советы, вас бы казнили.
— Русские? — Женщина рассмеялась. — Наркотики покупали именно они.
Зовастина не удивилась.
— Таков новый мир.
— Что произошло с другими, которых забрали из тюрьмы вместе со мной?
Она решила быть честной.
— Мертвы.
Хотя эта женщина явно привыкла к превратностям судьбы, сейчас даже она была шокирована. Это было понятно. Она находилась здесь, на борту вертолета, рядом с верховным министром Центрально- Азиатской Федерации, после того, как ее забрали из тюрьмы и подвергли каким-то непонятным медицинским экспериментам, после которых она оказалась единственным выжившим.
— Я добьюсь, чтобы срок вашего тюремного заключения сократили. Возможно, вы не оцените это, но Федерация ценит вашу помощь.
— Я должна быть благодарна?
— Вы сами вызвались.
— Не припомню, чтобы кто-нибудь спрашивал моего согласия.
Зовастина посмотрела в иллюминатор на молчаливые пики Памира, которые обозначали границу и начало дружественной территории.
Почувствовав на себе взгляд женщины, она посмотрела на нее.
— Хотите быть частью того, что должно случиться?
— Я хочу быть свободной.
В ее мозгу вспыхнули слова, давным-давно услышанные от Сергея: «Злость всегда была направлена против конкретных людей, ненависть — против классов. Время способно залечить злость, но ненависть — никогда». Поэтому она спросила:
— Почему вы ненавидите?
Женщина посмотрела на нее пустым взглядом.
— Я должна была быть среди тех, кто умер.
— Почему?
— Ваши тюрьмы ужасны. Из них мало кто выходит живым.
— Так и должно быть, чтобы никому не захотелось там очутиться.
— У многих нет выбора. — Женщина помолчала. — В отличие от вас, верховный министр.
Бастион горных склонов рос на глазах.
