твое внимание?
— Да, тот «настоящий мужчина», — мрачно подтвердила Маргарет. — Но я решила, что он не заметил нас или не узнал меня.
— И ты бы ничего не сказала мне! И словом бы не обмолвилась, не узнай о его болезни!
Уловив осуждение в голосе дочери, Маргарет почувствовала, как ее сердце сжалось от боли.
— Прости меня, милая. Я была очень потрясена и растеряна. Я…
— Ты не хотела, чтобы он отверг меня так же, как когда-то отверг тебя, — сказала Оливия уже мягче. — Я понимаю, это не со зла, ма. Ты ведь у меня очень добрая… честная и деликатная…
— Олли, тебе придется сделать кое-какие анализы… Мы должны все это обсудить, — тихо, но настойчиво произнесла Маргарет, желая напомнить дочери, зачем она приехала сюда.
— Все в порядке, ма. Я не собираюсь избегать обследования и делать вид, что ничего не случилось. Да, конечно, я потрясена, но знать правду намного, намного лучше. Мне просто нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, вот и все. Не беспокойся, я не собираюсь притворяться, что все по-прежнему… хоронить это в глубине души. Просто… просто…
— Просто ты в шоке, — хрипло закончила за нее Маргарет. — Я тебя понимаю, дорогая…
— А он… мой отец… он просто сообщил тебе это, и все? Он не сказал, что…
— Джордж хотел сам поговорить с тобой, — призналась Маргарет. — Он… Думаю, он был страшно подавлен, выяснив, что у него есть дочь. Он сказал мне, что позаботился о том, чтобы не иметь больше детей…
— Он заявил, что ничего не знал о своем заболевании, когда вы поженились. Ты ему веришь?
Маргарет пожала плечами.
— Наверное, я была слишком потрясена, чтобы раздумывать об этом… Когда он потребовал ответить, его ли ты ребенок, первой моей мыслью было…
— Что он собирается украсть меня? — поддразнила ее Оливия, наконец обнаруживая свою прирожденную жизнерадостность. — Думаю, я великовата для того, чтобы вырывать меня друг у друга из рук, ма! Он женат?
Маргарет нахмурилась. Интерес Оливии к отцу, хотя и естественный, вызывал у нее все большую тревогу.
— Нет, не женат. Я взяла еще несколько дней отпуска, чтобы побыть с тобой. Может быть, ты захочешь сделать где-нибудь анонимное обследование. Джим, конечно, мог бы провести его, но…
— Я не собираюсь ничего скрывать — ни от себя, ни от кого-либо другого. К тому же мой случай имеет прямое отношение к исследованиям доктора Перкинса. Надо быть полной дурой, чтобы отказаться от услуг признанного специалиста в этой области. Договорись, пожалуйста, чтобы он приурочил анализы к следующему моему приезду домой на каникулы… А отец… Он все еще в городе?
— Понятия не имею. — И Маргарет поежилась как от внезапного озноба.
Оливия нахмурилась и пристально посмотрела на мать.
— Прости, ма! Я понимаю, для тебя это не меньший удар, чем для меня.
Если бы ты только знала! — вздохнула Маргарет. Если бы только могла представить, каково это — взваливать неподъемную ношу на плечи обожаемого ребенка! Она чувствовала себя такой виноватой, такой беспомощной и в то же время такой до смешного обиженной тем, что Оливия вновь и вновь переводит разговор на отца! Раньше всегда казалось, что дочь вполне устраивает их своеобразный заговор молчания по отношению к Джорджу. Она даже уверяла Маргарет, что не испытывает к нему ни любопытства, ни интереса, что отец никогда не был и не мог стать частью ее жизни.
— Тебе правда нет никакой необходимости оставаться здесь, — сказала Оливия, и Маргарет вздрогнула, словно ее ударили. — Я знаю, что ты чувствуешь, ма, — более мягко добавила она. — Ты хочешь защитить меня, оградить от боли, от неприятностей, но не стоит этого делать. Я должна сама во всем разобраться, сама принять решение. Не могу же я всю жизнь использовать тебя как эмоциональный костыль. Это моя проблема, а не твоя.
Маргарет снова вздрогнула и возразила:
— Олли, но ведь я твоя мать…
— Да, я знаю. Но, пожалуйста, позволь мне самостоятельно справиться со случившимся, ма. Обещаю не делать никаких глупостей. Я даже не напьюсь по такому случаю. Да, конечно, это потрясение, но пока у меня и в мыслях нет выходить замуж, рожать детей. Ну а когда придет время… что ж, я уже успею свыкнуться с этим. Я хочу детей, но не сейчас. Однако не думай, что я спрячу голову в песок. Я обязательно пройду необходимое обследование.
Она порывисто обняла Маргарет и дрожащим голосом добавила:
— Прости меня, ма. Знаю, я тебя обидела. Я этого не хотела, но твоя Олли уже не ребенок. Я понимаю, ты боишься за меня, хочешь смягчить удар. Но постарайся чуть больше верить в меня… в те ценности, которые сама мне внушала. Позволь мне самой справиться с бедой.
— Мне уехать прямо сейчас или можно остаться до утра? — спросила Маргарет, стараясь говорить шутливо, но догадываясь, что голос выдает, насколько она несчастна.
Теперь пришел черед поморщиться Оливии.
— Пожалуйста, ма! — взмолилась она, и Маргарет устыдилась своей слабости.
— Прости, милая, — сказала она, обнимая дочь. — Ты совершенно права: я слишком тебя опекаю. Ладно, я уеду, но обещай немедленно позвонить мне, если что-то потребуется.
— Я позвоню в субботу утром — только ради того, чтобы ты знала: я не совершила никакой глупости, — пообещала ей дочь и добавила: — Давай вернемся ко мне. Сегодня вечером дежурит Джонни, и я думаю, он приготовит что-нибудь и на твою долю. — Оливия усмехнулась. — Джонни сказал, что ты очень похудела, и это прозвучало обвинением в мой адрес. Ну, пойдем, ма!
Маргарет близка была к тому, чтобы отказаться. У нее совсем не было настроения проводить веселый вечер в компании молодежи. Однако, послушавшись голоса разума, она заставила замолчать свои чувства и желания.
Самое время доказать Оливии, что она уважает ее мнение, понимает, что дочь уже взрослая, и признает за ней право самой решать, как распорядиться собственной жизнью.
— Ну что ж, если ты уверена, что еды хватит и на неучтенный рот…
— Уверена, — подтвердила Оливия. Открыв дверь в коридор, она обернулась к матери и серьезно сказала: — Не думай, что я не ценю того, что ты для меня делаешь, ма… и не понимаю, как тебе сейчас трудно. Прости, если обижаю тебя, но…
— Ни слова больше, Олли. Я все понимаю. Ты уже взрослая девушка. Кстати, а что приготовил Джонни?
— Спагетти.
— Ммм…
В итоге вечер прошел намного лучше, чем ожидала Маргарет. В какой-то момент она даже обнаружила, что ее развеселила чья-то реплика в оживленной беседе, царящей за столом. На короткое время она забыла о том, что привело ее в Рединг, но потом вспомнит все, и на глаза снова навернутся слезы. Да, похоже, ей придется напоминать себе, что если не ради собственной персоны, то хотя бы ради Оливии следует держать себя в руках.
Было уже больше одиннадцати, когда она ушла, отказавшись от стаканчика на дорожку и поблагодарив Джонни за ужин.
— Я позвоню тебе в субботу, — повторила Оливия, провожая ее до калитки.
Они обнялись, и Маргарет села в машину. Я не заплачу, твердо сказала она себе, заводя мотор… по крайней мере, до тех пор, пока Оливия может меня видеть.
Остаток недели Маргарет провела в крайнем напряжении, стараясь не отходить от телефона надолго. Она не могла толком ни есть, ни спать. Это напряжение неизбежно наложилось на стресс, полученный накануне.
К утру субботы она уже готова была признать, что, возможно, разумнее было бы прервать отпуск и вернуться на работу, где все-таки легче отвлечься от тяжелых мыслей. Всю субботу она не выходила из дому, боясь пропустить звонок Оливии, и в четыре часа дня поддалась наконец соблазну, который одолевал ее всю неделю, и набрала номер дочери.
