Он снимает меня в тот момент, когда я застегиваю рубашку. Я застегиваю ее почти до самого верха.
— Дай я еще немножко тебя попробую, — говорит он и бросает фотоаппарат на кровать. Подходит ко мне и, взяв за щеки, поднимает мое лицо к своему. Целует меня. Языком проводит по моим зубам, исследует каждый уголок рта.
Я смотрю мимо его головы, на стену. Хочется вырваться из объятий. Пора идти. Мне пора домой.
Нейл с силой прижимает меня к себе. С силой, положив руки мне на поясницу. Мой мочевой пузырь переполнен. Мне нужно в туалет.
Он отпускает меня.
— Пойдем.
Мы уходим.
Внизу на диване сидит его сожительница и смотрит телевизор. Пепельница рядом с ней полна окурков. Насколько я понимаю, это его неудачная попытка стать гетеросексуалом.
— Эй, милый! — окликает она меня. — Сколько тебе лет, небось семнадцать?
— Тринадцать, — поправляю я.
Она толстая. Причем видно, что она всегда такой была и всегда такой останется. Когда она подносит к губам сигарету, я замечаю что ногги у нее грязные и обгрызенные. Довольно длинные, до плеч, волосы цвета соломы спутаны. На шее, на тонкой цепочке, висит маленький золотой крестик. Он для нее слишком миниатюрен.
— Пива хочешь?
Я отказываюсь. Мне думается, что она не раз пробовала семя на вкус. Хочется спросить, всегда ли оно напоминает брюссельскую капусту или это особенность Нейла.
— Я скоро вернусь, — говорит Нейл. — Вот только отвезу его домой.
— Купи мне еще сигарет, — просит она. Кашляет, снова затягивается и поворачивается к телевизору. Там идет «Мэнникс».
Нейл берет с кухонного стола ключи, вместе с ключами к пальцам его прилипают крошки. Он подбрасывает ключи в воздух, а потом ловит.
— Готов?
Я думаю, что, конечно же, я совершенно готов. Мы выходим на улицу. Я почти вижу собственное дыхание, поэтому стараюсь не дышать. Хочу сохранить его внутри себя. Чувствую себя выставленным напоказ, вывернутым наизнанку. На сегодняшний вечер я уже вполне достаточно себя показал.
Нейл открывает мне дверь, словно я девушка. Внезапно я чувствую себя девушкой. Мне стыдно. Дверь не заперта.
Он обходив вокруг машины и садится на свое место. Заводит машину.
Сиденья очень холодные. Я посильнее сдвигаю ноги, потом засовываю между них руки. Обернувшись, смотрю на дом. Из ближнего к двери окна падает какой-то унылый желтый свет. Он смешивается с голубоватым светом телевизора, льющимся из соседней комнаты. Все остальные окна темные. И сам дом совсем темный; при дневном свете он, должно быть, серый или коричневый. А в темноте кажется черным. Лужайки перед ним нет. Просто грязь и гравий.
— Я тебя не напугал? — спрашивает Нейл, выезжая на шоссе № 5.
— Нет — отвечаю я.
— Хорошо. Надеюсь, я тебя не обидел. — Он поворачивается ко мне: — Потому что я вовсе не хотел тебя обидеть.
Я киваю.
— Понимаешь, я просто хотел показать тебе, что тебя ожидает. В смысле, что значит быть геем, и все такое.
— Угу, — соглашаюсь я очень тихо. Едва слышно. А может, я даже это и не произношу, а только думаю.
Больше мы не разговариваем. Молчим всю дорогу. Мое стекло запотело, и от этого мне кажется, что внешнего мира не существует.
Опять я ощущаю, что все безвозвратно изменилось. А потом возникает очень реальное чувство вращения.
Когда я появляюсь, Хоуп еще не спит. Она сидит на диване в телевизионной комнате, поджав под себя ноги.
— Привет, — произносит она.
— Привет, Хоуп.
— Тебе было интересно с Нейлом?
Я изображаю улыбку.
— Да, было забавно. Он показывал мне фотографии.
Хоуп выпрямляет ноги и чешет затылок.
— Правда? Это здорово. Вы разговаривали?
Я вхожу в комнату. Телевизор мигает. Почему она не поправит антенну? Как можно что-то смотреть с таким качеством?
— М-мм, да. Наверное. Немного поговорили.
Ощущение такое, что губы мои распухли. Интересно, заметно это или нет.
— Ты выглядишь немного странно, — замечает она. — С тобой все в порядке?
Ноги ее вытянуты, и на них лежит лохматая собака по имени Зу. Когда Хоуп шевелит пальцами ног, то кажется, что глубоко в шерсть Зу зарылись какие-то зверюшки. Покрывало на диване протерлось и стало настолько гладким, что с него можно соскользнуть.
Я сажусь. Смотрю на экран телевизора и думаю о том, как хочется курить. Однако курить в доме неудобно, ведь то, что я курю, — мой секрет. Натали тоже курит, но она смелее меня. Когда Агнес или Хоуп, или отец начинают на нее наезжать, она просто посылает их всех подальше. И все. А я чувствую себя гостем, застрявшим в ловушке собственной порядочности, и поэтому не могу себе этого позволить. Наконец я собираюсь с духом и произношу:
— Просто странно было видеть все эти фотографии, которые Нейл сделал в Нью-Йорке. Захотелось там когда-нибудь пожить.
Хоуп поворачивается ко мне и говорит:
— Я могла бы тебя иногда в Нью-Йорке навещать.
— Да, неужели?
— Правда, могла бы, — подтверждает она. Потом берет со стола свою маленькую Библию и кладет ее на колени.
— Хочешь спросить об этом Бога?
Я пожимаю плечами:
— Наверное.
Хоуп хлопает по дивану, чтобы я придвинулся.
— Давай погадаем на Библии.
Я сажусь ближе.
— Закрой глаза, — командует она.
Я закрываю глаза и думаю о том, как лучше сформулировать свой вопрос.
— Ну ладно, — наконец говорю я, — буду ли я, в конце концов, жить в Нью-Йорке?
Хоуп берет Библию в руки и наугад открывает.
— Готово» — объявляет она.
Я тыкаю пальцем в страницу и открываю глаза. Хоуп наклоняется, чтобы посмотреть, на какое слово я попал.
— «Сила», — читает она.
Я открываю глаза.
— Что это значит?
Хоуп читает то, что написано рядом, чтобы понять контекст.
— Наверное, то, что, прежде чем ты туда переедешь, тебе потребуется много силы. И много
