— Видишь всю эту кукурузу? Хоуп выйдет замуж за фермера.
Все данные доктор непременно записывал. Записи сопровождались зарисовками каждой отдельной порции, а также соответствующей интерпретацией. Эссе вошло в ежемесячный информационный бюллетень, который разослали пациентам.
Тем летом в течение нескольких недель нельзя было принять ни единого решения, сделать ни единого шага без консультации с прямой кишкой доктора Финча.
— Я определенно считаю, что не стоит связывать надежды на лучшее будущее с новой работой на стороне, — сообщал доктор супруге. — Карты, так сказать, этого делать не советуют. — Он показывал в сторону туалета.
Однако настроение изменилось самым драматическим образом, когда у доктора случился запор.
— Мой кишечник не работает же полтора дня, — мрачно сообщил он, глядя на экран телевизора. — Не знаю, как это трактовать.
Отцовский запор заставил Хоуп сломя голову бежать в свою комнату и срочно начать гадание на Библии:
— Продлят ли папе лицензию? Заберут ли налоговые инспектора дом? Бросит кто-либо из пациентов лечение? Перестал ли ты, о Господи, разговаривать с папой в туалете?
Нам с Натали казалось, что все в доме рехнулись. Кроме нас двоих. Однако вместо того, чтобы рассматривать это поведение как одну из форм невротической патологии, мы просто смеялись.
— Ты можешь поверить, что у папы диплом врача одного из самых престижных университетов Америки?
— Если он может работать врачом, — ответил я на это, — то, значит, я смогу поступить в школу красоты.
Мое помешательство на этой школе явно усиливалось во время стрессов. А еще я сразу начинал больше обращаться к своему дневнику. Писание оставалось единственным занятием, в котором я ощущал гармонию с самим собой. Я словно растворялся в странице, в словах, даже в пространстве между словами. Причем это происходило даже в том случае, если я всего лишь практиковался в собственной подписи.
— Почему бы тебе не стать писателем? — в один прекрасный день предложила Натали. — Я уверена, что у тебя это получится очень забавно.
Мои дневники вовсе не были забавны. Они были трагичны.
— Не хочу быть писателем, — машинально ответил я. — Посмотри на мою мать.
Натали рассмеялась:
— Вовсе не все писатели такие же шизики, как твоя мать.
— Наверное. Только если я унаследовал от нее способность к сочинительству, значит, наследовал и гены сумасшествия.
— Знаешь, мне просто кажется... ты не будешь счастлив, делая кому-то прически.
Это меня взбесило. Я не собирался делать прически. Я собирался создать собственную империю красоты.
— Ты не понимаешь моего плана, — возмутился я. — Ты никогда не слушаешь!
— Мне просто кажется, что ты возненавидишь эту работу. Весь день стоять на ногах, засунув пальцы в чьи-то грязные волосы. Фу!
Я вовсе и не думал засовывать пальцы в чьи-то грязные волосы. Я мечтал, сидя за красивым полированным столом, оценивать дизайн упаковки. Империя красоты была моим единственным шансом, единственным выходом. Мне нравилась реклама фирмы «Видал Сассун», утверждавшая: «Если вы не выглядите хорошо, то мы выглядим плохо». Этот лозунг отражал мою собственную изысканную способность ставить на первое место интересы других.
На третий день запора доктор приказал Агнес поставить ему клизму. Процедура прошла успешно, но доктор счел содержимое унитаза слишком плотным и деформированным под воздействием воды, а потому негодным для точного анализа.
— Боюсь, что этот внезапный отказ кишечника, — провозгласил он, когда мы все собрались в гостиной, — свидетельствует о том, что Бог больше не хочет общаться с нами таким способом.
Хоуп казалась чрезвычайно разочарованной.
В тот самый момент приехала старшая дочь Финчей Кэйт. Она появлялась нечасто. Удивленная сборищем, она поинтересовалась:
— Эй, что вы все здесь делаете?
Она пахла дорогими духами. Макияж ее выглядел безупречно.
Натали захихикала.
— Присаживайся, Кэйт. Ты пропустила много интересного.
Кэйт улыбнулась.
— Правда? И что же такое я пропустила? — Она провела по стулу рукой, а потом присела на самый краешек.
Доктор объяснил старшей дочери события прошедших дней, а потом предложил совершить экскурсию к столу для пикников и лично ознакомиться с посланиями небес.
После того как Кэйт резко захлопнула дверцу машины и уехала, Натали наклонилась ко мне:
— Ты действительно должен обо всем этом написать.
— Все равно никто не поверит, — ответил я.
— Да, ты прав, — согласилась Натали. — А поэтому, может быть, лучше просто забыть?
Оплеванные перед публикой
Ни Натали, ни я не умели играть на фортепиано, но мы ловко усаживали других за инструмент, чтобы петь самим. Трое из пациентов доктора Финча умели играть с листа. Лучше всех оказалась одна из них, Карен — она никогда не уставала. Было ли это качество изначально ей присуще или проявилось в результате неправильной дозировки лекарства, неизвестно. Однако она с удовольствием могла пять раз повторить мелодию из фильма «Бесконечная любовь», а потом безропотно перейти к вдохновенной интерпретации «Где-то». Как только Карен начинала жаловаться, что пальцы ее устали, Натали тут же вытаскивала из кармана джинсов или юбки батончик «Сникерс» или косяк. Как правило, это помогало, и Карен продолжала играть. Случалось, однако, что после полутора часов упорной работы за инструментом она начинала упрямиться. В этих случаях Натали прибегала к подкупу.
— Знаешь, — словно искусительница, предлагала она, — я могла бы позвонить папе и узнать, сможет ли он тебя принять сегодня днем. Уверена, мне удастся его уговорить. — И добавляла после многозначительной паузы: — Если, конечно, я захочу это сделать.
После подобных обещаний музыка обычно продолжалась.
Мы собирались произвести фурор в мире вокального искусства и сравняться с «Пичес энд Херб» и «Кэптэн эвд Тенил».
Если никто не соглашался нам сыграть, мы обычно практиковались самостоятельно, наверху, под пластинки Стиви Нике. Проблема, однако, заключалась в том, что порою Стиви было нелегко понять, а Натали давно потеряла прилагавшиеся к альбому слова песен. Поэтому я обычно лежал, прижавшись ухом к колонке, а Натали стояла, держа палец на игле проигрывателя.
— Подожди, не могу понять, сыграй снова, — торопливо записывая, просил я. — Что она поет: «любовь на белых крыльях» или «любовной белой пылью»?
Натали со скрежетом опускала иглу на пластинку.
— Подожди, сейчас будет.
Слова звучали, а я опять не мог их понять.
— Ну его на хер, я лучше что-нибудь сам сюда вставлю.
После того как сомнительной точности работа по копированию текста любимых песен заканчивалась, мы начинали без конца распевать их перед зеркалом в комнате Натали.
— У меня такие толстые руки, — комментировала исполнение Натали. В руке она держала щипцы для
