Огюстен Барроуз
Магазин на диване
1
— Макс, ты продемонстрировал свой пенис всей стране во время национального телеэфира. И что мне прикажешь делать?
— Я не специально, Говард. Он сам как-то выскочил.
— Он выскочил во время программы «Игрушки для малышей», на глазах у шестидесяти миллионов зрителей, в основном детей. Прошли сутки, а мы до сих пор получаем факсы. Вчера вечером телефонные линии были так перегружены, что никто не мог пробиться и сделать заказ. Кроме того, все до единой матери в стране грозят подать на меня в суд за растление малолетних.
Говард Тост, исполнительный продюсер розничной телесети «Магазин на диване», злобно посмотрел на телеведущего, сидящего в черном кожаном кресле по другую сторону его массивного стеклянного стола. За спиной Макса располагалась шеренга телемониторов, где без звука транслировались передачи «Магазина на диване», «Кью-Ви-Си», «Покупок на дому» и трех других каналов категории В.
Говард наклонился вперед и тихо проговорил:
— Черт тебя дери, Максвелл. У нас тут не порноканал.
Макс нервно пробежал пальцами по волосам.
— Послушай, на мне был халат. Это был эфир «Сонного воскресенья». Мы все были в халатах!
Невозмутимое, спокойное лицо Говарда передернулось от раздражения. На виске забилась жилка.
— Макс, остальные ведущие почему-то не догадались надеть халаты на голое тело! Не пытайся оправдываться. Семилетним детям и их мамашам ни к чему знать, что ты не обрезан! — Он достал из пузырька на столе четыре таблетки обезболивающего и запил их кофе. — Это еще хуже, чем катастрофа с Конни Чанг и матерью Гингрича.[1]
Макс вытер руки о штаны.
— Послушай, мне очень жаль. Все произошло случайно. Я тебе уже объяснял: Мигель опрокинул на меня латте в гримерной, когда меня красил. Не мог же я выйти в мокрых трусах? Брось, дружище, до выхода в эфир оставалось меньше четырех минут. У меня не было выбора.
Говард передвигал степлер с места на место.
— Надо было взять трусы Мигеля, — сердито ответил он.
— Мигель — латиноамериканец. Они не носят нижнего белья. И если бы даже он был в трусах, носить чужое белье отвратительно.
— Не более отвратительно, чем выставить свой член на обозрение миллионам американских семей, которые как раз садятся за стол!
Макс закатил глаза.
— Господи, Говард, послушать тебя, так я это сделал нарочно! Как будто я какой-то эксгибиционист несчастный.
Говард откинулся в кресле, вздохнул и посмотрел в потолок. Повисла тишина, и Макс украдкой покосился на дорогой набор для мини-гольфа в центре кабинета. Говард наклонился вперед и положил обе руки на стол ладонями вверх, будто ему нечего больше сказать.
— Макс, к сожалению, если я верну тебя в эфир, то потеряю работу. Канал начнут бойкотировать. И вообще, тебе повезло, что твой пенис не попал на обложку «Сегодня в США».
Макс непонимающе уставился на продюсера.
— Что ты хочешь сказать? Ты что же, увольняешь меня? Ты это имеешь в виду?
Говард мрачно кивнул.
— Да, Макс, боюсь, нам придется отказаться от твоих услуг. После такого скандала мы никак не можем позволить себе снимать тебя дальше, ну просто никак.
Макс взмахнул руками.
— Не могу поверить, что меня увольняют из-за такой ерунды.
— Мне жаль, Макс, мне правда жаль. У меня есть друзья в «Кью-Ви-Си» и «Покупках на дому». Я мог бы им звякнуть, спросить, не нужны ли сотрудники. Но возможно, придется поначалу поработать в ночную смену. На крайний случай всегда остаются «Покупки на дому», — при этом он перевел глаза на один из телемониторов, где как раз демонстрировали электрическую яйцечистку.
— Черт, просто невероятно. — Макс осел в кресле с открытым ртом.
— Макс, для крупнейшей американской розничной телесети просто непозволительно, чтобы ее имя было связано с таким огромным… скандалом.
— Это комплимент? — ядовито осведомился Макс.
— Не смешно, Максвелл. Напротив, очень грустно. Грустно, что ты проявил такую небрежность. Ты хороший ведущий. Но ты нарушил правила, а это чревато последствиями.
Макс вышел из кабинета в панике. Охранник последовал за ним и стоял рядом, пока Макс собирал свои вещи, а потом вывел его на улицу, как какого-то сексуального маньяка.
Пегги Джин Смайт сидела в своем кабинете и читала электронное письмо от одного из зрителей. Ее популярность в качестве ведущей «Магазина на диване», да еще в пиковые часы, была достаточно высока, и она ежедневно получала несколько десятков писем. Обычно она отвечала стандартным письмом благодарности, но, если послание оказывалось особенно приятным, иногда добавляла пару строк лично от себя.
Зрители любили Пегги Джин, потому что она казалась им близким человеком. Она часто рассказывала о своих троих детях («на самом деле их четверо, считая мужа»). Пегги Джин была работающей мамой, хорошей христианкой и часто вела программу «Религия и украшения». В ней продавались запонки в виде распятия и зажимы для денег в форме звезды Давида. И то и другое она демонстрировала одинаково гордо. Она была симпатичной: светлые волосы, короткая, но пышная стрижка; голубые глаза, бледная кожа. Круглое лицо было дружелюбным и внушало доверие. Безупречные манеры, но при этом доброжелательна и не высокомерна. Пегги Джин была абсолютно уверена в себе, так как видела результаты потребительского исследования. Более того, она лично присутствовала на опросе нескольких фокус-групп.
— Пегги Джин, ты слышала? Насчет Макса? — спросила Аманда, появившись на пороге кабинета.
Пегги Джин эффектно развернулась в кресле и посмотрела девушке в лицо.
— Конечно слышала, и, по-моему, Говард поступил совершенно правильно.
— Тебе не кажется, что это жестоко? Взять и вышвырнуть парня ни с того ни с сего? — спросила
