спросом, потому что местные жители считают, что зима у них страшно холодная – пятнадцать градусов выше нуля по Цельсию. Кроме ракушек, он выменял на ушанки еще сумку из змеиной кожи, которую подарил Оле. Весь иняз, где она преподавала, ахал тогда и ходил смотреть на такую экзотику.
Теперь, наверное, сумки из змеиной кожи экзотикой в Москве не являлись. Но ракушки с их марсианскими формами и волшебным перламутром оставались прекрасными вне времени.
Он смотрел на эти ракушки со странным чувством. Что-то новое рождалось в нем при взгляде на них, что-то совсем неведомое. И что-то болезненное было в том чувстве, которое в нем рождалось. Но что, но почему – Иван не понимал.
– Ваня! – услышал он. – Иди, все готово.
Обедали в кухне – он так любил. Обеды в гостиной казались ему каким-то недомашним излишеством; даже Таня со своим французским воспитанием не сумела его к ним приучить.
– Как же вы через льды плыли? – спросила она, когда Иван отодвинул пустую тарелку из-под супа и дожевал очередной пирожок с мясом.
– Ну, мы же за ледоколом шли, – ответил он. – В колотом льду. Интересно это – как на машине по кочкам. Не качает, как обычно на волнах, а потряхивает. И судно не по прямой идет, а галсами, по разводьям.
– Как это странно, Ваня… – задумчиво сказала Таня.
– Что странного? – не понял он. – Галсами – это чтобы через лед поменьше пробиваться, энергию зря не тратить.
– Нет, я не об этом. А вот что ты так просто обо всем этом говоришь – галсами по разводьям… Это ведь совсем особенная жизнь, необыкновенная. Таких, как ты, которые на дно океанов погружаются, на земле, наверное, меньше, чем космонавтов. Ты к этому совсем привык, да?
– Ты как Оля говоришь, – улыбнулся он.
– Почему? – удивилась Таня.
– Ну, это же она у нас такая… Серьезная, наивная – не знаю, как назвать.
– Прямодушная, – подсказала Таня.
– Возможно. Но странно, что ты вот так вот про мою работу говоришь. Ты-то всегда ее воспринимала как само собой разумеющееся.
– Тебя это обижает?
– Почему это должно меня обижать?
– Ты очень одинокий, Ваня, – сказала она.
– Это ты в том смысле, что жениться пора? – поморщился он.
– Жениться тебе действительно было бы неплохо, но поскольку невесты у меня для тебя в рукаве не припрятано, то и говорить мне об этом не для чего. А одинокий ты безотносительно женитьбы. Как-то… по сути своей. И всегда такой был, в детстве даже.
– Разве? – удивился Иван. – А мне ничего такого не казалось. У меня же в детстве полдвора друзей было. И в лагерь когда с Олькой ездили, я со всеми сразу задруживался.
– Дело не в этом. Я не умею сказать… Ну и не надо! – Таня тряхнула головой. – Жалко, что Оли нет. Звонила она тебе?
– Сто раз. И я ей звонил.
Оля с Андреем и дочкой Нинкой жила вместе с Таней в квартире в Ермолаевском. Но уже месяц она была в Калифорнии; они разминулись с Иваном буквально на три дня. Андрей был доктором психологии, преподавал на психфаке МГУ, и в Калифорнию пригласили вообще-то его по какому-то страшно престижному гранту. Ну а Оле, несмотря на учебное время, удалось взять у себя в инязе отпуск и забрать на месяц из школы Нинку, так что в Америку они поехали всей семьей.
– А у мамы ты, кстати, был? – поинтересовалась Таня.
– Конечно.
– Как она? Я ее недели две уже не видела.
– Ну так я недели две назад и был. У нее все как обычно.
Стоило ему вспомнить о том визите к маме, как сразу вспомнились и все подробности этого визита, и при этом воспоминании в сердце у него словно шевельнулся какой-то острый предмет – осязаемо шевельнулся и болезненно. Он поморщился.
Таня, конечно, не поняла, к чему относится эта его гримаса.
– Что-то случилось? – спросила она. – Вы поссорились?
– С кем? – вздрогнул Иван.
– С Нелькой.
– Да ну, Тань, ты что! Мама есть мама. Не меняется. Как и ты, кстати. И Олька. Вы все, конечно, друг от друга сильно отличаетесь, но при этом все как скалы. И это правильно. Интересно, французская тетушка такая же?
Французская тетушка, то есть единокровная сестра Тани и Нелли Луговских, обнаружилась совсем недавно. В перипетии биографии доктора Луговского, своего деда, Иван пока не вник, знал только, что тот попал во время войны в плен и оказался во Франции, где и прожил остаток дней, и родил дочь, которой теперь было лет пятьдесят. Эта самая дочь Мария приезжала знакомиться с московской родней, когда Иван был в экспедиции, так что собственных впечатлений он о ней не имел.
– Этого я пока не поняла, – сказала Таня. – Но по логике вещей должна быть такая же. То, что ты называешь скалой, по-моему, просто верность собственной природе. У папы это было в крови, а кровь, как известно, великая вещь. Вот так вот она у нас всех, значит, и проявилась.
– Да, наверное, – рассеянно ответил Иван.
– Ты только летом на свой Байкал поедешь?
Таня чуть заметно улыбнулась. Она угадывала, о чем он думает, получше, чем какой-нибудь детектор лжи. В данном случае – чем детектор его воображения.
– Пораньше. Весной, – ответил Иван. – Надо же там все подготовить. Кран подъемный арендовать, на барже его установить.
– А кран зачем? – с интересом спросила Таня.
– Чтобы «Миры» из воды поднимать. На судне-то у нас крановая установка специальная, но судно же наше в Байкал не пойдет, так что придется баржу арендовать и обычный строительный кран на нее устанавливать. А это не так просто – весу в нем должно быть пятьдесят тонн, чтобы грузоподъемность стотонная была, меньше нам не подходит. И вылет стрелы нужен на сорок метров, и управление такое, чтобы… Ну, это уже технические характеристики. – Иван спохватился, что чересчур подробно излагает все те соображения, которые, конечно, постоянно крутились у него в голове, но мало ли что у него в голове крутится, не все же интересно окружающим. – В общем, есть там что готовить.
Но Таня все-таки заставила его все эти подробности изложить. И про кран, и даже про дополнительные блоки плавучести, которые придется навешивать на «Миры», потому что плотность пресной воды меньше, чем соленой, и аппараты в ней тяжелеют… Он сам не заметил, как перестал думать, интересно ей это или нет, и про плотность байкальской воды рассказывал Тане даже за чаем, и только к концу чаепития заметил, что к чаю был роскошный пирог с маком…
– Ну, Таня! – Иван удивленно покрутил головой. – Как это ты меня на такую болтовню раскрутила?
– Во-первых, это не болтовня, а во-вторых, мне не пришлось прилагать никаких специальных усилий, – улыбнулась она. – Тебе было интересно рассказывать, мне – слушать. Так что все вышло само собой.
Уже поздним вечером, стоя у двери в прихожей, Иван смущенно сказал:
– Тань… Ты извини, что я только сегодня до тебя добрался. Не обижайся, а?
– На обиженных воду возят, – усмехнулась она.
Таня не была склонна к патетическим заключениям.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Ольхон высился над Байкалом, его лесистые склоны спускались прямо в озеро, и только у самой воды лес заканчивался сплошной скальной породой. Когда шли на резиновой лодке вдоль берегов и искали, где бы пристать, скалы настороженно поблескивали в лучах солнца. Ивану казалось, что они смотрят изучающе: что, мол, за люди, что им надо на Ольхоне?
