изысканностью. Белые стены, скатерти и салфетки, темно-медовая обивка дивана, на который села Аля… На стене висел офорт в строгой темной раме, на котором была изображена грустная танцовщица в пышной юбочке, присевшая к уставленному бокалами столу.
– Мило, – заметил Илья, оглядывая кабинет и открывая поданное официантом меню. – Выбирай, Алечка, – почти торжественно объявил он. – Названия впечатляют, по-моему, а?
– Впечатляют, – согласилась Аля.
Она и вообще давно не ужинала в ресторане, а этот был, судя по названиям блюд и ценам, из лучших. Да Илья и не ходил никогда в другие.
– Смотри, кнели из крокодилового филе, – заметил он. – Хочешь?
– Нет, Илюша. – Аля не сдержала улыбку. – Мы с тобой так давно не виделись… Ты хочешь, чтобы я интересовалась не тобой, а этой экзотикой?
Он засмеялся, и лицо его оживилось. Аля заметила, что он наконец-то взглянул ей в лицо, отведя глаза от ее малинового палантина. А то она уже жалела, что надела сегодня такую яркую, отвлекающую вещь! Правда, раньше он все-таки не отвлекся бы от ее лица, даже если бы она вырядилась в мамонтовую шкуру.
Официант выслушал заказ, принес белое вино, порекомендовал еще какую-то морскую рыбу под названием «Сен-Пьер» и наконец исчез за дверью. Они сидели друг напротив друга и молчали.
Аля не знала, о чем его спросить. Ей казалось, что она о многом могла бы ему рассказать, но и он не спрашивал ни о чем. Не обида была тому причиной. Единственное, за что она действительно могла на него обижаться, – за то, что он обманул ее в самом начале их знакомства, сказал, что она провалилась в ГИТИС. Но теперь об этом и вспоминать было смешно.
И все-таки они молчали.
– Как ты познакомился с Кейт? – наконец спросила Аля и тут же спохватилась, что это не самый удачный вопрос.
– Обыкновенно, – пожал плечами Илья. – Она ведь журналистка, довольно известная. Статью какую-то писала о рекламе, а я как раз этим начал заниматься после того, как в Голливуде получился пролет, вот и познакомились. В какой-то профессиональной компании.
Аля снова почувствовала, как холодно он говорит о своей подруге, и снова удивилась этому. Холодность не была свойственна Илье, он был слишком темпераментен для того, чтобы холодно говорить – и, по всему видно, думать – о женщине, с которой делит по меньшей мере постель.
Но о его интимной жизни ей размышлять не хотелось, и она заставила себя переменить мысли.
– Слушай, – вдруг предложил Илья, – может, смутим французов? Не хочу я вина, даже к «Сен-Пьеру» – выпью-ка водки!
– Выпей, – засмеялась Аля. – Французы небось привыкли уже, не испугаются.
Привыкли французы или не привыкли, но «Смирновская» принесена была мгновенно и сопровождена уверениями в том, что покупается она в Европе, а не в Москве, где продаются только подделки.
Але показалось, что Илья расслабился, выпив водки. Она тут же вспомнила, как они сидели на кухне мхатовского дома по Глинищевскому переулку, и он пил долго, стараясь расслабиться после особенно напряженного дня и не стесняясь перед нею своего опьянения…
– Ты по-прежнему на людях не напиваешься? – спросила Аля. – Помнишь, говорил, что в ночном клубе надо пить только минеральную воду?
– Черт его знает, – ответил он. – Забыл… Ну, под стол не падаю, конечно. Да, в основном дома пью: как-то не тянет принародно размазываться.
– А как Кейт реагирует, когда ты дома расслабляешься? – не удержалась она от вопроса.
– Во-первых, мы с ней отдельно в Нью-Йорке живем, так что я ее не обременяю, – ответил Илья. – А во-вторых, нормально реагирует. Чего ей, не бью же я ее. А она девушка продвинутая, без предрассудков, сама выпить не дура. Я тебя часто вспоминал, – вдруг, без паузы, сказал он.
Аля опустила глаза, уловив новые интонации в его голосе. Не то чтобы голос его дрогнул или в нем мелькнуло бы что-то несомненно любовное, но он произнес эту фразу как-то неравнодушно, не в том тоне непринужденной беседы, каким говорил до сих пор.
Она не знала, что ответить на его слова. Наверное, надо было сказать, что она его тоже вспоминала – да оно и вправду было так. Но она не могла этого сказать. Не из гордости, не из скрытности, а просто потому, что воспоминаниями об Илье не была пронизана вся ее жизнь. Он не остался болью ее души, он не присутствовал в каждом ее дне, в каждой ночи… И зачем в таком случае говорить, что она его вспоминала?
Не дождавшись от нее ответа, Илья произнес:
– Я ведь, Алька, в Америке так растерялся сначала… Даже не ожидал от себя! Как дурочка деревенская в большом городе, смех сказать. Вроде и ездил раньше, и народу знакомого сколько туда отвалило – еще когда с совка соскакивали, а потом и того больше. Художников одних… А вот растерялся. У мамы своя жизнь, да и далеко она. Это же отсюда кажется: что Нью-Йорк, что Лос-Анджелес, разницы никакой, а на самом деле – как от Москвы до Сибири, не наездишься.
– Это тогда тебе Кейт и помогла? – догадалась Аля.
– Ну да… – нехотя ответил Илья. – Связи всюду великое дело, что в Москве, что в Америке, а у нее там хорошо схвачено… Да, так вот: с Голливудом не получилось ничего, надо было какое-то дело затевать – а я в полной прострации. Чуть на иглу не подсел! – усмехнулся он.
Аля едва удержалась от того, чтобы не напомнить о Веньке и о том, как Илья осуждал его за неумение сопротивляться обстоятельствам, но не стала напоминать. Это было бы слишком жестоко, а она не хотела быть по отношению к нему жестокой.
– Почему же ты не вернулся? – только и спросила она. – Если там не получалось ничего?
