Он делал это каждый день – с настойчивостью автомата, забыв о себе совершенно, но смутно сознавая, что это не может пройти для него бесследно.
А сегодня – все! Все это длилось больше двух месяцев, и этим вечером Псковитин понял: если он сейчас снова услышит Юркин голос, доносящийся из проклятого магнитофона, – просто не выдержит, свихнется.
Он вышел из особняка, медленно пошел к машине. Остановился, словно думая еще: может быть, все- таки вернуться? – и пошел быстрее, не оглядываясь.
«Поеду сейчас куда-нибудь – только не домой, – подумал он тоскливо. – Сил нет сидеть в четырех стенах одному…»
Юрка в этот день уехал рано, часа в четыре, – что было необычным в последнее время, – и, вздохнув с облегчением, Сергей вскоре последовал его примеру, разрешив себе сегодня отказаться от мучительного занятия, ставшего его ежедневной каторгой.
Он перебирал в уме, куда можно отправиться сейчас, и быстро выбрал охотничий ресторан «Под сенью», где они часто бывали с Юрой. Там даже ресторанный шум не мешал. Немного забывался город, и можно было долго сидеть, глядя на высокие сосны, освещенные вечерним солнцем. Ночи уже стали короткими, темнело совсем поздно, и Псковитин любил долгое состояние вечернего, закатного покоя, которое так отчетливо ощущал, сидя перед распахнутым балконом.
Он знал, что нелегко будет выбраться в час пик на Ярославское шоссе, но ему нравилось не торопиться, застревать на светофорах, бездумно смотреть, как мигают впереди стоп-сигналы. Жаль, кончились сигареты, и к киоску было не вырулить из левого ряда. Сергей пошарил по карманам: не завалялась ли начатая пачка.
Неожиданно он вздрогнул, словно нащупал в кармане пиджака змею.
Когда он положил эту кассету в карман и зачем? Наверное, размышлял, слушать сегодняшнюю пленку или уехать поскорее, дать себе отдохнуть, – и машинально взял ее с собой…
Он сжал кассету в кулаке, словно хотел сломать. Что ж это преследует его, не дает спокойно дышать! Кажется, даже афганские кошмары, сломавшие психику многим его товарищам, не были так навязчивы, как эта необходимость совершать ежедневную подлость…
И сигарет нет как нет! Псковитин проехал под мостом, так и не выбравшись из бесконечной вереницы машин, и снова застрял на Ярославском – уже забыв, впрочем, куда и зачем едет.
Он чувствовал в кармане проклятую кассету как раскаленный уголь.
В который раз остановившись перед неразличимым вдалеке светофором, он медленно, словно во сне, достал ее из кармана и вставил в магнитолу, прервав болтовню диджея. Почувствовал, как привычная головная боль начинает терзать виски.
Юрин голос звучал как обычно. То он ругался с директором подольского завода, то коротко отвечал на вопросы мюнхенского представителя «Мегаполиса». Потом позвонил Лизе и сказал, что едет домой, – и Псковитин уже вздохнул с облегчением: кажется, все на сегодня.
Потом – Сергей забыл и о головной боли, и о тоске, и о сигаретах. Его тело, мышцы, нервы напряглись так, словно ему предстоял гигантский прыжок через горящую пропасть.
Юра разговаривал с Подколзевым. Тот спокойно представился – то ли не предполагал, что его записывают, то ли не считал нужным скрываться.
– Юрий Владимирович, – услышал Псковитин, – а не пришла ли нам пора поговорить по душам?
– Это зачем еще? – спросил Ратников, и в его голосе Сергей уловил насмешку. – Мы ведь уже с вами, кажется, обо всем поговорили?
– Возникли новые обстоятельства, и вы это прекрасно знаете. Вы же знаете, Юрий Владимирович, я вам не угрожаю – дело бесполезное. Но выяснить наши отношения окончательно – необходимо, ведь вы это и сами понимаете…
– Не понимаю. И что-то не припомню никаких особенных между нами отношений, – оборвал его Ратников. – Я тороплюсь.
– Что ж… – протянул Подколзев. – Звонницкий вам, конечно, не брат, не сват, а всего лишь рядовая пешка в вашей игре… Что вам за дело до его жизни? Стоит ли она того, чтобы вы тратили драгоценное время, отрывались от любимой женщины!
– При чем здесь его жизнь? – Сергей почувствовал, что Юра напрягся, хотя его голос звучал вполне спокойно. – Это как называется, а, господин Подколзев? На понт брать?
– Как хотите, так и называйте. Мой сотрудник прокололся, а я таких вещей прощать не привык. Вот и хотел с вами обсудить, насколько серьезный прокол он допустил.
Юра помолчал, и Псковитин в сердцах сжал кулаки. Разве можно было хоть на секунду показывать этому подонку, что он сумел привлечь внимание! Да пропади пропадом чертов Звонницкий, туда ему и дорога, куда тянет его этот бандит!
Подколзев заговорил первым:
– Можете не отвечать немедленно, Юрий Владимирович, время есть. Торопитесь домой – что ж, дело хозяйское. А найдете десяток минут – звякните-ка мне откуда-нибудь из автомата, я вам сообщу, где буду ждать. Только именно из автомата, уж вы найдите такую возможность, а то мало ли… Я вас одного буду ждать. – Усмехнувшись, Подколзев сделал ударение на слове «одного». – И сам буду один, нам свидетели не нужны. Всего доброго, Юрий Владимирович.
Псковитин перевел дыхание.
«Убить меня мало, – стучало в голове. – Нервишки, видишь ли, расшалились, отдохнуть решил, утомился слушать чужие разговоры! Во сколько звонил этот гад, куда Юрка поехал потом? И главное – что с ним сейчас?!»
Пленка крутилась с пустым неторопливым шорохом. Кажется, на этот раз все, нить оборвана. Неожиданно снова зазвучал Юрин голос:
