Раз взбешенный муж, по уходе гостей, поздно вечером, отпустил всю прислугу спать, а сам завел жену в глушь своего парка и, несмотря на ее слезы, пребольно высек ее, как маленькую девочку, розгами до крови. Наказал он ее хотя и довольно строго, но не жестоко, тем не менее с нею сделался истерический припадок, и так как я в эту ночь как раз ночевал у него, то он разбудил меня и просил оказать помощь, причем рассказал все дело. Я скоро привел в чувство молодую женщину. Конечно, успокоил ее уверениями, что никому не расскажу ни слова. С этих пор она была всегда внимательна к гостям мужа и перестала ревновать его.
Одна из моих пациенток, которую я лечил, когда она была девушкой, вышла замуж за молодого человека, очень богатого и довольно красивого, занимавшего хорошее положение в министерстве юстиции. Муж боготворил жену, исполнял все ее капризы. Вдруг она стала меланхоличной и постоянно была не в духе. Муж умоляет ее сказать ему причину такой перемены в ее настроении. Сперва она все отговаривалась пустяками, но все-таки проговорилась, что есть причина, однако ей стыдно сказать. Как муж ее ни уговаривал, она не хотела признаться.
Тогда муж обратился к моей помощи и просил меня попытаться узнать. Я поехал к ней и с трудом уговорил поведать мне как врачу ее тайну, которую я выдам мужу только с ее позволения.
Оказалось, что у нее явилось желание, чтобы муж высек ее хорошенько розгами, но совершенно серьезно; раздев и привязав на скамейке, выпорол бы ее березовыми розгами до крови, почти до потери сознания.
Когда я, с ее разрешения, рассказал мужу о желании жены, то он ни за что не хотел исполнить его, называя это безумством с ее стороны. Он был даже удивлен, что я советовал исполнить и не находил ничего вредного для здоровья, если даже он ее высечет розгами очень сильно.
После нашего разговора прошло около двух недель, когда он приехал ко мне опять и объявил мне, что завтра он решил исполнить это желание и высечь розгами жену, но он хочет, чтобы я выслушал ее перед наказанием, и если найду, что ее можно сечь без вреда для здоровья, то все-таки находился бы в соседней комнате, на случай оказания помощи. Я ему посоветовал, что если он хочет отучить ее от этой мании, то чтобы не нежничал и что опасного ничего нет. Напротив, если накажет слабо, то, возможно, она потребует повторения, и не раз, подобных экзекуций.
Вечером я приехал к ним и обедал у них. Муж рассказал мне, что жена сегодня особенно нервничала и на какое-то пустое замечание, очевидно, боясь, что он не сдержит своего обещания, бросила в лицо ему дорогую вазу, которая разбилась, задев его за ухо. После этого, по его словам, он готов ее так выпороть, что она не встанет сама со скамейки.
После обеда часа через два меня позвали осмотреть молодую женщину.
Она сидела в кабинете одна; посредине стояла скамейка, на диване лежали веревки и несколько пучков длинных, свежих и толстых березовых розог.
Я осмотрел розги, потом попросил женщину раздеться, чтобы выслушать.
Когда я ее выслушал, то сказал, что опасности никакой нет, но разве ее не пугает вид скамейки и розог… Она как-то загадочно улыбнулась и попросила меня сказать мужу, что она сейчас разденется, прибавив, что он так зол за вазу, что, пожалуй, не простил бы ее, если бы она и пожелала…
Я вышел и передал просьбу мужу, который тотчас пошел к жене.
Через несколько минут я услыхал крики… Очевидно экзекуция началась. Минут через пять муж пришел ко мне и просил меня посмотреть, можно ли дать еще сто розог, как он хочет, – он дал уже сто розог. Жена просит ее простить. Я сказал, что посмотрю, и если можно, то лучше дать ей еще сто, несмотря на ее просьбы. Решено было, что я кивну головой, если можно. Я осмотрел… Тело было очень сильно иссечено, все в полосах, из них многие с кровоподтеками, были полосы и темно-синие. Но все-таки дать сто розог еще не было никакой опасности, почему я кивнул головой и вышел из комнаты. Опять раздались крики…
Потом муж опять меня позвал. Мы с ним ее отвязали, и она с трудом поднялась со скамейки и легла в кровать, так как с трудом держалась на ногах.
Она пролежала два дня в постели. Курьезно, что молодая женщина после этой экзекуции настолько осталась удовлетворенной поркой, что больше не просила. Даже шутила, говоря, что это я ее отучил, так как муж разболтал ей про мой совет дать ей еще сто розог.
Мой коллега из Бухареста рассказал мне следующий случай. Один француз-художник женился на дочери богатого купца. Она была очень миленькая. Свадьбу отпраздновали с большой роскошью. Молодые уехали в свадебное путешествие в Канн. По-видимому, все должно было способствовать их счастью, но в конце медового месяца муж стал частенько заставать жену плачущей. Как он ее ни расспрашивал о причине слез, она не говорила. Ласки его она переносила как бы по принуждению. Старалась всячески уклониться от них под тем или другим предлогом.
Наконец мужу надоело постоянно ухаживать за ней, и, когда жена и по возвращении в Бухарест нисколько не изменила своего отношения к нему, он не на шутку разозлился и настойчиво потребовал от нее объяснений. Жена сперва колебалась, но, видя настойчивость со стороны мужа, вся красная от волнения, опустив глаза, ответила:
– Если кто и должен делать упреки, то не ты мне, а я тебе, так как ты держишь себя со мной не совсем как следует.
Глубоко удивленный, он спросил ее, в чем именно он провинился?
– Ты забыл одну обязанность в отношении меня…
– Какую? Я не знаю! Умоляю тебя объясниться раз и навсегда и, клянусь, я сделаю все возможное, чтобы тебе угодить, так как безумно тебя люблю.
– Я верю, что ты говоришь искренно; вероятно, в твоей милой Франции не существует нашего обычая! – сказала она, покраснев, как маков цветок.
– Видишь ли, – продолжала она нерешительно, – я была иногда неласкова с тобой, уклонялась от твоих ласк из простого упрямства, отвечала тебе грубо, а ты не только не прибег к этому, – и жена указала на стоявшую во дворе метлу, – но даже не ударил меня по щеке. Если бы ты любил меня сильно, то ты не только наказывал бы меня, когда я на самом деле провинилась, но просто по дружбе сек бы меня иногда розгами… Вот почему я подумала, что я тебе не нравлюсь.
– Отчего же ты мне раньше не сказала всего этого; я бы давно исполнил твое желание, хотя, откровенно говоря, я не понимаю такого способа выражения любви к жене!..
– Ты жестоко, мой друг, ошибаешься; приготовь сегодня вечером розог и накажи меня ими хорошенько за все мои прошлые вины, – ты увидишь, что тебе доставит большое удовольствие наказывать меня, это мне моя мать сказала.
– Ну, хорошо, пусть будет по-твоему! Я попробую.
К вечеру муж велел, под каким-то благовидным предлогом, приготовить пучок хороших березовых розог.
Перед тем как ложиться спать, супруг наглухо закрыл окна со ставнями и спустил еще шторы с занавесями… Когда супруга совсем разделась, он велел ей лечь поперек кровати и привязал ее за ноги и руки к средней стойке. Затем, подняв рубашку, стал ее сечь розгами. Сначала он сек ее несильно, но потом все усиливал удары и остановился только тогда, когда во всех местах показалась кровь, хотя жена давно просила перестать сечь. Все-таки, видимо, она была довольна… Когда она легла в кровать и он ее приласкал, то она, целуя его крепко, сказала: «Видишь, после этого выходит гораздо лучше!»
Флагелляция и лесбосские игры. В лесбосских играх флагелляция играет весьма важную роль. Можно сказать с полною уверенностью, что флагелляция лежит в основе всех наслаждений сафических.
Иногда она по форме отличается от чистой флагелляции. Она менее ограничена пространством и видом, более разнообразна, но вытекает из одной и той же потребности удовлетворения сладострастного чувства.
В то время, как флагеллянт или флагеллянтша, выдрессированная мужчиной, ограничивают область наслаждения сечением ягодиц и ляжек, лесбосская флагелляция ищет причину мучения всему существу своей жертвы.
Такая женщина не садистка, она не испытывает удовольствия от страдания своей жертвы, а наслаждается только тогда, когда причиняемая ею боль доставляет сладострастное удовольствие и ее
