вот это уже явный перебор: коровы! Они что здесь, в самом деле разводят скот?
Впрочем, тут же подумал Арманд, в России бывшие графы и князья, не успевшие или упрямо не захотевшие уехать, опустились и того ниже. Чему тут удивляться: такие времена, и наша семья помогла их такими сделать. Папу Джулиуса, одного из основателей Компартии США, наверняка порадовала бы идиллическая датская ферма великой княгини: вот она, зримая победа труда над отжившими средневековыми привилегиями.
Хаммер не писал великой княгине заранее: решил сделать ей сюрприз. Он слышал, что Ольга и ее муж стараются помогать русским эмигрантам и двери их дома всегда открыты для соотечественников в беде. Значит, любым гостям, особенно говорящим по-русски, здесь не удивляются. Арманд попросил шофера остановиться перед воротами и ждать. Захватив портфель, он вылез из наемного «Опеля» и поискал глазами звонок или хоть какое-нибудь средство уведомить хозяев о своем прибытии. Ничего не найдя, решительно толкнул калитку и двинулся к дому.
Мохнатый черный пес залился лаем, натянул цепь. Хаммер остановился на дорожке. Во дворцах Петербурга о прибытии гостя докладывал хозяевам дворецкий. Здесь явно было заведено иначе. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина. Коротко стриженные темные с проседью волосы, вздернутый носик, приветливые карие глаза, скромное платье – экономка? Но тогда почему в заляпанном разноцветной краской переднике?
Женщина что-то спросила по-датски. «Чем могу вам помочь?» – догадался Хаммер.
–?Я к великой княгине Ольге Александровне, – отвечал он по-русски, не зная, какие языки понимает экономка, кроме родного. – Арманд Хаммер из Нью – Йорка.
–?Я Ольга Куликовская, мистер Хаммер, – ответила женщина на безупречном английском. – Никаких великих княгинь больше нет. Проходите в дом, выпейте чаю. Только я немного приведу себя в порядок. – В качестве объяснения она приподняла фартук.
Хаммер уже ничему здесь не удивлялся. О порядках при царском дворе он знал только понаслышке, – наверняка об этом теперь много вранья, особенно в красной Москве. Может быть, великих княжон всегда держали в черном теле.
Усадив гостя за стол, Куликовская кликнула горничную – прислуга в доме все же имелась, отметил про себя Хаммер, – и попросила чаю. Минут через пять хозяйка уже сидела напротив – в том же скучном сером платье, но уже без фартука и с отмытыми от краски руками.
–?Муж в свинарнике, там какая-то катастрофа, – объяснила она, – дети в школе, ну и я тоже решила поработать.
–?Я заметил, у вас процветающее хозяйство, – сказал Арманд.
–?Что вы, мы здесь совсем недавно, – махнула рукой Ольга. – Переехали только в этом году. Для нас многое внове. Муж знает толк в лошадях, но, кроме них, здесь и коровы, и свиньи, и птица. Я в него верю.
Великая княгиня озорно улыбнулась.
–?А вы занимаетесь живописью? – спросил Хаммер.
–?На ферме невозможно заниматься только живописью. Я жена фермера. Но да, я с детства люблю рисовать. Особенно акварелью, но в последнее время больше пытаюсь писать маслом. Цены на масляную живопись выше.
Пытаются жить продажей картин? Брови Хаммера поползли вверх. Это даже экзотичнее, чем коровник и свинарник. А еще более странным было то, что русская аристократка не стесняется говорить о деньгах. Хаммеру редко приходилось общаться с титулованными особами, но он почему-то считал, что для них деньги – почти непристойная тема.
–?Вы удивлены, – заметила Ольга. – Я и сама удивляюсь, что мои работы пользуются спросом. Но сейчас они для нас главный источник дохода. Все-таки я получила хорошее образование в России.
«Лучшее, не сомневаюсь», – подумал Арманд.
–?Вы, наверное, хотели бы знать, зачем я вас потревожил, – сказал он вслух.
–?Такой бестактный вопрос, но он приходил мне в голову. – Снова эта озорная улыбка.
–?Я девять лет прожил в Москве, у меня там были разнообразные коммерческие предприятия, – начал Арманд.
–?При большевиках? – перебила она.
–?Да, мадам, и я не стыжусь в этом признаваться. Делать бизнес в России трудно, но возможно. Наша фирма, например, ввозила зерно, чтобы облегчить голод после гражданской войны.
Великая княгиня перестала улыбаться, губы ее сжались в суровую линию.
–?Если вы друг большевиков, сэр, вы напрасно рассчитываете на теплый прием в этом доме. Надеюсь, вы понимаете.
–?О да, это невозможно не понять, – вполне искренне начал Хаммер – и тут же покривил душой: – Но американский капиталист не может быть другом большевиков, как вы говорите. Скорее речь идет о деловых отношениях.
Хаммер видел по выражению лица Куликовской, что и деловые связи с режимом, уничтожившим почти всю ее семью, а саму ее навсегда изгнавшим, великая княгиня не одобряет. Так что он поспешил продолжить.
–?Мое последнее предприятие связано с торговлей предметами русского искусства. В Москве мы с братом смогли собрать крупную коллекцию, слишком большую, чтобы ею любовались только мы. В том числе мы приобрели кое-какие вещи у советского правительства. Вы можете сказать, что большевики получили их преступным путем, и в некотором смысле будете правы. Но не в моих силах исправить несправедливости, совершенные против вас и других людей в России. Я всего лишь предприниматель. И с моей точки зрения, пусть эти вещи лучше снова окажутся в частных руках, чем будут пылиться в запасниках Кремля, где мало кто понимает их истинную ценность.
–?О каких вещах вы говорите? – спросила Куликовская по-прежнему сурово. – О чем-то, украденном у нашей семьи?
Такого рода трудности Хаммер предвидел.
–?Пожалуй, да, можно сказать и так, – легко согласился он. – Но, мадам, все же позвольте мне договорить, возможно, мне удастся вернуть ваше расположение.
Куликовская промолчала.
–?Я приобрел за значительную цену шесть пасхальных яиц Фаберже. Насколько я понимаю, это были подарки от вашего отца вашей матери и жене вашего брата, царя Николая. Для меня покупка этих яиц – существенное вложение денег. Но я глубоко сочувствую трагедии вашей семьи, мадам, и… собственно, поэтому я здесь.
С этими словами Арманд расстегнул портфель и выставил на стол рядом с чайными чашками предмет, который сам, без помощи Штарка, выбрал для этой встречи. Это было не самое роскошное из купленных им яиц – надо было все же блюсти интересы бизнеса, – но, без сомнения, самое женское: для него ведь было важно, чтобы великая княгиня искренне обрадовалась подарку… или нет, не подарку, конечно, а возвращению наследственного сокровища.
Золотое, не покрытое, в отличие от большинства себе подобных, эмалью яйцо с крупным цветным бриллиантом на макушке было усыпано рубинами, изумрудами и сапфирами. Хаммер раскрыл его, и великая княгиня увидела множество маленьких ящичков. Выдвигая их, Арманд продемонстрировал миниатюрные, но украшенные бриллиантами золотые ножнички, пилочки, зубочистки, флакончик для духов. В Москве Штарк говорил Арманду, что яйцо – несессер – не оригинальная идея Фаберже, такие делали и раньше, во Франции. Но эта петербургская имитация старинных образцов выглядела одновременно затейливой и изящной, – оригиналы, по словам ювелира, смотрелись куда грубее.
Куликовская откинулась на стуле и не сделала никакого движения в сторону яйца. Но глаза ее вспыхнули.
–?Я помню эту вещь. Мама брала ее с собой в путешествия. Но, как и многие другие наши драгоценности, это яйцо осталось в Царском Селе. Когда Ники отрекся от престола, мы с маман были в Киеве, оттуда поехали в Крым. Мой управляющий отказался переслать мне мои вещи, сказал, это слишком опасно. А у маман была горничная, Кики, – она привезла часть драгоценностей в Киев. Только это мы и смогли спасти.
