— Одно время мы достаточно плотно работали с поляками. Они пошли немножко дальше нас. Скажем, если мы потом сделали фирму-прикрытие, то у них было целое министерство-прикрытие. Причем, принципы работы у них были совершенно другими, чем у нас. Их офицеры в первую очередь были бизнесменами. Они ставили перед собой совершенно конкретные личные задачи. Ну, там что-то сделать для государства — это само собой… Агентура у них была мощнейшая.
Одно из самых уникальных мест в Варшаве — это место боев, когда Варшава защищалась от немцев в последние дни войны, там, в этой мясорубке, участвовали и маленькие поляки — бездомные оборванцы. На том месте, где шел бой, сооружен очень своеобразный памятник — маленькая фигурка ободранного мальчишки с гранатой в руке. Для поляков это место святое. Так вот, «наши друзья» захватили себе под офис здание, которое расположено напротив этого памятника.
Мы ездили с ними по стране. Однажды нас привезли на шикарную виллу. Причем внешне — это довольно неказистое здание, ничем не приметное. Но, когда нас завели внутрь — мы были в шоке: дорогая антикварная мебель, картины-оригиналы мировой живописи, огромнейшие зеркала. Внутренний дворик — фантастика: цветы, птицы поют. Эта вилла — оказывается, место, где они принимают важных гостей.
Однажды начальство, видя нашу отчетность по полякам, решило поставить нам задачу — через поляков добыть ракету «Стингер». Очень долго у нас шла «тяганина» с поляками. Их поставщики требовали много денег. А наше начальство поставило нас перед фактом: больше миллиона ни копейки.
У поляков были свои люди в одной из скандинавских стран. «Наши друзья» говорят нам: «Поставщики могут забрать со склада только упаковку, а в ней — пять штук». Очень долго мы договаривались. И вот в один прекрасный день приходим к финишу. Иду я в наше казначейство. Выдают мне миллион в банковской упаковке. Я-то думал, банковская упаковка — это «дипломат», наполненный пачками стодолларовых купюр. Нет. Упаковка оплетена проволокой с острыми концами.
Прилетаем в Польшу, спрашиваем у «друзей» — как обстановка? «Все в порядке, — говорят, — с голландской базы уже вылетел бельгийский самолет». Нам сообщают, что садится он в Варшаве всего на 15 минут. Говорили: «За пятнадцать минут мы не успеем определить, что они привезли».
В комнату вбегает наш польский коллега Юрек. «Деньги есть?» — спрашивает. «Вот!» — говорю. «Давай положу в сейф», — заблестели глаза Юрека. «Вот тебе!» — показываю ему фигу.
Сидим, ждем. Нам говорят, что вот, самолет взлетел, прибывает туда-то, подходит к польской границе. А потом возле польской границы вдруг разворачивается и улетает совсем в другую сторону. Куда? Почему? По сей день неизвестно.
— И что вы тогда делали?
— Прождали до позднего вечера, поехал я в представительство, отдал на хранение деньги, а на следующий день мы вернулись домой. Надо сказать, что таких эпизодов в работе с поляками было множество.
Помню, возвращались мы тогда из Польши, а со мной был еще один специалист, имеющий отношение к производству военной техники, и он мне говорит: «Юрий, нам незачем все их «трубы», наша «Игла» ничуть не хуже, а даже лучше, нам нужно то, что висит у бойца на ремне — прицельное автоматическое зарядное устройство, которое устанавливает курс и высоту самолета».
Но то, как мы добывали прицельное устройство — это уже совсем другая история.
— Юрий Михайлович, большое спасибо вам за интересное интервью.
Будни «легала»
— Виталий Васильевич, вы начали работать в разведке в то время, когда на смену предвоенному и военному романтизму, когда работающий «в поле» разведчик мог позволить себе импровизации, пришел прагматизм, когда все операции очень жестко планировались, и отход от намеченного плана мог даже повлечь наказание.
— Вы очень четко заметили, что были сотрудники, которые работали «в поле», то есть в странах вероятного противника, и были те, которые сидели в Центре. У них лучше получалось вести руководящие направления. Основная нагрузка, конечно же, ложилась на плечи тех, кто работал «в поле».
Да, конечно, в то время, когда я начал работать, любая операция, любой выход на иностранца, любая дальнейшая работа с ним, — все это, как правило, готовилось и согласовывалось. Бывало, что по несколько раз выстраивалась линия поведения сотрудника, отрабатывалась схема его прикрытия.
Страна, где я работал, была с очень жестким внутренним полицейским режимом. Контрразведка свирепствовала. И потому шаг влево, шаг вправо — это было чревато арестом, выдворением и политическим скандалом. Тем не менее, хотя мы и старались максимально планировать и регламентировать свою работу, ситуации, требующие импровизации и немедленного принятия решения, время от времени возникали. Например, сижу с моим собеседником, веду переговоры, и вдруг он совершенно неожиданно предлагает мне важную информацию. Хотя мы об этом не договаривались. Риск? Безусловно. Не возьмешь — упустишь подвернувшуюся возможность. Возьмешь — а вдруг тебя тут же «возьмут за руку»? Или устроят какую-нибудь провокацию?
Я рискнул и взял. Это была очень нужная нам новейшая технология. Слава Богу, все обошлось. Конечно, меня потом Центр пожурил, что я отклонился от инструкции, но результатом был доволен.
Да, наружное наблюдение доставало нас капитально. Особенно плотным оно было первых полгода, да и потом тоже.
— Вы это почувствовали на себе?
— Да. Получилось так, что я попал на должность, которую занимал наш сотрудник, отозванный Центром в связи с возникшей угрозой провала. Он где-то «прокололся». Видимо, допустил не совсем правильное поведение или же слишком активно, подозрительно действовал. Какие-то основания были. Просто так проводить вербовочную беседу с тобой никто не будет. Словом, его досрочно отправили, и мне, когда я приехал, досталась та же должность, та же машина.
— У вас было дипломатическое прикрытие?
— В том-то и дело, что нет. Если бы было дипломатическое прикрытие, действовать было бы намного проще. Я работал в экономической миссии, и у меня был не зеленый, а синий паспорт. И когда по прибытии контрразведка взяла меня в оборот, какое-то время не было никакой возможности активно действовать. А в это время приезжает из Центра один из руководителей разведки и спрашивает: «Где твои результаты?». Пришлось оправдываться, что в данный момент малейшая активность может повлечь за собой серьезные последствия.
— Расскажите подробнее о «наружке». Как это все делается?
— Она держит тебя в плотном окружении, потом как будто отпускает, но, как только ты чуть-чуть расслабился, опять проявляется. Это «демонстративная наружка». С ней проще. Но была и более скрытая, более профессиональная. Иногда — четыре-пять машин, пешие группы, мотоциклисты.
— От «наружки» приходилось отрываться?
— Нет. Никто не отрывался. Помню, еще перед командировкой, мой преподаватель в Институте
