профессионального опыта.
Тральщики работали вне досягаемости залпа.
Было ясно: вслед за ними покажется Гохзеефлотте.
С эсминцев XI дивизиона, болтавшихся на качке в горле Соэлозунда, хорошо видели немцев – трехтрубный «Эмден» и миноносцы, но линкоров сегодня не замечали. Дул слабый зюйд... Ровно в полдень канлодка «Храбрый» примкнула к четырем эсминцам, вся в готовности, и Пилсудский долго смотрел на нее в бинокль.
– Хорошие это корабли, – сказал он. – Неказисты вроде, но в них что-то есть приятное... Подойдем к храбрецам поближе, я хочу переговорить с их командиром.
Командира «Храброго» недавно выкинули с флота за родство с генералом Корниловым, и матросы выбрали в командиры канлодки лейтенанта фон Ренненкампфа, невзирая на его немецкую фамилию, – это был отличный и волевой офицер, еще совсем молодой.
Пилсудский наказал Ренненкампфу – через мегафон:
– Мы пока постоим на якорях, а вы обстреляйте этот входной мыс. После чего будем наводить хандру на «Эмдена».
– Добро, – охотно согласился Ренненкампф...
Но едва «Храбрый» дал обороты, как из-за мыса Памерорт высунулся форштевень германского дредноута «Кайзер». Русские эсминцы и канлодка перед ним – как жуки перед носорогом.
– Выбирай якоря, – среагировал Пилсудский. – Быстро...
Атмосфера над морем наполнилась гулом: из башен «Кайзера» вылетели сгустки огня. Сейчас, не считая канлодки, их было четыре собрата: «Победитель», «Забияка», «Константин», «Гром».
Пилсудский машинально отметил время: 13.50 на часах.
Комендоры уже на пушках. Корабли – в развороте.
«Кайзер» давал недолеты, и перед эсминцами выметывало из моря каскады воды, прикрытые сверху шапками дыма. «Гром» снялся с якоря раньше других, первым лег в развороте, и сейчас получилось так, что он прикрывал собой остальные корабли...
Штурман «Грома» Митя Блинов сказал про немцев:
– Не торопятся. Стреляют в час по чайной ложке...
Ваксмут перебегал с крыла на крыло мостика, оценивая на глаз обстановку. Второй залп с «Кайзера» захлестнул эсминец пеной, и «Гром», покачнувшись, продолжал выписывать циркуляцию.
Володя Севастьянов ответил штурману:
– Три раза в день. Но ложка-то у них – столовая...
А вот что случилось дальше – сразу никто не понял. «Гром» испытал сильнейшее потрясение. Людей сбило с ног. Главный компас сорвало с креплений, и он, заодно с тумбой нактоуза, упорхнул с мостика за борт. Со щитов выбило все минные прицелы, которые повисли на рваных концах проводов. «Гром» стал ложиться в крене, но он еще двигался, и Ваксмут, не растерявшись, велел на руль:
– Право на борт... пока не остановились. Жми!
«Гром» получил прямое попадание с линкора двенадцатидюймовым снарядом, который не взорвался. Бронебойная (в рост взрослого человека) рассадила эсминцу правый борт, она в куски разнесла машину. Пройдя через корабль насквозь, снаряд вырвался из другого борта и, глубоко уйдя в воду, только там и лопнул. Все звуки заглушал острый пронзительный свист – травился пар из разбитых турбин. Резануло диким воплем – это кричали обваренные паром котлов кочегары, которые выскакивали на палубу, рвали с себя раскаленные робы и выли от нестерпимой боли ожогов...
Ваксмут снял со щеколды микрофон боевой связи:
– Мостик – энергопосту: Коля, что у тебя разбито?
Громовский инженер-механик Малышев доложил:
– Пар выходит из правой, но левая турбина еще тянет нас...
Над эсминцем, словно сказочный белый гриб, поднималось вертикальное облако пара. Со свистом это облако росло – все выше, выше и выше. Когда пар стравился до конца, застопила и левая машина. Приказ к повороту был отдан Ваксмутом кстати: «Гром» на инерции завернуло за мыс, где его не могли видеть с «Кайзера».
Семенчук стоял на мостике. Побледнев, Ваксмут раскрыл портсигар, совал его к лицу каждого, сунул и гальванеру; Семенчук взял папиросу, раскурил ее, и это была его первая папироса в жизни. В голове замутилось, он слушал, что говорит Ваксмут, а уши раздирало острым криком обваренных людей...
– К нам спешит «Храбрый», – сказал штурман Блинов.
Но прежде «Храброго», обгоняя канонерку, пронесло мимо «Победителя», с него начдив Пилсудский передал в рупор:
– Мы вас прикроем, сколько хватит сил... Держитесь!
Пар уже таял в небе, когда Ренненкампф подвел свой «Храбрый» вплотную к эсминцу; Семенчук кинулся на палубу, разносил по борту буксирные концы. Краем глаза он видел, как на корме отходящего «Победителя» разбили шашку, ставя дымовую завесу. Но ветер сегодня, как назло, послабел – струя дыма не развеялась над морем в спасительное покрывало. «Кайзер», перестав стрелять, медленно отползал за мыс Памерорт...
– Начинаю тянуть! – прогорланил фон Ренненкампф.
«Храбрый», натужась машиной, рванул «Гром» с места и потащил за собой – прочь от Соэлозунда. «Константин», догоняя дивизион, тоже колотил на корме шашку за шашкой. На какое-то время черно-бурая полоса дыма все же закутала поврежденный эсминец. «Храбрый», попадая на волну, дергал «Гром» за форштевень, и буксирные тросы рискованно хрустели, проклятые!
Семенчук глянул на свои руки – ужасные руки. Никогда со стальными концами нельзя работать без рукавиц. А он сгоряча вступил с ними в борьбу, как с железными питонами-боа, в могучих руках выравнивал их извивы, похожие на колбасные кольца, и вот результат: на руки страшно смотреть... Но сейчас кровь была всюду.
Убитых складывали в ряд, как снопы...
Появился над каналом туманец, и на время корабли противника стали невидимы. Эсминцы маневрировали на 15 узлах, выписывая «восьмерки» между Эзелем и Даго. «Гром» тянулся за «Храбрым» на скорости в три узла, и дивизион, конечно, не мог их покинуть. Казалось, спасение близко. Но тут с мостика сорвался по трапам председатель судкома Соловьев, выскочил на самое острие полубака.
– Не пойму... неужели «новики»? – крикнул он.
Девять плоских теней, как призраки, пролетали в тумане.
Пилсудский рывком опустил бинокль:
– Немцы! Девять шашлыков. Штурман, отметь время.
– Пятнадцать десять, – ответили из рубки.
– Запиши в журнал: отражение атаки...
Над трубами германских эсминцев – ни одного клочка дыма, только дрожь горячего воздуха, и на XI дивизионе все поняли:
– Нефтяники... как и мы, грешные!
Люди еще не успели осмыслить превосходство противника (девять против трех), как из тумана вдруг вынесло на канал еще несколько силуэтов. Сигнальщики на «Победителе» надрывно отсчитывали:
– ...четыре... пять... шесть... семь... восемь!
И тут у многих заныли сердца:
– Еще восемь, итого
Счет открылся: семнадцать вымпелов против трех.
Над немецкими кораблями второй группы дымы струились широко, и стало понятно: эти восемь идут на угле. А дальше началось представление, будто в цирке. Форсируя узость пролива, четыре эсминца Германии подряд, один за другим, будто сговорившись, стали вылетать на каменистые банки. Поломав винты и покорежив плоскости рулей, они помертвело отползали обратно.
