живыми глазами, доброжелательной улыбкой, короткой седой бородкой и взъерошенными волосами произнес в залах судебных заседаний немало язвительных речей по адресу широко известных людей. Но здесь не было присяжных, которые смогли бы по достоинству оценить его способности, и закон олицетворял заместитель прокурора собственной персоной, так что следовало угождать ему и пытаться прийти с ним к соглашению. «Ах, как жаль, — позлорадствовал про себя Де Сантис, — что мне не нужны соглашения».
— Добрый день, уважаемый заместитель прокурора, как ваши дела? — спросил Алвизи, пожимая ему руку.
— Спасибо, все хорошо. Присаживайтесь. Может быть, мы опустим вступление и сразу перейдем к делу?
— Я согласен с вами, — ответил Алвизи, несколько удивленный таким обращением Де Сантиса.
Заместитель прокурора быстро проговорил серию вопросов, обращенных к Дзуккини: имя, дата рождения, место жительства. И, наконец, обратился к адвокату, уточняя действительно волнующую его деталь:
— Ваш клиент намерен отвечать на вопросы сам?
— Безусловно.
— Ну, вот и славно, — одобрил Де Сантис.
Кау услышал в этом «безусловно» полное подтверждение тому, что Алвизи и Дзуккини не согласовали свои действия. В принципе, в том, что заключенный был готов сам отвечать на вопросы представителей обвинения, не было ничего особенного. Однако лишь немногие обвиняемые, как виновные, так и невиновные, смогли бы извлечь из этого реальную выгоду, и Алвизи не мог этого не знать. Капитан даже улыбнулся. Что ж, обвиняемый до смерти хочет изложить свою точку зрения на события. Дзуккини сидел с низко опущенной головой, как будто у него не было сил смотреть на Кау. Заместитель прокурора незамедлительно перешел к вопросам:
— Это вы основали ассоциацию «Белая скобка н скобка а скобка к скобка ция»?
— Да.
— «Белая скобка н скобка а скобка к скобка ция» занималась пропагандой расизма?
— Нет.
— Вы это отрицаете?
— Нет, мы просто боролись за свои права… — поднял было голову Дзуккини, но сразу же опустил ее под взглядом Кау.
— Да, к примеру, вы хотели истребить евреев, опутавших западное общество?..
— Ну, не в прямом же смысле истребить…
— Нет?
— Нет, просто выкорчевать их из нашей социальной среды…
— И что это значит — «выкорчевать»?
— Вышвырнуть вон, — коротко пояснил Дзуккини.
— Извините, господин заместитель прокурора, — возразил Алвизи, — но мы сейчас не обсуждаем политические пристрастия моего подзащитного. Он согласился отвечать только при условии, что ему будут предъявлены конкретные детали обвинения.
— Господин адвокат, вероятно, вы понимаете, что политические взгляды Джованни Дзуккини играют в этом деле не последнюю роль. Хорошо, я сформулирую вопрос иначе. Листовки и брошюры, наподобие тех, что мы видим здесь, были отпечатаны вашей организацией?
— Я не знаю.
— Почему вы не знаете?
— Потому что я не могу контролировать всех борц… членов организации.
— Но эти материалы были найдены в вашем доме.
— Положить бумаги в архив мог любой боец.
— Боец?
— Мы все как бы солдаты… так мы себя чувствуем.
— Тогда почему архив был спрятан в подвале?
— Он не был спрятан. Его только закрыли в сейф. Обычная мера предосторожности.
— Ах да, что касается ящиков. Под полом находился еще один, весь забитый оружием. Кто его туда поставил?
— Я. Я собирал оружие много лет. Я просто фанат этого старья времен Второй мировой. Им никогда не пользовались и никогда не выносили с виллы.
— Но оно и не было зарегистрировано.
— Нет, не было, но оружие всего лишь лежало там.
— А может быть, ты просто совершил ошибку? — Де Сантис постарался нащупать брешь и сбить с наглеца остатки спеси.
— Может быть.
— Такую же, как тогда, когда изнасиловал Аврору Мальи?
Кажется, выйти на свободу так сразу ему не удастся. Джованни весь съежился, стал как будто меньше ростом, потом посмотрел на Алвизи, пытаясь прочитать в глазах адвоката правильный ответ на поставленный вопрос.
— Я никого не насиловал. Она сама была не против. Сначала мы занимались оральным сексом, а потом… До этого мы нюхали кокаин…
— Поговорим о наркотиках. Когда карабинеры ворвались в дом, на столе лежала фольга со следами кокаина. Его достала она?
— Я не знаю.
— Не можешь вспомнить?
— Послушайте, мы траха… занимались сексом. Затем появились карабинеры, разбили мне нос и избили меня. Теперь у меня не все в порядке с головой.
— А, понимаю. Избирательная амнезия. Хорошо. А для чего служили парики, бороды, усы и театральный грим, найденные на вилле?
Дзуккини посмотрел сначала на Алвизи, затем на Де Сантиса.
— У нас был театр. Мы хотели поставить «Генриха Пятого», но затем дело как-то заглохло.
— И как давно это было?
— Три года назад.
— Вам кажется, в это можно поверить?
— Это правда.
Дзуккини было не до шуток, и Де Сантис решил слегка поиздеваться над ним.
— Итак, три года назад члены «Белой скобка н скобка а скобка к скобка ции» решают осуществить постановку «Генриха Пятого», для чего покупают бороды, усы и парики из очень дорогих — под натуральные — материалов. Расходы — несоизмеримые с любительской постановкой. Из этой затеи ничего не получается, и все принадлежности остаются лежать у вас дома. Все верно?
— Да.
— Где вы были в ночь с двадцатого на двадцать первое декабря?
Алвизи достал из сумки какой-то листок и протянул Де Сантису.
— Что это? — спросил тот.
— Заявления, оставленные в моей конторе господами Маттео Дзанетти, Стефано Дельи Эспости и Кристианом Джованнини. В них говорится, что мой клиент провел ночь с двадцатого на двадцать первое декабря в их компании.
— Господин адвокат, — осадил его Де Сантис, — я уважаю ваше мнение, но предпочтительно, чтобы ваш клиент лично отвечал на мои вопросы.
— Да, конечно.
Дзуккини, отвечая, разглядывал пол.
— Я был с тремя друзьями.
— Они также — борцы «Белой скобка н скобка а скобка к скобка ции»?
— Да.
