Бывший офицер контрразведки при лагере капитан Лянгхельд на допросе показал:
Из показаний лейтенанта итальянской армии Ричарди: «В Ровенках мои ребята взяли в плен около 100 русских: у нас их отобрали немцы, сказав, что они поведут их с собой. Однако через некоторое время мы наткнулись на трупы этих русских: они были расстреляны. В то время как я допрашивал одного пленного, сзади подошел немецкий офицер и выстрелил ему в затылок. У нас был приказ применять такие же жестокости к русским. В приказе буквально говорилось, что следует убивать все мужское население, считая их партизанами, и при малейшем подозрении поступать так же.с женщинами».
Совет Германа Геринга по умиротворению оккупированных территорий: «Наилучшее решение — пристреливать всякого, кто отводит взгляд».
Тупой расистской политикой, своими невиданными преступлениями (от прочтения некоторых документов нормального человека начинает мутить) руководители рейха сами порождали эту всеобщую ненависть к «серо-зеленым гадам».
Даже благополучный американец в «желтых трупах умерших от голода немцев» видел лишь «знамение божественной справедливости».
«Возмездие под жесткими звездами русской ночи», — определил Василий Гроссман.
В лагере № 108, куда согнали остатки армии Паулюса, до лета 1943 года не дожили 27 тысяч «сталинградских немцев» — треть, «среднесуточная» смертность — 213 человек. Еще 35 тысяч доходяг были госпитализированы, но в спецгоспиталях, ввиду отсутствия медикаментов и квалифицированной медицинской помощи, смертность была еще выше, чем в лагере: «Русские доктора не вели историй болезни и не записывали имен пациентов. К людям, которых они призваны были лечить, врачи относились хуже, чем к скоту. Показателен такой случай: когда капеллан из 297-й дивизии наклонился над умиравшим солдатом, советский майор убил его выстрелом в затылок». Что можно ожидать от «малограмотных фельдшеров узкой специализации», если посетившая в конце марта Хреновое специальная санитарная комиссия, имевшая в своем составе кандидатов и докторов медицинских наук, физическое состояние военнопленных определяла «по внешнему виду» и тех, кто мог самостоятельно передвигаться, относили к «группе здоровых».
Конечно, в качестве самооправдания можно утверждать: «Наиболее высокий процент смертности наблюдался среди военнопленных, захваченных после ликвидации окруженных группировок в районе Сталинграда, Воронежа и др. Эти военнопленные поступали сильно истощенные физически и психически, с разными формами дистрофии, а также различного рода заболеваниями типа сыпной тиф, холера, воспаление легких, дистрофия, что фактически не позволило спасти их от неминуемой смерти». Но в том же 1943 году от полученных ран, холода, голода, инфекций умерли 30 тысяч венгров й 23 тысячи итальянцев — у них-то, не грызших лошадиные копыта в Сталинграде, и у «др.» откуда взялась дистрофия?
Или: «С трупов срезали куски мяса, которые потом варили в самодельных котлах. Тех, кто питался человеческим мясом, сразу можно было отличить по их внешнему виду. Людоеды прекрасно выглядели, а их румяные щеки лоснились от жира. Во всех сталинградских лагерях каннибализм был обычным делом», — это что, рецидив воспаления легких или последствия психического истощения?
С началом весны лагерь № 108 начали разгружать, однако «прихотливый» немец мёр и в дороге: «В каждый вагон набивались по сотне человек; отхожим местом служила дыра, вырезанная в полу. Весна выдалась затяжная, и по ночам часто случались заморозки, пленные дрожали от холода, не имея возможности даже подвигаться, чтобы согреться. В пути их кормили хлебом и исключительно соленой рыбой, при этом воды почти не давали. Пытаясь утолить жажду, заключенные слизывали капельки влаги, конденсирующиеся на металлических деталях внутри вагонов. На остановках пленные жадно набивали рты талым снегом, но это было небезопасно, и многие умерли по дороге. Трупы складывали у дверей вагонов, чтобы потом вынести. На каждой остановке русские, открывая задвижку, спрашивали: «Сколько капут?» Некоторые «путешествия» длились по двадцать-тридцать дней. В одном вагоне из ста человек в живых осталось только восемь».
К началу 1944 года в системе УПВИ НКВД СССР находилось чуть более 100 тысяч военнопленных. Учитывая, что после Сталинградской битвы за период с 3 февраля по 31 декабря 1943 года в «систему» поступило 65,5 тысячи, то вырисовывается убыль примерно 220 тысяч человек в течение одного года (если верить другим исследователям из того же министерства, признанным официально, то с 1 января по 31 декабря 1943 года военнопленных противника захвачено — не забудем про разницу между понятиями «захвачено» и «принято на учет органами НКВД» — 442 623 человека, а до того захвачено еще 189 428 человек; в итоге на 1 января 1944 года — 636 051 военнопленный. А числилось в «системе» чуть более 100 тысяч. Страшненькая разница в цифрах получается).
Война была жестокой, беспощадной, буквально «аннигиляционной» с обеих сторон. Просто историю писали победители. Гитлер, «вероломно» напав на Советский Союз, оказал Сталину большую услугу морального плана: «Они первыми начали!» А если бы мы? Сколько народа, зачисленного во «враги народа», получило пулю в затылок в результате «освобождения» Западной Белоруссии и Западной Украины в 1939 году?
До самой Победы и после нее в лагерях военнопленных продолжали «иметь место факты недостатка питания» и «отмечались перебои в снабжении», попросту говоря, голод.
Так, в Белоруссии, как отмечалось в приказе наркома внутренних дел С.С. Бельченко, в Бобруйском лагере № 56: «За период с 4 сентября по 31 октября 1944 года умерло 52 человека, из них от воспаления легких — 34, дистрофии — 18. Только за третью декаду октября умерло 27 военнопленных. Лазарет лагеря, где на 27 октября 1944 года содержалось 473 человека, располагался в неприспособленном помещении, прием больных был неупорядочен, в палатах царили грязь, спертый воздух, зловоние. Содержащиеся в оздоровительной команде 604 военнопленных, в том числе 288 больных дистрофией, не были обеспечены нарами, питание не соответствовало необходимым нормам по банальной причине — продукты разворовывались персоналом. Аналогичное положение отмечалось в Витебском лагере № 271, где за сентябрь 1944 года смертность составила 143 случая, причем за последнюю декаду октября умерло 99 человек. Имевшаяся возможность направить тяжелобольных в госпиталь Наркомздрава, расположенный в 15 км от лагеря, не использовалась».
Мало чем положение отличалось в других лагерях. Заболеваемость и смертность оставались высокими и на протяжении всего 1945 года. А также зимой 1946-го, когда пленным выдавали 100–200 граммов хлеба — «из-за засухи и вызванного ею неурожая» и «по причине неорганизованности и нераспорядительности администрации». В Минском лагере № 168 за зиму умерли 469 человек, в Полоцком № 243 — 268, по Белоруссии в целом за три месяца — 1210.
Всего, по официальным данным, в СССР умерло более 580 тысяч военнопленных.
Выжившие на рудниках и шахтах, стройках и лесоповалах, заводах и конструкторских бюро ударным трудом возмещали победителям материальный ущерб. Говорят, что В.М. Молотов заявил, что ни один пленный немец не увидит родины, пока не будет полностью восстановлен Сталинград. Вклад военнопленных в восстановление экономики Советского Союза оценивается в 50 миллиардов рублей. На их долю пришлось
