Поравнявшись с сельсоветом, старик втянул голову в плечи и все же не утерпел, выглянул из-за спины шофера: да, это сватушка Симион задом повернулся. Шофер вежливо сбавил ход, но Иосуб обеими руками на него замахал: жми, мол, на всю катушку! Вот злодейка судьба: вышел вздохнуть, покалякать с народом – и надо ж… кого не чаял, того встречаю. Что правда, то правда, он не держит зла на Негарэ. Даже в те молодые годы, когда село кипело и жизнь перевернулась вверх дном, а Симион, понятное дело, был спереду, а он, Иосуб, тянулся в хвосте со всеми остальными людьми, – даже тогда он ни капельки ему не завидовал: дескать, если уж такой выродился человек, что сердце его в красный угол ведет, ну и на здоровье ему, а мы побредем не спеша. Теперь, рядом с шофером, разглядывая свои костлявые ноги в занавоженных сапогах, раскачиваясь от скачков и толчков жесткого сиденья машины, Иосуб хмурится, вспоминая пересуды старухи своей, которая как-то между прочим ляпнула – : а она умела уязвить в самое сердце, – что будто бы на днях в магазине встретила сватью и та на всю очередь объявила: «Что это я слышу, милая сватьюшка? Говорят, твой Игнат пустился во все тяжкие!» – «Бог с тобой, сватьюшка, ты на что намекаешь?» – «Сама знаешь, на что, я им с Анной дом подарила, а он и рад, что она, бедная, попала в больницу, – по разврачихам ударился!» – «Ах, чтоб ему! Как же это он ударился?» – «Село горит, а баба чешется! Ты глаза обуй и прислушайся, о чем не молчит общественность!..» Иосуб раздосадованно стучит кулаком по колену: «Как же это, бре, язык у людей поворачивается буровить такое про моего мальчика? Ведь он такой мягкий, такой чистый. Тысячу лет проживет один в этом доме и не только не пошалит – на сторону не глянет ни разу. Я б на его месте не устоял, например. В кого же он уродился, если не в меня, черт ее побери!» Мысли его скачут, прыгают, рвутся под стать машинной болтанке – этот шалый так гонит, словно они по ухабам летят, а не по гладкому, как ремень, асфальту. Вот они, нынешние! Дай им машину хорошую да еще ровное шоссе настели, а вот поведись ему подвезти тебя отсюда досюда – всю душу к дьяволу вытрясут… Он хотел крикнуть: «Стой!», выскочить на дорогу, вернуться домой, тряхнуть жену за подол: «Что там тебе нагородила сватьинька про Игната?» А может, прямо заявиться к Негарэ и бросить с порога: «Зачем губить детей, разводить Игната и Анну?» И словно слышит ответ: «А я в бабьей баланде не плаваю». Тут Иосуб ему отвечает: «Спроси-ка свою толстомясую, это она звоны по селу распускает. Недалекая женщина. Я б лично свою за такое… хе-хе!» Следует заметить, что Иосуб Чунту просто куражится. Он герой, но герой только в мыслях своих. А на деле, когда жизнь подопрет, как это часто случается дома в последнее время, – великий он мастер красиво намыливаться! Так что чья бы корова мычала…

– Ишь, халда старая! – негодует Иосуб. – Ее девку и пальцем не тронь, а моего хоть с головой в дерьмо окунай…

– Чего-чего? – поворачивается к нему шофер. – Хочешь слезать? Или еще маленько проветримся?

И прежде чем Иосуб нашел что ответить этому ухарю в кепаре, машина рванула влево под арку, украшенную высохшими ореховыми ветками, и покатила к стреляющему в тучи шлагбауму, забытому здесь со времен ящура. Там же стоит женщина с черной блестящей сумочкой в одной руке и с зонтиком в другой. Увидев машину, она машет зонтиком и, кажется, что-то кричит; Машина вдруг тормозит, да так резко, что Иосуб въезжает носом в лобовое стекло.

– Всё, приехали!

Глядит Иосуб на этого ошалевшего от скоростей молодца и думает: с катушек мир валится, ей-богу! Сам он, к примеру, если кто к нему в телегу попросится – мужчина, женщина, ребенок, старуха с козой, кто угодно, – разговором попотчует, поднесет новости местного радио, и все это мягко, красиво, по- человечески. Боже упаси останавливать так: выметайтесь, пожалуйста! Нет, он еще и коней понукал, а проще говоря, давал им идти своим ходом. Случалось порой, за разговорами не замечали, как вкатывали в конюшню. Когда пассажирка с козой видела, куда ее занесло, поневоле кручинилась – ведь полсела пехом топать обратно к месту посадки! А Иосуб Утешал: «Не печалься, дай я тебя подвезу. Только сперва конюшню осмотрим». А если умные кони привозили домой, он кричал жизнерадостно еще от ворот: «Вылетай, баба, в колокола бей, принимай гостью!»

Йосуб трясет головой, потирает ушибленный нос: дуреет мир, ужас что делается. Подергав ручку, наконец открывает дверцу, слезает кряхтя.

– Гудбай, аривидерчик рома! – двумя пальцами козыряет шофер. Машина срывается с места и, лихо развернувшись, мчится назад. Иосуб поглядывает издали на женщину с зонтиком, оставшуюся при пиковом интересе, – интересно, чья она, к кому едет? Старик осматривается – интересно, куда это меня прикатил шоферюга? И вдруг соображает, что его ссадили как раз у дома Игната. «Глянь-ка, – удивляется он, – больно шустры эти нынешние: лучше тебя знают, куда тебе надо».

– Мэй, Игнат, мэй! – кричит он с дороги, но на дворе никто не отзывается: опять его дома нет. Иосуб смотрит по сторонам, махалян просто совестно – и точно, за оградой бабы Иоаны мелькнул черный платок.

Сколько бы раз ни приходил Иосуб Чунту к сыну, всегда, бывало, остановится на шоссе, уперев руки в боки, и давай рассматривать дом: оранжевую праздничную черепичную крышу, фронтон красного кирпича с двумя рядами зубцов понизу – крест-накрест выведенные кирпичи торчат уголками наружу, – выше, почти под самой стрехой, два узких окошечка, чтобы свет светлил чердак, а под ними – три магических знака: Ч. И. И. и год – 1971, «Да!» – прищелкивает языком старый Иосуб, гордясь этим домом, как своим собственным, потому уж хотя бы, что все три инициала втройне трогают стариковское сердце, когда после двух девок народился мальчик, Иосуб сказал злыдне: «Игнатом назовем. Как отца моего окликали». И стал Игнат Игнатом. Второе дело – Ч. И. И. можно прочесть как Чунту Иосуб Игнатович, то есть он сам собственной персоной, слуга ваш покорный. И, наконец, третье, потаенное и больное: погибший мизинчик Иосубов прозывался, как сказано, Ионом-витией, а это те же самые Ч. И. И., которые теперь звучали плачем, гекзаметром… Так что кто бы ныне ни проходил по шоссе, односельчанин ли, заезжий ли, буквы эти издалека бросались в глаза, и горько и радостно было слышать Иосубу, как прохожий с изумлением спрашивал: «И кто же это такую красотулю отгрохал?» Да, Иосуб и руки свои сюда приложил, и пот, и нервы… Потому как если бы слушались баб, и поныне бы Игнат сидел в халабуде среди болота и маялся бы – не дай бог. А то – вон какие палаты воздвигнул!

Забыв о любознательных глазах махалян, Иосуб все так же, руки в боки, отступает на несколько шагов и окидывает' взглядом лицевую стену. Она прекрасна – в четыре венецианских окна, дверь, стало быть, посередке, и просторная веранда в полфасада, главная изюминка дома, правда, еще не доведенная до кондиции. Честно говоря, есть еще нарядные дома в селе, иные даже похлестче, но ведь это берлога Игната, главного сына, то есть, считай, собственный дом Иосуба. Когда он, поругавшись со злыдней, покушался уйти, она, как по писаному бубнила: «Скатертью дорожка! Иди к своему малахольному на шоссе и трубите там в пустом доме, как два упыря!» И Иосуб тащился привычной дорогой, только не к Игнату, а в конюшню свою. Эхма, и тяжело же становилось у него на сердце, как вспоминал про Игната, кукующего в этих чертогах. Парень в соку, и кто уж, как не он, заслужил, чтобы и для него наконец распахнулись райские кущи. Тут стоило бы раскумекать маленько, что же означали «райские кущи» в понимании Иосуба. Это отнюдь не была праздная беспардонная жизнь, исполненная плотских утех; нет, что-то не верится, чтобы старик так некрасиво представлял себе рай на земле, – сам-то он рос в беспросветном убожестве и ничего, кроме печалей и тягот, не видел. Но все, что он недобрал в юности, он желал детям, для которых пришли другие, добрые времена. «Лишь бы мир у мире был, – говаривал он, подмигивая забубённым своим корешкам. – Теперь бы только жить!» Ибо, по мере того как рос его сын, отец воскресал как бы заново – светло и любя, и в этом была лучшая радость старика Иосуба. Он держался Игната, как ни одного из своих деток, и переживал, и плакал в конюшне, когда жизнь у Игната зигзагом пошла. А еще как подумаешь, что

Вы читаете Игнат и Анна
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×