вытканным изображением волшебного голубого зверя с длинным могучим рогом, весла тоже имелись, но лишь на носу и корме, применяясь лишь во время швартовки и отхода от причала. Вообще же Трэлю кнорр нравился куда больше боевой ладьи — драккара, — пусть не такой изящный и быстрый, да зато надежный и основательный. Драккар — корабль-разбойник, корабль-пират, корабль-воин, кнорр же — честный морской труженик.
Трэль почесал голову — хоть и мылись недавно с отцом Декланом в реке, а все же одолевали вши, впрочем, как и всех. Затем осторожно — чтобы не разбудить — отодвинулся от своего храпящего спутника, поправив на нем старый шерстяной плащ. Встал, тихонько подошел к борту. Тьма! Почти что непроницаемая, глухая — не видно ни зги, и даже никакой огонек не мелькнет со стороны высоких городских стен. Если не знаешь — ни за что не угадаешь, что здесь рядом — город. Да и с чего бы это честным горожанам — тем более деревенским кэрлам — жечь по ночам огонь? Честные люди ночью спят. Тут лишь два исключения — монахи и стражники. Кстати, на кнорре последних что-то не видно. Странно. Должны были бы быть, хоть и стоял корабль у родного причала, да мало ли лихих людишек шастает по окрестным лесам? Вон совсем недавно повесили одного из них на городской площади. Страшный, говорят, был злодей. Ага! Вот, кажется, и пожаловали… ночные гости…
Трэль спрятался за одним из висевших на носовой надстройке щитов. Хоть и темна ночка, да береженого Бог бережет, к тому же у тех, на причале, факелы… Значит, не разбойники, те не стали бы так себя выдавать.
— Эй, кормщик! — стукнув в борт корабля, грубым голосом заорал один из пришельцев. — Давай просыпайся. Возьмешь до Темной Гавани? Сколько?!!! Ну, ты б вполовину сбавил хотя бы…
Кормщик спросонья, видимо, отвечал шепотом, по крайней мере Трэлю его было не слышно. Зато ночные гости — похоже, их было двое — орали, не чинясь. Впрочем, вскоре затихли, видимо, договорились… Так и есть — хлопнули по рукам. Со скрипом спустили сходни. Затопали по палубе обутые в грубые башмаки ноги. Кто-то из гостей что-то недовольно забормотал, видно, не понравился трюм. Да и правда — кому понравится-то, коли еще не так давно в нем везли лошадей? Ну, что на носу, что на корме место есть. Не так чтобы уж очень много, но для шатра вполне хватит.
— Ульва говорил — не ставить шатер и не очень-то шуметь на кнорре, — протопав, произнесли, казалось, над самым ухом юноши.
— Да мало ли что он говорил, — презрительно ответил другой голос, тот самый, грубый, что только что спрашивал кормщика. — Что ж нам теперь, в вонючем трюме валяться или тут, прямо на досках? Кормщик!!! А ну, тащи сюда шатер, в рот тебе дышла от двух повозок! Гауторб, дай ему монету… Дай, я сказал, не жадись, после с шулера свое получим.
— Да уж, получим, — усмехнулся осторожливый Гауторб. — Если не сгинем на проклятом острове.
— Скорее мы с тобой сгинули бы здесь, — хохотнул второй. — Вспомни Худышку. Красиво висит, а?
По всей палубе прокатился хохот.
— Чтоб тебя разорвало от таких слов, Родинка! — в сердцах буркнул Гауторб и завозился, помогая морякам разбить шатер. Вскоре, с руганью, к нему присоединился и Родинка. К тому времени Трэль уже лег обратно, привалясь к борту и накрывшись краем плаща.
— Это кто еще здесь? — Родинка споткнулся об отца Делана.
— Пилигримы, — пояснил чей-то глуховатый голос, видимо, кормщик или кто-нибудь из матросов. — Постоянно они тут, то в Ирландию, то обратно. Непоседливый народ, Божьи странники.
— Чего ж они валяются-то прям под ногами? Ладно, ладно, не бурчу… Ну-ка, держи веревку… Ага!
Поставив наконец шатер, оба ночных визитера забились туда и засопели, устраиваясь поудобнее.
— Нет, ты как хочешь, дядюшка Гауторб, а я все-таки предлагаю схватить его прямо у сходней, — неожиданно произнесли прямо над ухом Трэля.
— Тихо ты… — шикнул Гауторб. — Ишь, разговорился. Ульва что сказал? Сначала проследить, а хватать после.
— Ага, проследить, — не унимался Родинка. — Ты что, знаешь этот поганый Дуб-Линн как свою глотку?
— Бывал когда-то, — вздохнул Гауторб.
Они говорили совершенно свободно, хоть и шепотом, но вполне слышно, что и понятно — немало не самых глупых людей сбивали с толку вышитые стены шатра. Изнутри кажется — собеседники абсолютно одни, и забывается как-то, что стены вокруг — всего лишь тонкая тряпка. Слушай, кто хочет. Что и делал сейчас Трэль. Не потому, что страдал излишним любопытством, а просто никак не мог уснуть. Усни тут, попробуй! Ишь, разболтались, гады!
А «гады» между тем продолжали обмениваться фразами, иногда довольно-таки интересными и загадочными. Много говорили об Ульве — вот тут Трэль прислушался, уж не о странном дружке отца Киарана идет речь? И где вообще сам Киаран? Может, убил его Ульва, если и не сам, так нанял кого-нибудь, да вот хоть этих двоих. Еще, как понял юноша, ночные гости сели на кнорр со вполне конкретным заданием, полученным от Ульвы: по прибытии в Дуб-Линн схватить кого-то и, как выразился «дядюшка» Гауторб, «дальше ждать, сидеть тише полевой мыши». Интересно, кого они схватить собираются? Впрочем, выяснить это можно было только лишь утром. Вскоре разговоры затихли, и лишь тихий плеск волн разгонял тишину ночи. Незаметно для себя самого Трэль задремал, в который раз увидев во сне белые стены чудесного града Константина…
Полная луна висела низко над черным лесом, освещая мертвенно-кровавым светом болотистую пустошь близ небольшого холма, где в редколесье проступала небольшая поляна, идеально круглая, как и само ночное светило. Точно по кругу поляны, ограниченной болотами и лесом, угрюмо тянулись вверх черные базальтовые плиты, вытесанные в неведомые времена. Посередине этого круга, на земле, лежала еще одна большая плита — жертвенник. Слышались какие-то звуки. То глухое рычание, то чей-то визг, то пронзительные крики выпи. Место было глухое, дикое, куда не осмеливалась бы сунуться ни одна христианская душа, тем более сейчас, в полночь. Однако близ края поляны мирно горел костер, возле которого на еловых лапах сидели двое: Альстан Ворон и Немой. Обоих разбойников, казалось, ничуть не беспокоили ни ночные крики, ни само место, где они находились, ни даже несколько обглоданных волками трупов, без особого трепета выкинутых в ближайший овраг. Позади костра, в лесу, под большой елкой был устроен просторный шалаш, даже, скорее, полуземлянка, с покрытой лапником кровлей. Рядом с ней, прислоненные к мощному стволу дерева, виднелись две рогатины и длинный охотничий лук. Судя по замечательному запаху, идущему от костра, тати подстрелили зайца, который сейчас и жарился над углями на импровизированном вертеле.
— Я всегда говорил, что здесь хорошее место, — втянув ноздрями воздух, продолжал начатый монолог Альстан. А что еще за беседу можно вести с Немым? — Тихо, спокойно и, главное, нет никого. Место-то поганое. Вон оно, капище. — Ворон кивнул назад, на жертвенные стелы. — Местные сюда не придут — боятся, а королевская стража — тем более, троп не знают. Что ты мычишь? Думаешь, Худышка навести может? Худышка-то может, да только повесили его недавно на рыночной площади, аккурат напротив церкви. Что смеешься? Ульва? Да, эта тварь здешние места знает. Только вряд ли сунется — уж слишком труслив. Даже в тот раз, когда за его голову была назначена награда, он так и не рискнул укрыться здесь — нанялся на службу к настоятелю какого-то дальнего монастыря, аж на том побережье. Представляешь, куда забрался? А ты говоришь — Ульва. Нет, ему только сельских дурачков околпачивать в кости в какой-нибудь тихой корчме, а не шастать по лесам да болотам.
Альстан Ворон засмеялся тихим глуховатым смехом, напоминающим клекот какой-нибудь хищной птицы. Немой пошевелил палкой угли и перевернул жарящегося зайца…
А в это время тот, о ком они так уничижительно говорили, находился совсем недалеко от них, в заброшенной пастушьей избушке. Правда, не один, а в компании монаха с добрым лицом и черными дьявольскими глазами.
— Утром мы наверняка обнаружим их, — поплотнее заворачиваясь в плащ, заверил своего патрона Ульва. — Ну, или, по крайней мере, их логово.
— Если никуда не уйдут, — желчно усмехнулся друид.
— Не уйдут, — махнул рукой шулер. — А и уйдут, так не далеко. Не дураки же они, в самом-то деле, самим на виселицу лезть? Так что никуда они от нас не денутся, уважаемый!
