— Вот что, сегодня ночью снова поглядим на Харинтия. Я и ты, Конхобар. Снорри, ты останешься за старшего.
— Да и ладно, — обиделся парень. — Что я там не видал, у этого толстого тролля Харинтия? Ходил, как к себе домой.
— Вот это-то и настораживает, — тихо произнес ярл, чувствуя в мозгу знакомые удары. — Я разгадаю эту загадку. — Он упрямо сжал губы. — И этой же ночью.
Не дожидаясь полной темноты, Хельги с Ирландцем скрылись в лесу, чтобы, пройдя берегом, неслышно подкрасться к лагерю Харинтия Гуся. Его ладьи уже стояли, вытянутые носами на песчаный пляж. Бродившие по лесу людишки собирали для костров хворост. Прямо к реке спускалось несколько удобных, заросших колючими кустами, овражков, одним из которых и воспользовались соглядатаи.
Залегли в кусточках, у самого берега, — весь лагерь Харинтия был виден как на ладони. Разгоняя сгустившуюся тьму, запылали костры, от реки явственно потянуло холодом. Рядом, среди камней, расположилась стража — ну как же без этого? Только часовые оказались какими-то полоротыми: негромко переговаривались друг с другом, смеялись, а один раз, бряцая снаряжением, все вместе сбегали к костру, погреться. Сам Харинтий Гусь с пылающим факелом в руке расхаживал вдоль ладей, взбирался на каждую, поправляя лежащие у бортов тюки.
— Вроде спокойно всё, — шепнул Ирландец.
Хельги машинально кивнул, чувствуя, как всё сильнее бьют в голове барабаны. Нет, всё же что-то тут было не так! Не так — и всё. И это «что-то» явно бросалось в глаза, только вот обозначить его, понять было пока невозможно.
— Уходим, — приказал ярл.
Однодеревка ждала их у спускающихся к самой воде кустов. Переправившись на другой берег, расставили шатры и полегли спать, не разжигая костров и выставив стражей.
— Ты видел все те овраги, Конхобар? — начал Хельги, ощущая, как боль в голове и удары уходят, а сознание становится ясным, словно кристалл. — Ты бы выставил там стражу?
Ирландец молча кивнул.
— И я бы выставил, и Снорри — ведь это самые удобные места для вражьих лазутчиков. Кстати, мы ими тоже воспользовались. Так почему так не поступил Харинтий? Хочешь сказать, он не викинг, а простой купец? Так он ушлый, умелый купец, купец-воин, и вряд ли бы допустил подобную оплошность. Теперь дальше... Костры. Тебе не кажется, что их слишком много? Словно бы специально осветили весь лагерь, чтоб возможным лазутчикам было удобней всё рассмотреть. Сам Харинтий даже не поленился, с факелом обошел все ладьи, вот, мол, сколько товаров везет он в древлянские земли. Одного только не предусмотрел... Ты заметил, как сидят в воде его ладьи?
Ирландец отрицательно покачал головой.
— А я заметил, — продолжал ярл. — Слишком высоко для груженых. Между тем тюки с товарами разложены у самых бортов, словно их некуда больше деть. Так для чего всё это? Или для кого? Правильно, для нас, глупых. Раз уж мы знаем, что Харинтий выполняет поручение Дирмунда, то — вот вам, следите, валите вслед за ним в древлянскую землю, где, конечно же, ничего интересного нет, а они тем временем...
— Значит, они раскрыли Ярила Зевоту, — мрачно кивнул Ирландец.
— Выходит так, — согласился ярл. — И подставили нам. Или просто использовали, ничего ему не сказав... Жаль парня.
— Да, нет уж его в живых. — Ирландец потянулся. — А чего его жалеть-то? Дело свое выполнил, нам честно рассказал про радимичей — ведь именно оттуда вернулся как-то Ильман Карась, а мы прохлопали.
— Но ведь я был уверен, что Харинтий Гусь повернет к радимичам!
— А он повернул к древлянам. А мы...
— За ним. Как полные придурки! — Хельги грустно усмехнулся. — Что ж, надо исправлять ошибки. И как можно быстрее. С утра поворачиваем обратно. Буди-ка кормщика...
Кормщик, русоголовый мужик лет тридцати, невыспавшийся и лохматый, влез в шатер и вопросительно уставился на Хельги:
— Звал, боярин?
— Далеко ль до радимичской земли? — вместо приветствия поинтересовался ярл.
— По рекам до Чернигова дня четыре.
— А так?
— А так — вон она, как раз на этом берегу начинается. Знать, куда идти, — пешком быстрее будет добраться.
— Вот именно: знать бы куда. — Хельги вздохнул и тут же встрепенулся: — А впрочем, как не знать? Место должно быть глухое, дикое, почти непроходимое, для непосвященных, но, с другой стороны, и не очень далекое от селений, где-нибудь меж крупными градами.
— Ну, тогда вам отсюда — точнехонько на восход. Через день-два меж Черниговом и Любечем как раз и окажетесь. Там и чаща, и лес, и болотины.
— На восход, говоришь? А ты сам-то те места знаешь?
— Нет, боярин. По рассказам только. Да там селений хватает, ежели заплутаете — ужо дорожку-то спросите, есть у кого. Возьми вон парней с собой, две пары гребалей только оставь, уж мы с ними — в обрат.
— Погоди в обрат. Гребцов тебе оставлю, даже серебра дам больше, чем уговаривались. Только не торопись в обрат. Поплывите-ка за Харинтием еще денька два-три, да так, чтоб он вас хоть иногда видел где-нибудь на излучинах.
— Сполним, боярин. — Кормщик засмеялся.
Утром, простившись с кормщиком и оставшимися в однодеревке гребцами, Хельги-ярл, Снорри, Ирландец и еще четверо парней с ладьи, взяв с собой оружие и припасы, углубились в лес. Прямо в глаза им светило красное восходящее солнце.
— Рад, рад, Ильмане! — Лейв Копытная Лужа, сойдя с коня, обнял долгожданного гостя. Ильман Карась тоже был доволен, еще бы — без всяких приключений добрался почти до нужного места, теперь еще несколько верст по лесу — и всё. Привез припасы для нового острога, гвозди, топоры, пилы, а самое главное, новых отроков числом двенадцать — воинов для будущей дружины Дирмунда-князя. Отроки и несли все выгруженные с ладьи припасы. А позади них, под охраной стражи, угрюмо шагали пленники: Ярил Зевота и девчонки — Речка, Любима, Ладислава.
— Ба, какие к нам гости! — подъехав к ним ближе, изумился Лейв. — А мы-то думали — сгорели в пожаре. Богам будет приятно получить их в жертву. Молодец, Ильман! Всё будет доложено князю.
Ильман Карась поклонился низехонько. Ну и что с того, что молод еще Лейв-варяг, молоко на губах едва обсохло? Что с того, что туповат, зато жесток, исполнителен. За то и ценит его Дирмунд-князь, знал об этом Ильман, потому и кланялся — спина-то, чай, не переломится.
А Копытная Лужа чувствовал себя в новом острожке владетельным князем! До Дирмунда далече — когда еще тот приедет, — не то что на старом месте, у капища. Капище и здесь было — новое, тщательное обустроенное, на глухой поляне средь густого елового леса. Жаль только дуба не было, любимого дерева Перуна... и Крома. Зато были идолы, вырезанные из крепкого бука. Род, Святовит, Перун... И еще один — самый большой — безликий! Вкопанные в землю, они хмуро смотрели на каждого, кто осмеливался войти в узкие воротца ограды. На толстых губах никогда не пересыхала кровь. Бычья, куриная, кобылья и — пока лишь иногда — человечья. Пока...
Копытная Лужа не очень любил сам приносить жертвы — страшился гнева друида. Еще чего-нибудь не то сделаешь. Вот приедет Дирмунд-князь — тут у него все жертвы под рукой, выбирай любую: хочешь — светлорусого, с вороватыми глазенками парня, хочешь — прежних девок. Всех их, приведенных Ильманом, бросили в крепкий поруб, да не как раньше — надежную стражу выставили. Посидите покуда, а там...
— Хочешь ту златовласку, Немил? — проследив за взглядом отрока, с ухмылкой спросил Лейв. С
