дождался, когда откроется створка.
В то же предрассветное время на Копыревом конце, на постоялом дворе Зверина, не спали двое: Ярил и Любима. Сидя у очага, парень гладил черные, распущенные по плечам волосы девушки, смотрел в ее темные очи, не смея думать о большем. Нет! Эта девушка останется чистой! И станет его женой, обожаемой и любимой. Не зря же ее так назвали!
— Свет мой, — тихо шептал Ярил. — Я должен ненадолго уехать… так, заработать на свадьбу выкуп.
Любима вдруг сильно тряхнула головой:
— Не лги мне, Ярил. Староста Корислав рассказал мне… Я знаю, тебе надо бежать, и бежать немедленно! Мечислав и его люди достанут тебя здесь, растерзают… Я… я не хочу этого, потому…
— Потому что устала видеть меня?
— Потому что люблю тебя, глупый! Слезы стояли в темных глазах девушки.
— Беги же, беги немедленно. Они здесь все равно не дадут тебе спокойно работать, а так… Альдегьюборг — богатый город. Еще его называют — Ладога.
— Ты знаешь и это?
— Порубор, мой недавно обретенный братец, проведет тебя к ладожским купцам. Нужно спешить… Где ж Поруборе? Должен бы уже давно быть… Что там за стук? А вот, кажется, и он.
И впрямь в корчму вошел Порубор — как всегда, изысканно одетый, красивый. Обняв сестру, взглянул пристально на Ярила:
— Готов?
Тот кивнул, сглатывая слюну. Тяжело было прощаться с любимой, да и с родным городом, где знаешь каждый закоулок, каждый кусток, тоже нелегко.
— Тогда идем. Волимир-гость ждет знающего человека, при случае умеющего отремонтировать ладью. Ты ж сумеешь?
— Конечно. — Ярил улыбнулся, крепко обнял Любиму, поцеловал в уста.
Со двора заглянул недовольный отрок. Усмехнулся, покашлял:
— Ну, скоро ты там?
— Корабли купца Волимира завтра отправятся в Альдегьюборг, — со значением взглянув на Истому, произнес Дирмунд. — Вернее, уже сегодня. Я дам тебе серебра — заплатишь Волимиру за путь. Да не высовывайся там и не в свои дела не лезь. Важно, чтоб ты спокойно добрался до Альдегьюборга. Найдешь подходящую корчму и будешь ждать там корабль из Вика… Эх, жаль, так не вовремя помер Ильман Карась! Вот кто пригодился бы в Альдегьюборге.
— Я знаю град не хуже, чем он, княже, — обиженно сказал Истома.
Князь усмехнулся:
— Надеюсь. Ты будешь встречать там каждый корабль, пока не увидишь молодого высокого парня, которого зовут… будут звать… Гм… ну, хотя бы — Варг. Да, Варг. Ты будешь полностью подчиняться ему.
— Но как я его узнаю?
— Узнает он.
— Это будет твой особо доверенный человек, княже?
— Нет, вовсе не особо доверенный, — друид усмехнулся, и в черных колдовских глазах его вспыхнули желтые искры. Встав, он подошел к сидевшему на лавке Истоме, положил ему руки на плечи, заглянул прямо в глаза.
— Это не будет мой доверенный человек, нет, — грозным шепотом повторил друид и воскликнул громко, так, что на улице загалдели грачи на деревьях: — Это буду я!
Глава 5
ВАРГ
Наши дни. Норвегия
Чего бояться,
Коли решился
Пойти на опасное дело:
Час предназначен,
И день исчислен…
Декабрь. Кроны деревьев, покрытые белым сверкающим инеем, напоминающие замерзшие лапы троллей. Темно-коричневые, покрытые снегом скалы, с них — вниз, брызгами в море — бутылочно-зеленое стекло водопада, а дальше фьорд, узкий, извилистый, синий, как небо. Не это, зимнее, а летнее или, по крайней мере, весеннее, такое, что, когда смотришь, становится радостно, словно встретил нежданно- негаданно старинного друга-приятеля. Ну, такое небо летом, а сейчас… Серые промозглые облака, унылая хмарь… О, не видеть бы этого — скорей бы стемнело, и тьма, надо отдать ей должное, вовсе не заставляет ждать, наваливается на город черным мохнатым демоном, таким же холодным, как это тоскливое небо, а глаза демона — желтые гирлянды фонарей, тянущиеся вдоль шоссе, убегающего в горы. Декабрь…
Ханс продышал дырочку в затянутом инеем автобусном стекле. Темное небо, дома, подсвеченные разноцветной рекламой, пробегающие мимо автомобили. Вот, похоже, и нужная остановка. Ханс задержался у дверей — вообще-то можно сойти и на следующей или все-таки…
— Выходишь, мальчик?
Толстая, похожая на гусыню, старуха. Выходит ли он? Да, выходит.
— Пожалуйста, побыстрее, мальчик… Побыстрее… Да пожалуйста!
Тротуар. Узкий, выскобленный дворниками. Люди. Впереди, навстречу — смешной старик. Чем-то — может быть, улыбкой или просто морщинистым добрым лицом — похожий на рождественского гнома Юлениссена, что живет в столичном пригороде Корсегаардене на небольшой площади Торгет- Трегаарденс-Юлехус. Раньше, когда Ханс был маленьким, он часто писал ему письма на Рождество. Когда был маленьким… И когда еще были живы родители. Хотя… они не так давно еще были живы… Чуть больше месяца прошло после их нелепой гибели. Именно что нелепой — надо же погибнуть от молнии в ноябре! Одноклассники только диву давались. Ну, сочувствовали, конечно. Да только что ему, Хансу, до их сочувствия? Родителей-то не вернешь, как ни крути. Ханс сглотнул слюну. Вот еще один смешной старик — с бакенбардами, толстый, похожий на увальня сенбернара… знакомый такой. Черт побери! Так это ж полицейский комиссар… как бишь его имя? Не вспомнить. Ишь как спешит, не заметил даже, свернул с тротуара — прямиком, по сугробам, к машине, старому вишневому «вольво». И вдруг перед глазами мелькнул… Нет, показалось… Рядом тормознуло такси — синий «СААБ». Знакомая тачка… Ханс остановился, замахал рукой:
— Наше вам, господин Йоргенсен! Никак опять до поздней ночи работаете?
Таксист — длинноусый, круглолицый — выходя, улыбнулся в ответ:
— Привет, Ханс. Как дела?
— В клуб иду, договорились с Нильсом.
— Репетируете?
— Да помаленьку… Таксист усмехнулся:
— Ну, будете играть, позовите на концерт.
— Обязательно.
Попрощавшись, Ханс пошел себе дальше, мимо огромных сугробов — с утра шел снег, вот и не
