Маша-то.
— Ты, Фекла, о разговоре нашем ей не говори ничего. Так, присматривай иногда. А как что худое заметишь — сразу беги к келарю.
— К отцу Амвросию?
— К нему.
— Сполню, батюшка.
— Ну, Бог в помощь.
Вечером, вытянув ноги к горячей печке, сидел Митря на лавке, в старом доме покойного боярина Ставра. Не нашлось у боярина смелой родни, чтоб высудить дом и усадьбу у московского князя. Так и поселились в доме московские, да и Митря прижился. А вольготно без Ставра — сам себе хозяин! И все дворовые девки — твои!
Девки, значит… Хлопнул Митря в ладоши, слугу позвал:
— Эй, Максютка!
— Здесь, батюшка! — высунулся в дверь чернявый косоротый парень. Видно, в детстве порвали в драке рот, так и сросся, налево губами скособоченный.
— Собирайся. Засветло поскачете с ребятами. Сам знаешь куда… Скажешь, есть для Аттамира-мирзы товарец. Парень и девка. Обоим лет по шестнадцать. Девка — красоты неописуемой. Ровно царевна греческая. Самому бы оставил, да деньги нужны… Ежели возьмет обоих, отправим обоих. Ежели только девку, то… Ну, там видно будет. Скорее всего, парня порешить придется.
— Сделаем, батюшка Митрий Акимыч! Порешить — это мы враз, сам знаешь.
— На то вас и держу, смердов.
Над ночным засыпающим Новгородом вставала золотистая луна. Лаяли-заходились собаки во дворе усадьбы. За городской стеной воем отзывались волки.
Олег Иваныч устало посмотрел на заваленный бумагами стол. Новая должность куда как хлопотна. Прежний посадник, Епифан Власьевич, возиться с бумагами не любил и просто забрасывал их в огромных размеров сундук, безо всякой регистрации. Думал поручить потом дьякам, да благополучно о том забывал, о чем не особенно и печалился. Пес с ними, с бумагами.
Разобраться с подобным архивом оказалось делом трудным. Хорошо еще, помогал Гриша.
Вот и сидели они сейчас вдвоем, полуночничали. С утра намечался молебен. Потом — ливонское посольство. Потом — купцы-ивановцы. Потом… В общем, не продохнуть.
После вечерни — а они ведь с Гришей и туда не поспели, грешники! — заглянула Софья, поглядев на суженого, покачала головой да махнула рукою: сиди уж, разбирайся. Сегодня вечером обещались прийти новые подруги, из тех боярынь, с которыми Софья близко сошлась во время предвыборной агитации. Устроить небольшие посиделки, вспомнить девичество, заодно порешать, как ловчее провести через вече и Совет Господ закон о женском равноправии. Ну, хотя бы пока в вопросах голосования… Мужья на посиделки не пустят? Пусть только попробуют! Забыли, как горшки с кашей в головы летают?
Ульянку, кстати, тоже позвали, секретарем — решения новоявленного женсовета записывать. Гришаня только и посетовал, что прошлой ночью слишком уж мало читал Ульянке Аристофана. «Женщин в народном собрании».
Услыхав такое, Олег Иваныч засмеялся. Не просто засмеялся — захохотал:
— Ночью, Гриша, делом заниматься надо, а не книжки умные читать!
Гриша надулся, углубившись в бумаги. Аккуратно раскладывал в разные кучи, в соответствии с их принадлежностью. Уголовные дела — к уголовным, имущественные тяжбы — к имущественным, земельные — к земельным.
— А вот это не знаю, куда и класть. Глянь-ка, Иваныч. Вон, тут человек пропавший… И вон, тоже такая же заява.
— Складывай пока вон в тот угол, потом перечтешь и выпишешь общее.
— Какие красивые девки! — не отрываясь от чтения бумаг, заметил вдруг Гриша.
— Ты чего это про девок? Ульянки, что ли, мало?
— Да нет, — Гриша смахнул со лба прядь длинных волос. — Вот ты сказал выписать общее. Я и выписываю. И смотри, что выходит: все пропавшие — а тут уже восемь случаев за последние два года — красивые молодые девчонки. Одной шестнадцать лет, другой четырнадцать, третьей…
— И что, все красивые?
— Сейчас прочту описание. К примеру, вот…
— Ладно, верю. Только в чем тут странность? Мало ли мест для зарабатывания денег найдет себе красивая девушка? Если, конечно, наплюет на общественную мораль и нравственность.
— На что наплюет?
— На родителей и правила благочестия.
— А!
— Бэ! Из каких они все семей?
— Сейчас посмотрю… Гм… Похоже, все из бедных.
— Ну вот, я и говорю.
Олег Иваныч вытер со лба пот. В палатах было жарко натоплено. Подошел к окну из венецианского стекла, распахнул. С улицы ворвался свежий ветер и громкая ругань стражников. Олег Иваныч прислушался. Ругались, похоже, по-латыни. Гм…
— Слышь, Гриша, чего это они там расшумелись? Сбегал бы, посмотрел? Заодно голову проветришь.
Отрок недолго отсутствовал. Вернулся… в компании португальского дворянина Жоакина Марейры!
— Жоакин!!! Вот так встреча! Какими судьбами?! Блин, как же это по-латыни?
— Сик транзит глория мунди, — улыбнулся в бороду Жоакин. — Так проходит слава земная. Это я о сокровище.
— Ты его вывез наконец?
— Вывезли. Но без меня. Полагаю, некий хорошо известный тебе Касым…
— Не переживай, Жоакин! Думаешь, зря я так настойчиво приглашал тебя в Новгород? На Ладоге заложим верфь. Будем строить когги.
— Когги? — Жоакин Марейра презрительно хмыкнул. — Каравеллы! Только каравеллы, друг мой!
— Хорошо, каравеллы! Ты как здесь? Через Швецию или Литву?
— Через Литву. Ехал с купеческим обозом. Я ведь разорен — интриги конкурентов! Моя верфь в Порто описана и продана за долги. Работники разбежались. Долговая тюрьма неминуемо ждала и меня. Оставалась еще надежда на сокровище, но… На острове Святого Бернара я обнаружил только опустевший колодец. Нечем было даже расплатиться с капитаном судна, что я нанял. Хорошо, тот удовлетворился авансом и подкинул меня до Брюгге. Я продал все драгоценности, что были при мне, — перстни, цепочку, даже ножны. Вот, наконец, добрался. Скажу вам, сеньоры, это был нелегкий путь, очень нелегкий. Особенно в Литве и псковских землях. Несколько раз на нас нападали разбойники. О, сколько раз я вспоминал о твоей аркебузе!.. Кстати, она еще цела?
— Цела, цела.
Олег Иваныч недавно передал достопамятную аркебузу Панфилу Селивантову. Тот весьма заинтересовался и теперь налаживал производство по образцу подсмотренных в Швеции мануфактур. Мануфактуры пооткрывали многие купцы, не только Панфил. Да и некоторые бояре вкладывали денежки — выгодно. Одним из первых был недавний тысяцкий — ушлый боярин Симеон Яковлевич. Начал вдруг производить паруса и канаты. Ну, Бог ему в помощь.
— А не выпить ли нам? За встречу?
— Дык!
Исходили лаем на бывшей усадьбе Ставра злющие цепные псы, еще прежнего хозяина помнящие. Видно, кто-то под вечер прохаживался вдоль по Пробойной, к мостику через Федоровский ручей.
А чего не прохаживаться? Место бойкое. Кому на Плотницкий конец надо — уж никак мостика не минует. Хоть и смеркалось уже. Да темнота многим не указ! Находились «питухи», тащились через полгорода в корчму Явдохи, где подавали самое крепкое в Новгородской земле пойло — перевар-«зелье»,
