встретиться с журналистами, специально прибывшими из Москвы, но после того как полковник Якимович заявил ему: «У нас свои правила. Вы должны делать то, что вам говорят», – согласился на пресс- конференцию. Интервью преследовали одну-единственную цель – опровергнуть слухи о самоубийстве фельдмаршала. Паулюсу, собственно, даже не обязательно было отвечать на вопросы корреспондентов, достаточно было того, что они видели его живым.
Иностранных журналистов поразил внешний вид немецких генералов. Александр Верт писал: «Выглядят они вполне здоровыми, по крайней мере, не заметно, чтобы эти люди недоедали. Очевидно, что, пока их солдаты умирали от голода, „доблестные военачальники“ получали регулярное питание и ни в чем себе не отказывали. Только Паулюс выглядит действительно неважно – лицо бледное и безжизненное, левая щека дергается от нервного тика».
Пресс-конференция не совсем удалась. Вот мнение британского журналиста: «Обстановка очень напоминала зоопарк, когда некоторые животные проявляют к посетителям интерес, а другие сидят надувшись в углу клетки». Генерал Дебой явно хотел понравиться. Он сразу заявил журналистам о своем австрийском происхождении, как будто хотел, чтобы его не боялись. Генерал Шлемер вел себя очень раскованно. Во время интервью он вдруг повернулся к одному из конвойных офицеров и, похлопав его по плечу, спросил: «Что, снова?» (по приказу Сталина в Красной Армии вновь были введены погоны). Генерал фон Арним был озабочен только судьбой своих личных вещей и поведал журналистам, что он в связи с этим думает о честности русских солдат. Арним заявил: «Офицеры ведут себя весьма корректно, но солдаты – это просто наглые грабители!»
В Заварыкине пленным генералам были отведены две крестьянские избы. Психологическое напряжение, порожденное пленом, толкало немцев на непредсказуемые поступки. Однажды утром полковник Адам приветствовал Богомолова нацистским салютом и возгласом: «Хайль Гитлер!» Но больше всего русским доставалось от генерала Шмидта. Однажды Богомолов даже заставил распоясавшегося генерала извиняться перед девушкой из обслуживающего персонала. Своими бесконечными придирками Шмидт довел бедняжку до слез. Несколько дней спустя в другой избе произошел следующий инцидент. Пленные подрались. Богомолов так описывал этот случай: «Я открыл дверь и увидел, что немецкий генерал держит за запястья румынского генерала. Заметив меня, немец разжал руки, румын воспользовался этим и ударил его по лицу». Выяснилось, что ссора произошла из-за ножа, вилки и ложки румынского генерала. По словам последнего, немец хотел присвоить их себе.
Скрытое соперничество и взаимная неприязнь между генералами теперь вышли наружу. Гейтц и Зейдлиц всегда ненавидели друг друга. К тому же Гейтц приказал своим солдатам сражаться до последнего патрона, а сам сдался в плен добровольно, в то время как Зейдлиц, разрешив офицерам своей дивизий самостоятельно принимать решение, был захвачен русским во время сражения. Неудивительно, что отношения двух генералов были накалены до предела. Гейтц был у русских, как говорится, «на хорошем счету» и однажды отобедал с генералом Шумиловым. К тому же в Заварыкин Гейтц прибыл с тремя чемоданами, как будто заранее готовился к сдаче в плен. На вопрос, как же он распорядился последним патроном, генерал с притворным сожалением отвечал, что хотел покончить жизнь самоубийством, но начальник штаба ему не позволил.
Для вермахта настала пора подсчитывать потери. Выяснилось, что утрачено пятьсот транспортных самолетов, погибла тысяча летчиков, все наземные службы уничтожены, а 9-я зенитная дивизия вообще стерта с лица земли. Точная цифра потерь немцев в личном составе до сих пор не определена. Известно лишь, что за время проведения операции «Уран» немцы потеряли шестьдесят тысяч солдат убитыми и около ста тридцати тысяч пленными. К этому следует добавить потери, которые немцы понесли в самом Сталинграде. Данные историков во многом разнятся, но большинство сходится во мнении, что Германия в Сталинградской битве потеряла около полумиллиона человек. А Геббельс тем временем ломал голову над проблемой, как бы поделикатнее преподнести немецкому народу весть о поражении 6-й армии. Задача оказалась не из легких, и министру пришлось изрядно потрудиться над ее решением. Прежде всего Геббельс спешно мобилизовал средства массовой информации. Редакторам газет было дано строгое указание при описании трагедии использовать только слово «большевики», но никак не русские. На радио нагнеталась атмосфера всенародной скорби. В целом же германская пропаганда должна была создать очередной миф о героях Сталинграда, чьи имена будут навечно вписаны в трагическую страницу истории.
Официальное сообщение о капитуляции 6-й армии было сделано через сутки после того, как Штрекер сдался в плен. Обращение зачитал сам Геббельс: «Из ставки фюрера, 3 февраля 1943 года. Высшее командование вермахта заявляет, что битва за Сталинград закончена. Верная своему долгу 6-я армия фельдмаршала Паулюса полностью уничтожена превосходящими силами противника. Но эта жертва не напрасна. Армия погибла, чтобы Германия могла жить».
Заявляя о том, что вся 6-я армия уничтожена, нацисты сознательно шли на обман. Нигде не упоминалось о том, что девяносто тысяч солдат Паулюса во главе со своим командующим попали в плен. Однако эта цифра не раз звучала в сообщениях советского правительства, и ее повторили средства массовой информации всего мира. Неудивительно, что вскоре правда просочилась и в Германию. Все большее число немцев настраивало свои приемники на волну иностранных радиостанций.
В Германии был объявлен трехдневный траур. Увеселительные заведения не работали, все программы транслировали печальную музыку. Однако флаги не были приспущены, и газетчики не использовали черных рамок.
В гестапо явно недооценили того потрясения, которое испытал немецкий народ, узнав о гибели 6-й армии. К тому же фронтовые письма явно противоречили тону официальных заявлений. Так, например, в одном из сообщений говорилось: «Прощальные письма сражавшихся в Сталинграде солдат способствуют распространению упаднических настроений, и не только среди родственников погибших. Новости быстро распространяются в кругах мирного населения. Описание страданий, пережитых за последние недели боев, больно ранят родных и близких наших воинов, заставляя их переживать день и ночь». Геббельс, однако, предвидел возникновение такой проблемы и распорядился изымать письма, идущие из 6-й армии, 17 декабря он записал в своем дневнике: «Необходимо и в дальнейшем конфисковать эти письма, поскольку они служат интересам большевистской пропаганды в Германии».
Советская сторона тоже предпринимала шаги в этом направлении. Немецкие военнопленные, содержащиеся в лагерях НКВД, имели право писать письма домой, но сам текст подвергался жесткой цензуре.
Паулюс понимал, что нацистские власти постараются превратить сталинградскую катастрофу в героический миф. Может быть, именно это заставило его 9 января отклонить предложение Рокоссовского о капитуляции. На сей раз «козлами отпущения» стали не коммунисты и евреи, как в 1918 году, а генералитет и аристократия. Доктор Геббельс свободно мог обрушить целый шквал обвинений на любого неугодного ему генерала или аристократа.
Князь Отто фон Бисмарк, немецкий посол в Риме, вечером 31 января отдыхал с женой в отеле «Палас» в Сент-Морице. Неожиданно раздался телефонный звонок. Звонили из немецкого посольства в Берне: «Прекратите танцы! Сталинград пал!» – прокричал в трубку возмущенный голос. Дипломаты знали, что Сент-Мориц – любимое место отдыха высших чинов СС. Намека оказалось достаточно.
От рассказов о солдатах и офицерах, сражавшихся плечом к плечу, министерство пропаганды перешло к
