приближающегося к солнцу. Майкл окликал её, но она всё бежала, пока её не остановила крона черешни. Тогда он умолк. Его правая ладонь сжималась и разжималась, и он не сводил глаз с черешни.
И вдруг подошел к дереву, у которого стоял мистер Ребек. И сел.
– Послушай, объясни мне как старший: что я сделал?
– Не знаю, – ответил мистер Ребек, – но она сильно расстроена.
– Прекрасно. Я тоже расстроен, – он подумал о карикатурах Турбера и ухмыльнулся. – Все мы расстроены. Но почему она расстроена больше, чем я? Она же не самоубийца!
– Ты уверен? Она – нет.
– Я-то, конечно, уверен. Такие самоубийством не кончают. Такие живут надеждой и всё ждут или телефонного звонка, или телеграммы, или письма, или стука в дверь, или случайной встречи на улице с кем-то, кто увидит, как они прекрасны. Они думают о том, чтобы покончить с собой, но ведь если покончишь с собой, как потом ответишь на телефонный звонок?
– Интересно, – пробормотал мистер Ребек. – Конечно же, некоторые из них…
– О, конечно, с некоторыми это случается. Они устают от вздорных писем, где адрес отпечатан с помощью восковки, а конверт заклеен весьма грубо. Но не эта. Она бы себя не убила. Она могла бы себе позволить проиграть идею, потому что никто бы и не попытался доказать, что она об этом задумывалась. Ну, а что касается, меня, то у меня бед хватает. И если кто-то имеет право расстраиваться, так это я.
Мистер Ребек повернул голову и взглянул на него:
– Майкл, ты всё ещё уверен, что тебя отравила жена?
– Уверен? Чёрт возьми, да я всего лишь удивлен, что она прибегла к яду. Мне всегда так нетрудно было вообразить себе Сэнди с мясницким ножом в руке.
– И что же случилось? Ты помнишь?
– Ну, если по существу, – ответил Майкл, – то вроде бы в тот вечер мы отправились в гости. Не помню, к кому, но здорово уверен, что там было что-то вроде приёма. И, кажется, проходило это не ахти как. А когда у нас с Сандрой начинается грызня, нам все равно, где мы. Однажды мы едва ли не перегрызли друг другу горло на спектакле в «Метрополитен Опера», и нас выставили. Очень вежливо.
– Почему же ты был таким забиякой?
Майкл пожал плечами.
– В любом случае, мы пришли оттуда домой и, возможно, помирились, а, возможно, и нет, – внезапно он усмехнулся. – Думаю, и то, и другое. Помню, Сандра приготовила два напитка, а это, как правило, означало предложение помириться. Но потом она ушла в спальню, а я лёг в гостиной, значит, у нас должны были продолжаться настоящие боевые действия, – он подтянул к себе колени и взглянул через лужайку туда, где кончалась тропа. – Мы не были тем, что можно назвать «дружная семья».
– Ты её очень любил, – сказал мистер Ребек.
Майкл принял это за вопрос.
– Гм-гм. Да, были такие странные моменты. Она – не из тех женщин, которых можно любить сколько- нибудь продолжительное время, – он резко покачал головой. – И вот я удалился в одиночестве на свой диван и быстро уснул. Это должно было её задеть. Затем – и это я помню очень четко – я проснулся весь в поту. А в желудке было такое ощущение, словно я проглотил горячую металлическую плиту, – он взглянул на мистера Ребека. – И я сразу же понял, что Сандра меня отравила. Я не подумал, будто съел тухлое яйцо или что-то ещё. Попытался встать, но не смог. Подумал: «Добилась, сука». Сука и вправду своего добилась. Затем всё пропало – я умер, а когда я пришел в себя, надо мной пели что-то наподобие «Гаудеамус игитур». А остальное ты знаешь.
Майкл поднялся и сделал несколько шагов, топая тем самым особенным образом, который уже раньше подметил мистер Ребек.
– Я помню всё, как если бы это происходило сейчас. Я попытался это забыть, как забыл многие стихи и то, стал ли я полным профессором. Но это не уходит. Она вполне может выкрутиться, сказав, что я покончил с собой. Я не удивился бы, если бы так случилось. Но я знаю, что меня убила она так же определённо, как и то, что я мёртв.
Мистер Ребек медленно выпрямился.
– Что же, мы можем проследить по газетам, как идет процесс.
– А мне всё равно, как он идет. Если её признают виновной – прекрасно. Это не вернет к жизни доброго старого меня, но это было бы прекрасно. А если решат, что невиновна – ладно, я-то знаю, что виновна, и буду испытывать чувство умиротворения, – теперь он стоял посреди лужайки спиной к мистеру Ребеку. – И всё же мы вполне могли бы понаблюдать, как идёт дело. Вот дьявольщина-то, – внезапно он обернулся. – Но я хотел бы знать, какого рода причину для моего самоубийства выдвинет Сандра. Она – девочка с богатым воображением, но это стоит больших денег.
– А она не может сказать, что ты… Ну, впал в депрессию в последнее время?
Майкл фыркнул.
– Вот как раз из-за этого-то мы и сцепились. Я не был в депрессии. А она считала, что в моем положении любой человек должен впасть в депрессию. В моем положении – она об этом так говорила, как если бы я связался с какой-нибудь индейской съестной лавкой, – он снова резко качнулся и, беспокойно крадучись, направился к подножию мавзолея. – Возможно, что-то такое и было, но Сандра плясала вокруг костра, вопила, как ведьма, и подливала керосину.
На миг мистер Ребек подумал, что Майкл содрогнулся. Образ Майкла заколыхался и вроде как начал меркнуть. Затем снова стал прежним, словно отражение в воде, которое лишь на миг разбил камень.
– Она ничего не имела против того, чтобы я преподавал. Не думайте. Просто она хотела, чтобы я стал важной персоной. Ей постепенно надоело готовить обеды для меня и немногочисленных учащихся и после этого проигрывать в гостиной запись «Трёхгрошовой оперы». Она была жадной женщиной, моя Сандра, она хотела, чтобы я реализовал себя, чтобы стал всем, чем, как она считала, я могу сделаться. Жадная женщина. Впрочем – весьма сексуально привлекательная. У неё были прекрасные волосы, – и вот он замолчал, остановившись перед грязно-белым зданием и не бросая тени на запертую дверь.
«Какая подходящая ситуация, чтобы мудрый и понимающий человек сказал несколько слов, – подумал мистер Ребек. – Надо бы мне такого выписать. Возможно, я мог бы поместить в газете объявление. Ворон мог бы что-нибудь посоветовать. И нам бы удалось заполучить к себе мудрого и понимающего человека. Ведь кто-то должен таким быть».
Майкл глядел прямо перед собой и наконец, не поворачивая головы, спокойно сказал:
– Вот идет твоя леди.
– Что? – не понял мистер Ребек. – Кто идет?
– Да, чёрт возьми, вон она приближается по тропинке. Ты её не видишь?
– Нет, – мистер Ребек медленно подошел к Майклу. – Пока что не вижу. Скажи, кто там.
– А ты её знаешь. Вдова, та самая, у которой муж похоронен где-то неподалёку.
– А, знаю, – сказал мистер Ребек. Он встал на цыпочки и вытаращил глаза. – Да, я её вижу.
– Вероятно, снова идет навестить своего мужа, – сказал Майкл. Он смотрел мимо мистера Ребека. Мистер Ребек куснул костяшки пальцев.
– О, Боже мой, – сказал он. – О, Господи!
– Ты, похоже, нервничаешь. И, можно сказать, преждевременно. Не уйти ли мне отсюда куда-нибудь и не посчитать ли собственные пальцы?
– Нет-нет, – торопливо сказал мистер Ребек. – Не надо, – он начал отступать, волоча ноги и не сводя глаз с приближающейся маленькой фигурки.
– А она довольно-таки основательно дала кругаля, чтобы навестить своего мужа, не так ли?
– Да, я как раз об этом подумал.
– Если ты пытаешься спрятаться за меня, – сказал Майкл, – это кажется несколько бессмысленным.
Мистер Ребек прекратил пятиться.
– Я не прятался. Но я хотел бы подумать, что же мне ей сказать? Что я могу сказать?
– Что-нибудь прекрасное, – беззаботно ответил Майкл. Он начал медленно уплывать, словно уносимая течением лодка. – Что-нибудь нелепое и прекрасное.
– Я бы хотел, чтоб ты остался, – сказал мистер Ребек.
– А я подумал, что хорошо бы мне пойти и поискать Лору. У тебя и так есть общество, а ей его,
