Синие глаза тщательно оглядели его.
– Ты, должно быть, ограбил совсем крохотную могилку. У тебя только и есть, что один карман.
Что-то должно пробудить в этом человеке чувство ответственности. «Удача, что он мне подвернулся», – подумал мистер Ребек. Он встал поудобнее и похлопал по распахнутой ладони указательным пальцем.
– Предполагается, что вы не принимаете решений, – сказал он терпеливо. – Предполагается, что не вы определяете, кто вор, а кто нет. Это не ваше дело. Вы меня слушаете?
– Ага, – сказал тот и потряс бутылкой перед лицом мистера Ребека. – Ну, так ты хочешь выпить или нет?
– Дай её мне, – устало согласился мистер Ребек. Он был рад, что этот парень не собирается его арестовывать. Но то, как легко незнакомец пренебрегает своими обязанностями, опечалило мистера Ребека и слегка испортило ему настроение. Он вспомнил все ночи, когда он дрожал от испуга в уборной, двигался на цыпочках, отчаянно желая, чтобы дверь не скрипнула, угадывая свою участь в эхе каждого своего шага, опасаясь даже взглянуть ненароком на освещённый домик по ту сторону дороги: а вдруг и это как-то привлекло бы внимание сторожей? «Я мог бы маршировать здесь в армейских ботинках, – горестно подумал он, – пьяным голосом распевая песни и кидая в дверь камни, а он бы даже и не шелохнулся во сне». Теперь мистер Ребек понял, что испытывал удовольствие от своих тайных прогулок к уборной и жалел, что этого больше не повторится.
Он отхлебнул из бутылки – и не подавился, хотя пил впервые за 19 лет. Шоколадно-угольный букет рома согрел ему горло, пробегая в желудок.
– Спасибо, – сказал он и протянул бутылку хозяину.
Тот покачал головой.
– Это тебе, – сказал он, пихнув бутылку назад, к мистеру Ребеку, с достаточной силой, чтобы тот пошатнулся. – Я ещё свою не кончил.
– Что же, это достаточно справедливо, – сказал мистер Ребек и снова отхлебнул. Затем, вспомнив о хороших манерах, протянул верзиле руку и представился:
– Меня зовут Джонатан Ребек.
– Кампос, – представился верзила и пожал руку мистеру Ребеку со сдержанной любезностью человека, знающего свою силу. Почти что сразу же он расслабился. – Давай присядем где-нибудь с этим добром.
– Очень хорошо, – сказал мистер Ребек. – Но я хочу выяснить одну вещь. Вы – прекрасный парень и прекрасно угощаете своих посетителей, но сторож вы – самый никудышний из всех, каких я только видел. Пусть у нас не будет взаимных претензий.
– Не будет, – согласился. Кампос. – Никаких. Только я всегда думал, что я довольно неплохой сторож.
– Ты – ужасный сторож, – сказал мистер Ребек. Он тронул Кампоса за руку. – Извини, я не хотел тебя обидеть. Но кое о чём надо сказать.
– Я – ужасный сторож, – громко промычал Кампос. И вяло пожал плечами. – Что ж, не каждый день узнаёшь что-то новое. Садись. Ну, давай садись.
И они уселись вдвоём на траве перед сторожкой. Кампос тут же вскочил и бросился в сторожку. Почти немедленно он вернулся с переносным транзистором в кожаном футляре, прижатом к груди.
– Моя музыка, – объяснил он. Он поставил приёмник наземь, включил и настраивал его до тех пор, пока не поймал станцию, передававшую классическую музыку. Затем опёрся о стену домика и ухмыльнулся мистеру Ребеку. – Всё время её слушаю.
Мистер Ребек уселся рядом с ним.
– Очень здорово, – с наслаждением сказал он. Бутылку он держал на коленях, перекатывая её в ладонях.
– Все это чёртово время я её слушаю, – сказал Кампос. – С тех пор, как здесь работаю.
– И как давно?
– Уже год. Меня сюда Уолтерс устроил.
Мистер Ребек потерял осторожность.
– Это такой светловолосый парень?
– Угу, – на мгновение в чернильно-синих глазах Кампоса вспыхнуло подозрение. – А ты откуда знаешь, каков из себя Уолтерс?
Легкомысленная надежда, что возмездие отменено, которую позволил себе мистер Ребек, умерла где-то в желудке с возгласом упрека. Струйка рома, попав в трещину на губе, вызвала жжение.
– Я уже видел его, – сказал он, – когда бывал здесь раньше. Видел, как он ведёт грузовик. Кажется, ты в тот раз был с ним.
Но от Кампоса было не так легко отделаться. Его громадная лапа схватила бутылку, которую держал мистер Ребек, и вырвала её.
– Не смей расплескивать мой ром. Как ты вообще очутился здесь в такое время? Мы закрываемся в пять.
– Меня заперли, – тут же сказал мистер Ребек. Он умоляюще улыбнулся Кампосу. – Сам знаешь, как летит время, когда посещаешь чью-то могилу. И прежде чем я понял…
– Ну, не пришел же ты прямо в этом халате, – усомнился Кампос. Он указал на ноги мистера Ребека. – И в этих ковровых тапочках. Уолтерс бы тебя не впустил. Я ещё мог бы, потому что я бы мог слушать свою музыку и ничегошеньки не заметить. И ты бы мог пройти мимо меня, потому что я иногда чего-то не замечаю. Но Уолтерс бы тебя сюда не впустил, да ещё и так одетого.
Он закончил на такой торжествующей ноте, что мистер Ребек перекрутил подол своего махрового халата, понимая, что попался. Ему только и оставалось, что понадеяться на милосердие Кампоса. А по части милосердия опыт мистера Ребека был таков, что оно имеет тенденцию прогибаться под тяжестью человеческой души. Но он очень устал, и было 3 часа утра, и он сидел бок о бок на кладбище с чужим, склонным к подозрительности человеком – всё это его стремительно старило. Если что-то должно случиться – пусть сейчас, пока с ромом и видимостью дружбы не совсем покончено.
– Я здесь живу, – бесстрастно сказал он. – Я живу в старом мавзолее, и довольно давно. Ну, а теперь либо зови полицию, либо верни мне ром. Я слишком стар для подобных штучек.
– Ах да, – сказал Кампос. – Я-то даже и не сообразил, что ром – у меня, – он вернул бутылку мистеру Ребеку, который посмотрел на него с мгновение, а затем стал пить напряжёнными и гулкими глотками. Когда он наконец поперхнулся, Кампос похлопал его по спине и помог ему выпрямиться.
– Конечно, я понял. Уолтерс тебя не впустил бы, – объяснил он. – Вот я и решил, что как раз что-нибудь эдакое, – он потянулся, чтобы пощупать ткань халата. – Ты же простудишься, если будешь так бегать. Ты просто наверняка простудишься.
– Нет, не простужусь, – возразил мистер Ребек. – Ночь очень теплая.
– Всё равно, – сказал Кампос. Он усилил громкость приемника и принялся демонстративно слушать струнный квартет. Это было что-то из Моцарта. Или из Гайдна. То немногое, что знал мистер Ребек из классической музыки, он начисто забыл. Но он видел, что Кампос смотрит на него, ожидая одобрения, закрыл глаза и мягко замычал, дабы показать, что он тоже слушает.
– Здорово, а? – Кампос явно жаждал похвалы своему вкусу. – И всё скрипки. Они дают мне чувство освобождения.
– Освобождения, – повторил мистер Ребек. Он немного побаивался произносить это с вопросительной интонацией. – Да, освобождения.
– Как если бы мне было двадцать, я ни на кого не работал бы и мог бы летать, – сказал Кампос. – Такого вот освобождения.
Они вместе слушали струнный квартет. Музыка была радостной на поверхности и печальной в глубине, и она согрела мистера Ребека не меньше, чем ром. Мистер Ребек лежал на траве, закинув руки за голову, бутылка рома балансировала у него на груди, а он глядел сквозь деревья на немногочисленные звёзды, которые здесь виднелись.
«Это очень приятно, – сказал он сам себе. – Мне все это кажется необычным, потому что я не так уж и часто этим занимался, но, возможно, для этого-то и существует человек. Возможно, конечно, это и не так». Это может быть просто недурной способ проводить время: с музыкой, выпивкой и другом, хотя он и не знает по-настоящему, может ли он считать Кампоса другом. Кампос слишком непредсказуем даже для друга – не
